Ники. Париж уже в миллионе лет отсюда.
Банти. Совсем другая жизнь.
Ники. А надо-то переплыть узенький пролив. Ты специально надела это платье?
Банти (улыбаясь). Возможно.
Ники. Ты просто дьявол.
Банти. Это такая забава, вызывать воспоминания вещами.
Ники. И агония.
Банти. Ники, дорогой, почему агония?
Ники. Влюбленность — всегда агония, а я влюбился тебя в этом платье.
Банти. Неужели?
Ники. Не притворяйся, будто не знаешь.
Банти. Наверное, это всегда знает любая женщина и мужчина.
Ники. С самого первого момента.
Банти. Да.
Ники. Пробегает искра.
Банти. Твоя игра этому помогла.
Ники. Я на это надеялся.
Банти. Какой ты расчетливый.
Ники. Хочешь сигарету?
Банти. Не откажусь.
Он протягивает ей сигаретницу, она достает сигарету.
Ники (дает ей прикурить). Я бы хотел, чтобы мы не были так свободны.
Банти. Почему? О чем ты?
Ники. Мне так хочется украсть тебя, сотворить что-то романтичное.
Банти (смеясь). Теперь в этом нет особого смысла, не так ли?
Ники. Возможно. Как сильно ты меня любишь?
Банти. Не знаю.
Ники. Это интересно, анализировать эмоции другого.
Банти. Не то слово.
Ники. И в этом можно найти утешение, если все идет не так… но сентиментальность убивает наповал.
Банти. Сентиментальность частенько становится жертвой.
Ники. Ты невероятно сильная, Банти.
Банти. Правда?
Ники. Гораздо сильнее меня… честное слово.
Банти. Ты весь на нервах.
Ники. Ничего не могу с собой поделать.
Банти. Конечно, не можешь, такой уж у тебя темперамент. Ты внезапно взрываешься.
Ники. Теперь не так сильно, как бывало.
Банти. Ты становишься старше.
Ники. Господи, да. Это же ужасно, не так ли?
Банти. Чистый ад, мой дорогой.
Ники. Забавно, но мамино поколение всегда стремилось быть старше, когда они были еще молодыми, мы же прилагаем все силы, чтобы сохранить молодость.
Банти. Вот почему мы с такой ясностью видим, что грядет.
Ники. Это же ужасно, точно знать, что будет… меня это пугает.
Банти. Почему?
Ники. Мы все такие нервные, суетливые.
Банти. Неважно… возможно, это говорит только о том, что до преклонного возраста нам не дожить.
Ники (внезапно). Замолчи… замолчи…
Входит Престон.
Престон (объявляет). Мистер Верьян.
Входит Том. Ники приветствует его, пожимает руку.
Престон выходит.
Ники. Добрый день. Я — Ники… приехал сегодня, хотя собирался завтра.
Том. Ага.
Ники. Вы знакомы с Банти Мейнкэринг?
Том. Банти… конечно же… я рад.
Они тепло пожимают друг другу руки.
Ники. Пожалуй, нам пора выпить по коктейлю (он подходит к двери и кричит). Престон… принеси нам коктейли.
Том. Как здорово… я не знал, что с тобой сталось.
Банти. Я долго жила в Париже.
Том. И сколько прошло лет с тех пор…
Банти. Лет шесть. Когда я видела тебя в последний раз, ты учился в Сэндхерсте.
Ники. Такое милое местечко.
Том. Ты совершенно не изменилась… разумеется, повзрослела.
Ники. Как интересно.
Том. В свое время мы с Банти хорошо знали друг друга.
Ники. Забавно!
Банти (предупреждающе). Ники…
Ники. Но это правда… нет ничего более волнительного, чем воссоединение.
Банти. Мы с Ники ехали весь день. Пароходы и поезда действуют ему на нервы…
Ники. Когда принесут коктейли, скажи Престону, чтобы он отнес мой в комнату отца.
Банти. Ники, не дури.
Ники. Я же не могу не поговорить со стареющим отцом после годового дебоша в Париже. Не понимаю, почему тебе должна принадлежать монополия на воссоединение.
Банти. Только не задерживайся.
Том. Чао!
Ники (сердито). О, Господи!
Он выходит.
Том. В чем проблема?
Банти. Ох уж эти темпераментные музыканты.
Том. Глупый осел.
Банти. Да нет же… просто он ревнует.
Том. Почему… он?..
Банти. Мы в некотором смысле обручены.
Том. Что?
Банти. Почему нет?
Том. Ты… ты любишь его?
Банти (небрежно). Да… разве это не ужасно?
Том. Святой Боже! (Смеется).
Банти. Над чем ты смеешься?
Том. Так забавно узнать, что ты влюблена в одного из таких парней.
Банти. Что ты подразумеваешь под «такими парнями»?
Том. Ну, не знаю… совершенно не таких, как ты.
Банти. В каком смысле?
Том. Ну, ты понимаешь, женоподобных.
Банти. Ты стал еще большей деревенщиной, чем прежде.
Том. Слушай, я хочу сказать…
Входит Престон с коктейлями.
Банти. Вас не затруднит отнести коктейль мистера Ники в комнату его отца?
Престон. Нет, мисс.
Том. Миссис Ланкастер скоро выйдет?
Престон. Думаю, да, сэр.
Он выходит.
Банти. Теперь черед смеяться мне (смеется).
Том. Почему?
Банти. Я только сейчас сообразила, что к чему.
Том. Что?
Банти. Мы еще встретимся, на уик-энде.
Том. Ты приедешь в их поместье?
Банти. Да.
Том. Прекрасно… в субботу утром отправимся на прогулку верхом и поговорим.
Банти. О чем?
Том. О многом… прежде всего, о прошлом.
Банти (поднимает стакан). За прошлое, Том.
Том (отвечает тем же). За прошлое!
II
Холл в доме Ланкастеров, примерно в сорока милях от Лондона.
Занавес поднимается в субботу после обеда. Играет граммофон, слышится гул разговоров. Клара Хибберт, певица, танцует с Томом Верьяном, Элен с Поунти, Ники с Банти. Флоренс сидит на кушетке, беседует с Брюсом Фэарлайтом, честолюбивым драматургом, автором пьес, которые ценятся теми, кто живет в относительной роскоши.
Весело, шумно, в воздухе висит сигаретный дым. В самом начале действия все говорят одновременно, но потом музыка не должна мешать слышать голоса тех, кто выходит на авансцену. Эту часть спектакля, возможно, трудно поставить, но она необходима.
Элен. Это слишком уж быстро, Ники.
Том. Надо бы помедленнее.
Ники. Эта скорость указана на пластинке.
Поуни. Я уже лет десять не танцевал, и не знаю, почему.
Флоренс. Но последний акт очень сильный, когда она выходит, наполовину обезумев от страха, и обо всем рассказывает.
Брюс. Я пытаюсь писать, как можно реалистичнее.
Клара. Я ставлю ей тройку за манеры, но семерку за обаяние, потому что не должна казаться мегерой.
Том. Я думал, она всем понравилась.
Банти. Нет, Ники, его техника полностью уничтожает вдохновение.
