Отто. И мы бы шлепнулись.
Оба заливисто смеются.
Лео (вытирает глаза). Господи! Господи, господи, какая же все это глупость!
Отто (с внезапной переменой настроения). Она никогда не вернется. Никогда.
Лео. Нет, вернется… когда мы станем совсем, совсем старыми, она внезапно приедет… в инвалидном кресле.
Отто (обиженно). Чертов дурак.
Лео (воинственно). Кто чертов дурак?
Отто. Ты. Как и я. Мы оба — чертовы дураки, и, прежде всего, потому что связались с ней.
Лео (восторженно). Ты ужасно сильный, Отто. Стал гораздо, гораздо сильнее.
Отто. Я объездил мир. Он меня закалил, вот почему я и стал сильнее. Каждому следует повидать мир.
Лео. В этом-то и беда цивилизованной жизни: она превращает человека в неженку. Я давно об этом думаю. Наблюдаю за собой и вижу, что становлюсь все более и более мягкотелым. Это ужасно!
Отто. Ты придешь в норму, как только уедешь от всей этой грязи.
Лео. Да, знаю, но как это сделать?
Отто (обнимает его за плечи). Поднимись на борт корабля, Лео… не думая о том, куда он плывет. Просто поднимись на борт корабля… маленького корабля.
Лео. Насколько маленького?
Отто. Совсем маленького. Сухогруза.
Лео. Именно так ты и поступил?
Отто. Да.
Лео. Тогда я последую твоему примеру. Откуда отплывают маленькие корабли?
Отто. Отовсюду… из Тилбери, Гамбурга, Гавра…
Лео. Я свободен! Внезапно я это понял. Я свободен!
Отто. Как и я.
Лео. Мы должны за это выпить, Отто. За это стоит выпить. Мы давным-давно потеряли свободу, а теперь обрели ее вновь! Свободу от людей, вещей и мягкотелости! Мы действительно должны за это выпить!
Отто. Бренди больше нет.
Лео. А что это там?
Отто. Где?
Лео. На баре.
Отто (подходит к бару). Херес.
Лео. Что плохого в хересе?
Отто. Ничего (приносит бутылку и наполняет стаканы).
Лео (поднимает свой). За свободу!
Отто (следуя его примеру). За свободу!
Они пьют.
Лео. Очень сухой.
Отто. По вкусу, что оберточная бумага.
Лео. Никогда не пробовал оберточную бумагу.
Отто. Я тоже.
Оба покатываются от смеха.
Лео. Херес — такое нелепое слово, не так ли, если начать его анализировать.
Отто. Любое слово будет нелепым, если долго смотреть на него. Скажем, «макароны».
Лео. Это итальянское слово. Оно не в счет.
Отто. Конечно же, ты прав.
Лео. Слушай, меня отрывает от земли. А тебя?
Отто. Есть немного. Еще несколько минут, и я воспарю.
Лео. Лучше выпьем хереса.
Отто. Боюсь, это не очень хороший херес.
Лео (уставившись на этикетку). Должен быть хорошим. Это же добрый, старый «Армадильдо».
Отто. Возможно, мы не успели его распробовать.
Он протягивает стакан. Лео наполняет его и не забывает про собственный.
Лео (поднимая стакан). После меня хоть потоп!
Отто. После нас!
Они осушают стаканы.
Лео. Думаю, мне пора присесть. От стояния меня тошнит.
Отто. Человеческих существ создавали не для того, чтобы они стояли. Все это чудовищная ошибка.
Оба плюхаются на диван.
Лео. Что все?
Отто. Все это топтание.
Лео. Мне теперь гораздо лучше. Я не злюсь ни на тебя, ни на Джильду, ни на кого. Я ощущаю полную умиротворенность, если ты понимаешь, о чем я.
Отто (обнимает его). Я понимаю… понимаю.
Лео. Ключи от города, однако.
Отто. Столько всякой чепухи.
Лео. Вся эта мелодрама…
Отто. Мелодрамы больше не будет, отныне наш удел — здравомыслие, реализм, ясность взгляда.
Лео. Что?
Отто (очень громко). Я же сказал, ясность взгляда.
Лео. Я бы не поверил, если бы мне сказали, что я смогу ощущать такое спокойствие. Я напоминаю себе глубокий пруд в тихую погоду.
Отто. И я тоже вижу себя глубоким прудом, окруженным камышовыми зарослями, которые чуть шуршат под легким ветерком… (полет мысли прерывает икота).
Лео (положив голову на плечо Отто). Ты простишь меня за… за все?
Отто (эмоционально). Это я должен просить у тебя прощения.
Лео. Я рад, что Джильда ушла, действительно рад… она иногда так утомляла. Но мне ее будет недоставать.
Отто. Нам обоим будет ее недоставать.
Лео. Она — единственная интеллигентная женщина, которую я знаю.
Отто. Блестящий ум!
Лео. Она так много сделала для нас обоих, Отто. Любопытно, многого ли мы сумели бы достичь без нее?
Отто. Малого. Боюсь, очень малого.
Лео. А теперь она от нас ушла, потому что не хочет иметь с нами ничего общего.
Отто. Полагаю, она думает, что мы не хотим иметь с ней ничего общего.
Лео. Но мы хотим, Отто… мы хотим…
Отто. Мы всегда будем хотеть ее, всегда, всегда, всегда…
Лео (с тоской). Со временем мы, конечно, это переживем, но на это уйдут годы.
Отто. Я буду ненавидеть эти годы. Я буду ненавидеть каждую минуту этих лет.
Лео. Я тоже.
Отто. Слава Богу, нас двое!
Лео. Совершенно верно. Мы выдержим… как-нибудь (у него перехватывает дыхание)… вместе…
Отто (борясь со слезами). Вместе…
Лео (более не может сдерживать слез). Но нам будет ужасно… ужасно… одиноко…
Они рыдают на плече друг друга, а занавес медленно опускается.
Действие третье
Сцена 1
После второго действия прошло почти два года.
Пентхауз Эрнеста Фрайдмана в Нью-Йорке. Квартира дорогая, роскошно обставленная. В глубине сцены, справа, три французских окна открываются на террасу. За ними двойная дверь, которая ведет в коридор. Лестница в левой части сцены ведет на второй уровень, к арке, задернутой портьерами, и к спальням. Под лестницей дверь к комнатам слуг.
Занавес поднимается в половине двенадцатого летней ночью. Окна широко открыты и за террасой видны огни большого города. На столе бутылки и сэндвичи. Ближе к сцене огромный диван.
Из коридора доносятся голоса, входит Джильда с Грейс Торренс и Генри и Элен Карверами. Карверы — сравнительно молодая пара, богатая, в дорогой одежде. Грейс Торренс чуть старше, типичная европизированная нью-йоркская матрона. Джильда в прекрасном, очень дорогом вечернем платье. Манера ее поведения заметно изменилась. Она не столь импульсивна и гораздо увереннее в себе. Жизненная энергия уже не пульсирует в ней, Джильда держится с достоинством, соответствующим дорогим наряду и квартире.
Джильда. Кто хочет коктейль с виски?
Грейс. Мы все хотим. Просто жаждем.
Джильда. Люди ошибаются, говоря, что опера нынче не такая, как прежде. Она такая же, как и была… и в этом ее трагедия.
Генри (подходит к столу, чтобы наполнить стаканы). Я больше туда ни ногой!
Джильда. Льда достаточно, Генри?
Генри. Да, более чем.
