– Ксюша пока не знает. Как ты думаешь, Саньки не скажут?

– Вот все вы мужики такие, наделаете дел – и в кусты, – с тем же ожесточением, что и давеча, ответила Лена.

Она к этим вещам относилась проще, одно слово – РСП[1].

Но видя, что Роман совсем сник, сменила гнев на милость:

– Ну, от меня-то Ксюша точно ничего не узнает, чё я, дура, подруги лишиться! А вот за Саньков не знаю, если Ксюха напрямую не спросит, пожалуй, тоже промолчат. Так ведь моя Алинка наверняка твоему Кириллу расскажет, – некстати вспомнила Лена, отхлёбывая из большой кружки тёмный ароматный напиток. – В их возрасте про такие дела жуть как интересно узнать.

– Черт! – Роману, несмотря на то что он уже было стал излечиваться от похмелья ударной дозой замечательного Лениного чая, снова поплохело.

– Я поговорю с ней.

– Поговори! – ухватился за соломинку Ромка.

А Лена вдруг опять испытала чувство брезгливости к нашкодившему мужику и разочарование в друге, а ведь ночью с ним было так хорошо, так волшебно!

Ленок прекрасно сознавала, что среди своих друзей она слыла нелепой неудачницей. И ещё была благодарна им, что вообще продолжают дружить с ней – статус разведёнки с прицепом не очень располагал к тому, чтобы замужние женщины поддерживали с ней близкие отношения. Потому она тоже предпочла бы сохранить в секрете неверность Ромки – чтобы ещё не стать и разлучницей в семье.

А ведь на заре их дружбы всё было иначе. Леночка-красавица, Леночка-принцесса была объективно самой красивой из их компании. Она свысока и с некоторой долей жалости поглядывала на подруг, выбравших в спутники жизни таких милых, таких своих, но простых как пять копеек, дворовых друзей. Сама она ждала Принца, на меньшее Лена была не согласна – мешала корона на голове.

И он явился – местная знаменитость, играющая по вечерам в знаменитом клубе. С ним она прошла семь кругов ада – долго выбиралась из наркотической зависимости, мужа вытащить не смогла. Похоже, ему нравилось пропадать по ночам в наркотическом или алкогольном тумане. А потом, с ребёнком на руках, по ночам Ленок искала его по всем притонам и обезьянникам города, моргам и приёмным покоям больниц. Она терпела, мучилась и страдала. А когда уже стало невтерпёж всё это выносить, решила всё быстро, окончательно и бесповоротно. Женщины вообще решительнее мужиков – долго запрягают, долго терпят, но уж если что-то решат – свернуть их с пути почти невозможно.

Со вторым мужем Ленок оказалась в золотой клетке. Местный бизнесмен был безумно ревнив – буквально не выпускал жену из дома, зато сам не считал себя обязанным хранить супружескую верность. Лена, не собиравшаяся себя губить в четырёх стенах, едва вырвалась из узилища. На тот раз разводилась она долго, с тяжбами, выливанием тонн грязи, шантажом.

Так в свои тридцать пять Леночка-красавица осталась одна с двумя детьми от двух мужей. Сидела на сайтах знакомств, ходила на свидания. Желающих переспать со смазливой эрэспэхой отбоя не было, но серьёзных отношений никто заводить не спешил.

А друзья между тем жили со своими жёнами-мужьями, растили детей. Со временем Лена стала завидовать Саньке и Ксюше. Она гнала эту зависть, стыдила себя за неё, хорохорилась, старалась выглядеть перед подругами бодрячком. Но продолжала завидовать.

А Ромка? Ромка всегда ей нравился, с детства. Только она боялась себе в этом признаться.

Когда раздался звонок, Сашка спал сном праведника. Он был доволен собой – ещё бы, сделал приятное на день рождения жены, угодил – устроил посиделки со старыми друзьями. Рядом, где-то подмышкой, ютилась его крошечная жена. «Вот так всегда! – усмехнулся он про себя. – Ночью я постепенно занимаю своим телом всю поверхность постели, а Санька вынуждена бочком пристраиваться рядом. И не ропщет!» Осторожно, стараясь не разбудить дышащую ему в бок супругу, он включил ночник, опустил руку и нащупал лежащую на полу трубу.

– На проводе, – шутливо и беззлобно ответил он, увидев, что нарушителем сна является Ромка.

– Не разбудил?

– А ты как думаешь? – ответил Сашка и съязвил: – Нет, я всю ночь только и ждал твоего звонка. Опять будешь тереть про свои датчики движения?

– Я что, об этом говорил? А что там вообще было? – голос друга был хоть и безжизненный, однако в нём чувствовалось какое-то внутреннее напряжение.

– А ты что, совсем ничего не помнишь?

– Нет! Как же, помню… все… почти всё, – на том конце голос приобрёл паническую окраску. – Да не помню я ничего!

– Надо меньше пить! – тоном героини из известного фильма ответил Сашка. – Я и не знал, что ты у нас сексуальный террорист.

– В смысле?

– Да без смысла! Кто с нашими барышнями страстные танцы танцевал? Кто всё к ним целоваться лез? Кто барыню и лезгинку пытался сплясать, пока не въехал головой в шкаф?

Саша не видел, как Роман потёр свою макушку после этих слов. «Досталось сегодня шкафам от меня или мне от них?»

– А девчонки что, обиделись?

– Санька – нет, она у меня баба с понятием. А вот насчёт Леночки не знаю, не было случая поинтересоваться: вы под конец отключились оба.

– Вот бл…ь! – с чувством сказал Ромка.

– Вот именно, – нравоучительно изрёк Сашка. – Но только бл…ь – ты, а Ленок – честная женщина: хоть вы и назюзюкались оба, она-то своими ногами ушла.

– А дальше что было?

– А ничего! Ленок сама до тачки дошла, а я тебя на плече как куль с мукой донёс, свалил на заднее сиденье, и вы уехали.

– А Ксюша потом звонила? – совсем упавшим голосом спросил Роман.

– Да ты у неё сам спроси. Постой… А-а-а, ты не дома! – догадался Саша. – И где тебя черти носили? Продолжение банкета устроил? Сам-то ты где сейчас?

Поняв, что уже говорит во весь голос, Сашка скосил глаза на жену – не разбудить бы! И столкнулся взглядом с широко раскрытыми глазами Саньки.

– У Лены! – тембр Ромкиного голоса поник. – Проснулись в одной кровати.

– Ну ты, брат, даёшь! – не то восхищённым, не то изумлённым тоном ответил Сашка. – Да ты у нас, оказывается, ходок.

И было непонятно, осуждает он или нет.

– Не в том дело, – огрызнулся Ромка. – Ав том, что я не помню, было у нас что-то или нет. Я ничего-ничего не помню.

– Так не бывает, – серьёзно ответил Сашка. – Такое, брат, если и было, не забудешь. Лену спросить не судьба?

– Бывает, – печаль в голосе Ромы просто убивала. – Саш, я чё хотел спросить – у вас на даче перекантоваться пару дней можно? Ну не могу я сейчас домой идти, в Ксюшины глаза смотреть! Выдумаю срочную командировку какую-нибудь, а вот… к тому же Гордеичу.

– Э-э-э нет, брат, так не пойдёт! Разгребать завалы тебе все равно придётся. И занята она, дача. Ты думаешь, почему мы в квартире сабантуй устроили, а не с шашлычками по традиции? Там мои родители сейчас живут. У отца после инсульта своеобразная реабилитация – отдых от мирских забот и городской суеты. Мы и так им пацана скинули на выхи, внук для них только в радость.

– Жаль! – воздохнул Ромка. – Хорошо, что Ксюша пока ничего не знает. Буду думать. Ну пока, братишка, бывай!

– И тебе тем же самым по тому же месту. И думай, Рома, хорошо думай.

Сашка отключился и повернулся к жене.

– Ну что, Санёк, разрушим семью друзей, выложим правду-матку? Или финт под названием «ложь во спасение» предпримем, возьмём грех надушу?

– Ой, не знаю, Сашок. Ксюша хоть и тихушница, но не простит Ромку. С другой стороны, если она напрямую спросит, я не смогу соврать. А ты сможешь?

– Глядя в глаза? Нет! Не смогу, – вздохнул Сашка и с внезапным ожесточением добавил: – А всё вы, жалельщицы: «Ленок – со школы подруга!», «Ленок – несчастная баба!», «С нами она хоть душой отдохнет!». Дожалелись, что одна скоро горючими слезами умываться будет. Сама же знаешь, что неправильно замужней женщине с разведёнками дружбу водить. У вас жизненные цели разные, ей – очередного мужика захомутать, вам – семью сохранить и укрепить.