— Нет.

— Тогда почему позволила? Почему не сопротивлялась даже?

— Это физиология и ты…

— Если ты сейчас скажешь, что я взял силой, я тебя придушу, Дарька, или отшлепаю.

— Ты не посмеешь!

— Хочешь проверить?

— Какой же ты гад!

— И ты меня любишь, — без тени сомнения выдал Демьян.

— Ничего подобного.

— Любишь и я тебя люблю, Даря.

— Что ты сейчас сказал? — переспросила девушка.

— Я тебя люблю, Дарина Воронцова, — все также серьезно ответил Демьян.

Дарина даже понять не успела, как так вышло, очнулась только, когда ладонь обожгло и боль пронзила запястье. Ударила? Дарина его ударила?

Отшатнувшись, словно ожидая ответного удара, и вжав голову в плечи, Дарина попятилась к стене, с ужасом взирая на потирающего покрасневшую от сильно удара щеку брата.

И стоило Демьяну оказаться в непосредственной близости от нее, Даря практически потеряла сознание, понимая, что парень сейчас безгранично зол, что она перешла все мыслимые и немыслимые границы, и если он сейчас ударит ее в ответ, то просто размажет по стене.

— Ты совсем дура что ли? — рявкнул Демьян, нависнув над девушкой. — Правда думаешь, что я могу тебя ударить? Я? — заорал он так, что стены затряслись, а Даря в очередной раз убедилась, что брат ее как открытую книгу читает.

А потом случилось то, чего Дарина уж точно не ожидала, простонав, Демьян практически налетел на девушку, подхватывая ее и прижимая к холодной стене. Она даже рот открыть не успела, как ей его тут же закрыли уже знакомым и весьма действенным способом. Дема не сдерживался, жесткий, грубый поцелуй причинял боль, мужчина будто с катушек слетел, словно решил наказать за необдуманные поступки. И Даря в очередной раз убедилась, что сопротивление бесполезно и не может она сопротивляться, только не ему.

— Я же тебя люблю дуру, Господи, что ж ты за наказание такое, — прогремел Дема, тяжело дыша и уткнувшись носом в шею девушки.

— Поэтому ты меня бросил? Поэтому променял на другую? Поэтому не вспоминал? Потому что любишь? Хреновая какая-то любовь получается, Дема, ты не находишь?

Демьян промолчал, опустил девушку на ноги и отошел на шаг назад.

— Хреновая, — подтвердил он ее слова, — и больная. Какая нахрен другая, Даря? Какая, блядь, другая! Не было никого! Никого не было, кроме рыжей занозы в моей заднице. Я же смотрел на тебя и едва сдерживался, Даря, я бежал, как последний трус, чтобы не совершить непоправимого.

— Но ты сказал!

— Мало ли что я сказал, ты спросила, ждут ли меня, я ответил, что ждут. Остальное ты придумала сама.

— То есть я еще и виновата? Да пошел ты, Дема!

— Пойду, Даря, пойду.

— Ты мог просто сказать, ты мог…

— Мог что Даря? Мог, млин, что? Признаться, что люблю собственную несовершеннолетнюю сестру? Что люблю ее совсем не как сестру? Что я, мать твою, мог тебе сказать!

— Не надо трогать нашу мать! — выкрикнула девушка.

— Я не хотел этого Даря, не хотел. Я для тебя лучшего хотел, понимаешь, лучшего. Не себя. Если бы не уехал, рано или поздно сорвался бы.

— И что изменилось? — зло выплюнула девушка. — Или тебя только возраст смущал? Теперь все? Теперь можно, да? Дема? Теперь, мать твою, можно все? — закричала она.

— Не тронь мать, сама ведь сказала. Нет Даря, ничего не изменилось, просто я понял, что не смогу, не смогу я, блядь, издалека наблюдать и желать тебе счастья с другим. В холодном поту, блин, просыпался и продолжал убежать себя в том, что так лучше, так правильно.

— Ты решил за нас обоих, и сейчас решаешь, ты…

— Да решил, Даря! Или, может, тебе напомнить, кем я был? Может напомнить, что я делал, Даря? Так я напомню Даря, я убивал людей, я был монстром, я делал такие вещи, которые нормальному человеку в страшном сне не приснятся. Меня, сопляка двадцатишестилетнего, опасалась половина криминальной элиты страны, Даря! Это у тебя был розовый мирок, мыльный пузырь, в котором ты жила, а там, за его пределами были кровь, грязь и реальная жизнь. Такого меня ты бы хотела? Монстра, чьи руки по локоть в крови?

— Я знала какой ты, всегда знала, Дема, — выдохнула девушка, — я никогда не жила в мире иллюзий, Дема, я просто хорошо подстраивалась. Я знала, что ты за человек и лучше, чем кто-либо знала, на что ты способен. Помнишь тех двоих несостоявшихся насильников?

Демьян изменился в лице.

— Да Дема, я прекрасно знаю, что это был ты и я знаю, каким ты можешь быть монстром. Я даже видела фотографии с места происшествия, не те, что по ТВ показывали, а те, что не предназначены для масс. И знаешь что, Дема? Я пожелала им гореть в аду. Ты действительно думаешь, что я настолько слепа? И не понимаю, почему тебя называли «Граф»? Ты меня спросил? Ты меня, черт тебя дери, спросил?

— Дарька, — он улыбнулся, двинулся на нее.

— Не подходи ко мне, Дема, ты чертов гребанный эгоист!

— Эгоист, — подтвердил он.

— Ты меня не спросил!

— Не спросил!

— Так нельзя!

— Нельзя.

— Я не твоя игрушка!

— Нет, Даря, ты моя будущая жена.

— Ты невыносим.

— Согласен, — произнес он, оказавшись возле Дарины и, подхватив девушку на руки, понес ее к кровати, осторожно укладывая поверх покрывала. — И я безумно тебя люблю, — добавил, щелкнув замком на двери.

— Дема, — Дарина облизнула пересохшие губы, а во взгляде девушки плескался страх перед неизведанным.

Она прекрасно понимала, к чему все идет и боялась, до чертиков боялась продолжения.

— Боишься? — улыбнулся Демьян, нависнув над девушкой, заглядывая в душу.

Он читал ее словно открытую книгу, угадывал каждую эмоцию и в этот момент Дарина поняла, что даже если бы хотела, не смогла бы сопротивляться. А она не хотела. Нет, она не простила его окончательно, но осознала простую истину — она все еще его любит, также, как любила раньше. И не хочет, не может просто противиться этому ненормальному, необузданному притяжению.

— Марк, — прошептала девушка, так невовремя вспомнив о младшем брате, уплетающим завтрак на кухне.

— Он уже большой мальчик, все понимает, — усмехнулся Дема, и не теряя времени, распахнул белоснежный халат, открывая своему взору обнаженное девичье тело.

Инстинктивно Дарина сделала попытку прикрыться, попытку, которая была неминуемо пресечена.

— Не прячься, не надо, я хочу смотреть, ты такая красивая, Дарька и только моя, — зашептал Демьян, покрывая обжигающими поцелуями тело девушки, сводя ее с ума, подводя к той грани, перешагнув которую, пути назад уже не будет.

А еще Дарина поняла, что она вовсе не против перешагнуть черту, что она очень даже «за». И плевать, совершенно плевать, как это будет выглядеть. Просто в какой-то момент в ее голове щелкнул переключатель, словно все встало на свои места, словно вот так правильно. С ним, только с ним одним на всем белом свете. И ни с кем не будет так.

Она не могла больше его ненавидеть, не могла больше противиться чувствам, рвущим ее на части. Сердце, глупое, любящее сердце тянулось к нему одному, к ее Деме, и даже если завтра он снова исчезнет из ее жизни, она не будет жалеть о содеянном.

— Моя маленькая, моя любимая девочка.

— Дема…

Дарина выгнулась в спине, во второй раз за утро отдаваясь откровенной ласке, сгорая от стыда и мысленно умоляя Дему не останавливаться. А он, словно чувствуя, словно точно зная, чего она хочет, выводил замысловатые узоры на разгоряченной, ставшей слишком чувствительно плоти девушки.

— Еще…

— Еще? — усмехнулся мужчина, внезапно остановившись.

Дарина сначала не поняла, о чем он спрашивает, а как только до нее дошел смысл его вопроса, покраснела от самой макушки до пят и дернулась в попытке отстраниться. Это что же, она вслух что ли произнесла?

— Тихо-тихо, малышка, ты чего засмущалась?

— Я…

— Не надо, Дарь, я хочу слышать, не сдерживайся.

И прежде, чем она успела ответить, прежде чем успела взглянуть на своего искусителя, он вновь коснулся языком самой чувствительно точки ее тела, и все мысли тотчас же покинули голову девушки. Она больше не сдерживалась, не могла просто, комкая в ладонях прокрывало, стонала в голос, извиваясь на широкой кровати и умоляя Демьяна не останавливаться. И теряясь в собственных ощущениях, Даря замерла в какой-то момент, задрожала всем телом, а после ее просто снесло необузданной волной удовольствия, такого, что в глазах потемнело.