Знаменосцем и вершителем этого изменения мог стать только святой Бернард (Бернард Клервоский). В экзегезе и проповеди великого аббата монастыря Клерво Мария освятилась не в момент воплощения Слова в плоть, не тогда, когда преподнесла Богу тварные элементы своей человеческой природы, что сделало возможным спасение человечества. Напротив: чтобы она была удостоена этого уникального преимущества, было необходимо, чтобы ее чудесное освящение произошло раньше, а именно в лоне ее матери Анны. В одной из своих проповедей Бернард Клервоский пишет о Вознесении Девы Марии (II, 8): «Несомненно Мария унаследовала от своих родителей первородный порок. Но христианское благочестие решительно запрещает нам верить в то, что она получила меньшую привилегию,чем Иеремия, который был освящен в лоне его матери, или Иоанн Креститель, который еще до рождения исполнился Святого Духа. Рождение Марии не праздновалось бы так торжественно христианским обществом, если бы она не родилась уже святой. Поэтому согласно благочестию следует верить в то, что Мария никогда в действительности не согрешила».
В окружении Святого Бернарда теперь появляются светлейшие представители мариинской мистики; Ришар Сен-Викторский, Петр Пиктавийский, Иннокентий III и, наконец, Фома Аквинский принимают его объяснения и подкрепляют его идеи.
В мариологии появляется нечто новое; мы даже можем сказать, что нечто новое появляется в христианских взглядах на жизнь в целом. Средневековье было глубоко пропитано пессимистическими учениями Августина. Само упорство, с которым культ Марии превозносил девство Марии, показывает, что из очень богатого образа Богоматери был взят единственный аспект — аспект Девы, который вызывал глубокое чувство благоговения в христианской общности. То есть мнение о моральном значении человеческого размножения и непорочного аскетизма является, так сказать, основой для литургического и теологического развития христианства.
Если основа общественного и духовного развития человеческого общества в определенной мере зависит от демографических условий, можно утверждать, что любое изменение в населении после тысячного года, которое нам известно благодаря монастырским реестрам, обязательно отражалось и в проявлениях набожности, а также в интеллектуальном наследии организованного христианского общества. Немногие статистические данные, которые можно обнаружить в монастырских документах и списках населения, привязанного к монастырям и феодалам, указывают после тысячного года на оживленный рост населения, который вероятно стал одной из причин упадка сеньории: она больше не могла прокормить собственное население, занимающееся сельским хозяйством. Одновременно с этим указанный рост стал причиной внезапного расцвета монастырских учреждений цистерцианцев, которые прежде всего как крупные кооперативные организации способствовали трансформации экономики и средств производства, а также рынков, и действовали как свободные объединения, от которых закабаленные крестьяне могли получить признание их личной автономии и нравственного достоинства.
Определенно, не случайно, что именно в это время простонародная набожность меняет образ Девы образом Матери Марии: ведь и с религиозной точки зрения материнство имеет большее значение, чем целомудрие. И в этой связи также смягчается строгость учения о первородном грехе, из которого Августин сделал такой мрачный и угрожающий любой сексуальности догмат. Она допускает только одно исключение: Марию.
Преувеличенно пессимистическое отношение ко всему, что касается кругооборота человеческого размножения, всегда инспирировало ужесточение формулировки учения о непорочном зачатии и рождении Иисуса, а также о приснодевстве Марии. Но теперь растущее почитание материнства и в связи с этим рост населения неизбежно привели к смягчению, а позднее даже к полному исчезновению учения Августина о телесной похоти, которая для этого отца церкви и является первородным грехом. Первым доказательством краеугольного изменения учения о человеке в средневековом христианстве фактически являются самые ранние благочестивые и теоретические проявления того чувства, которое в итоге привело в девятнадцатом столетии к принятию догмата о непорочном зачатии Марии. По Августину первородный грех свойственен телесной связи, поэтому он бы обязательно отвергнул то, что зачатое обычным образом существо могло бы быть свободным от него. Такое освобождение для Августина было бы возможным только при условии сверхъестественного и чудесного зачатия силой Святого Духа.
Поэтому освобождение Марии от первородного греха возможно было только двумя путями: нужно было принять сверхъестественное зачатие силой Святого Духа и для нее самой или телесную связь следовало рассматривать совершенно иным образом, чем это делал Августин. Ведь средневековое христианство приняло эту его точку зрения.
Но христианские массы были не в состоянии немедленно и полностью понять эти абстрактные требования. Они гораздо больше теологов находились в непосредственном соприкосновении с физическими и материальными законами демографических изменений и социальных перемен. Можно было бы сказать, что уже праздники в честь Непорочной Девы Марии представляли собой протест против пессимистического августианского учения. И эти протесты начались на Востоке. Мы видим их на том же пути, который однажды в древние времена прошла Богиня со змеями, когда она двигалась с
Крита в Элевсин, где во время мистерий в ее честь проводился ритуал плодородия. В действительности именно Андрей Критский в первых десятилетиях восьмого столетия в своих канонах отмечал праздники церковного года и среди них девятого декабря чудесное зачатие Марии в лоне Анны. А всего несколько лет спустя Иоанн Эвбейский в Аттике в примечательной проповеди также славит чудо зачатия Марии, дома, «не построенного рукой человеческой».
С Востока праздник зачатия Богородицы пришел и в латинскую церковь: в одиннадцатом столетии он уже был широко распространен вплоть до церквей Северной Европы.
Впервые мы находим описание рождения Марии как чудесного события в древнем «Протоевангелии от Иакова». Согласно апокрифу Анна была бесплодной. И столь горько стало Иоакиму, и не пошел он к жене своей, а ушел в пустыню, поставил там свою палатку и постился сорок дней и сорок ночей, говоря: не войду ни для еды, ни для питья, пока не снизойдет ко мне Господь, и будет мне едою и питьем молитва. А дальше в тексте говорится: «А жена его Анна плакала плачем и рыданием рыдала, говоря: оплачу мое вдовство, оплачу мою бездетность. Но вот настал великий день Господень, и сказала ей Юдифь, служанка ее: до каких пор будешь ты терзать душу свою? Ведь настал великий день Господень, и нельзя тебе плакать. Возьми головную повязку, которую мне дала госпожа за работу: не подобает мне носить ее, ибо я слуга, а повязка несет знак царственности. Анна ответила: отойди от меня, не буду я этого делать: Господь унизил меня. Не соблазнитель ли внушил тебе прийти, чтобы и я совершила грех вместе с тобою? И ответила Юдифь: зачем я буду тебя уговаривать? Господь закрыл твое лоно, чтобы у тебя не было потомства в Израиле. И огорчилась очень Анна, но сняла свои одежды, украсила свою голову, надела одежды брачные и пошла в сад, гуляя около девятого часа, и увидела лавр, и села под ним и начала молиться Господу, говоря: Бог моих отцов, благослови меня и внемли молитве моей, как благословил ты Сарру и дал ей сына Исаака. И, подняв глаза к небу, увидела на дереве гнездо воробья и стала плакать, говоря: горе мне, кто породил меня? Какое лоно произвело меня на свет? Ибо я стала проклятием у сынов Израиля, и с осмеянием меня отторгли от храма. Горе мне, кому я подобна? Не подобна я птицам небесным, ибо и птицы небесные имеют потомство у тебя, Господи. Не подобна я и тварям бессловесным, ибо и твари бессловесные имеют потомство у тебя.
Господи. Не подобна я и водам этим, ибо и воды приносят плоды у тебя, Господи. Горе мне, кому подобна я? Не подобна я и земле, ибо земля приносит по поре плоды и благословляет тебя, Господи. И тогда предстал пред ней ангел Господень и сказал: Анна, Анна, Господь внял молитве твоей, ты зачнешь и родишь, и о потомстве твоем будут говорить во всем мире. И Анна сказала: жив Господь Бог мой! Если я рожу дитя мужского или женского пола, отдам его в дар Господу моему, и оно будет служить Ему всю свою жизнь. И пришли вестника два и сказали ей: муж твой, Иоаким, идет со своими стадами: ибо ангел явился к нему и возвестил: Иоаким, Иоаким, Бог внял молитве твоей. Иди отсюда, ибо жена твоя Анна зачнет во чреве своем. И пошел Иоаким, и приказал пастухам своим, сказав: приведите десять чистых без пятен агниц, будут они для Господа Бога моего, и приведите мне двенадцать молодых телят, и будут они для жрецов и старейшин, и сто козлят для всего народа» (II, IV).
