Вопрос: Тут просочилось, что вы построили дачу в миллион долларов при окладе в тыщу рублей. Это правда?

Ответ: Неправда!

И народ понимает: неправда. Значит, оклад еще меньше…

Никто — ни во что. Никто — никому. На что опереться? Должно же быть что-то незыблемое!

— Вы правительству доверяете?

— Я что, псих?

— А думе?

— Я что — два психа?

— А президенту?

— Я что, госпиталь?

— А где ж выход?

— А у меня бутылка с собой.

— Не верю!

— На, гляди!

— Этикетке не верю!

— На, хлебни!..

Хлебнул — не поверил, повторил — легкая вера пошла. Еще повторил — проснулся: голова горит, руки дрожат; вокруг все свои — синие фуражки, белые халаты.

Тогда поверил: действует; без обмана!

Значит, есть еще правда на земле. Есть еще пока.

Обращение к лучшей половине человечества

Дорогие сестры! Матери и дочери, жены и любовницы!

Работницы, колхозницы, интеллигентки!

К вам обращаюсь я, солдатки и матроски, старшинки и офицерки, генералки и адмиралки великой армии советских баб!

Подруги!

Родина — в опасности! Мы — у черты. И незачем бегать и искать, кто виноват. Ибо виноваты — мы! Многие годы мы были дуры. Под влиянием народных сказаний и картин Васнецова мы ждали милостей от мужика. И в процессе ожидания не заметили, что ждать уже не от кого, ибо мужик в стране исчез как класс. Потому что то, что вползает по вечерам в дом с перекошенной от митингов харей и урчащим желудком, не есть мужик! Это — побочный продукт того, что мы строили.

Правда, раскопки показывают: мужик в стране был. Но самых лучших мы потеряли в Гражданскую, самых достойных — в Отечественную. Последних нормальных мужиков правительство забросило в космос и выпихнуло на Запад.

С кем остались мы?

Пока мы здесь клали шпалы, месили бетон и рожали в условиях, в которых не рожает даже медведица, нас вели эти, которые с одной стороны, конечно, не женщины, но с другой — назвать их мужиками, значит, плюнуть себе в лицо. Нам достались алкаши и депутаты, при одном взгляде на которых у кормящих скисает молоко. Они теперь дорвались до своих трибун и еще сто лет будут орать, плевать друг на друга и разбираться — кто какой партии, кто какой нации, а кто просто козел…

Девки! От этих ждать больше нечего. Пора понять:

Родину продали не большевики, не троцкисты, не кооператоры. Ее продали все мужики! Это они продали нефть, лес, уголь и на эти деньги устроили всесоюзную пьянку, а чтобы добить нас окончательно, еще и борьбу с пьянкой.

Они предали нас! Они лишили нас улыбок! Сегодня наша баба улыбается, только если ей меньше трех и больше восьмидесяти — когда она еще ничего не знает и уже ничего не понимает.

И у них еще хватает наглости нами гордиться! Конечно, кое-чего мы добились. Одна из наших стала летчицей, другая — чемпионка по лыжам, потому что так и не смогла купить другой обуви. Третья удачно вышла замуж и ходит по ковровой дорожке за все? нас. Эти могут отдыхать.

Но остальным пора действовать!

Образовать всесоюзный союз баб! А лучше — фронт. И поставить перед ними ультиматум: или они дают нам власть — или мы им не даем!.. Эта мера в Древней Греции имела громадный политический эффект: Твердо договориться — и никаких. Исключение сделать для спецназа доброволиц с целью привлечения твердой валюты.

Пусть знают: время работает на нас! Благодаря науке скоро вообще можно будет обходиться без них, добиваясь того же эффекта, но без запаха перегара.

И чтоб прекратили эту гулянку в нашу честь Восьмого марта! В этот день от них особенно тошнит.

Все в наших руках. Не исключена коалиция с зелеными и голубыми. Эти не обманут, по крайней мере, не будут обещать…

Подруги! Вчера было рано, сегодня еще можно! Опираясь друг на друга, мы вылезем!

За нас — природа. С нами — дети. Потому что не с ними же они!

Мы пойдем другим путем. Ибо путь спасения страны — прост. Это путь от бабы — к женщине.

Пройдем его — победим!

08.03.92

«Не с-с-ыпь мыне соль на р-р-рану-у-у!

Не гав-варр-ри навызыр-рыд!..»

Как можно говорить навзрыд, неясно. Ну и плевать. Главное, шикарно. Главное, душа горит. Или болит, что ли.

Гимн времени — блатная песня.

Раньше она была частью музыки, как зона — частью территории. Сегодня территория съежилась, потому что расширилась зона.

Музыка, язык, житуха — все приблатнилось. Повсюду свои паханы, свои шестерки. От детсада до крематория. Кожаная куртка — золотая цепь. Куда ни плюнь, хоть в ту же музыку.

Сцену делят как территорию рынка.

ПЕРВАЯ ЗВЕЗДА (Второй звезде). Концерт заканчиваю я, ты понял?

ВТОРАЯ ЗВЕЗДА. Скорей сам кончисся.

ПЕРВАЯ ЗВЕЗДА. Я — звезда!

ВТОРАЯ ЗВЕЗДА. Ты звезда? Это я звезда! А ты к звезде рифма!

ПЕРВАЯ ЗВЕЗДА. Кьяяаааа!!!

И ногой — в кадык!

ВТОРАЯ ЗВЕЗДА. Бах! Бах! Бах!

И пулю — в кишечник!

И всплакнут кореша художников:

— Не сс-с-с-ыпь мне с-с-ссоль на рррррра-нуууу-у!..

Бельканто, бля.

Писатели, на кодлы разделясь, друг другу предъявляют козью морду.

— А ну, канай с моего кабинета!

— Сам растворись — это наша хаза.

— Что? Ай, братки, держи меня! Ай, замочу гада, чучело пожгу!

— Кьяяаа!!!

— Бах! Бах!!!

Инженера душ.

Экономика подзаборная, политика подворотная, культура ботает по фене.

В тексты указов хочется вставлять пропущенные междометия. «Постановление, бля, об усилении борьбы, бля, с преступностью».

Споров и дискуссий нет — везде разборки. В ларьке — разборка, на телеке — разборка. В думе — разборка в первом чтении.

— Братаны! Этот премьер, он на кого тянет? Он на законников тянет! А ну, голосни ему по темени!..

— Только голосни, я авторитета кликну! Референдум сбоку — ваших нет!

Сиплое время разборок, и во всех ты лишний. О чем говорить можно только языком подземных переходов. А другого уже и нет. Жуем все баланду из матерных корней и латинских суффиксов. Там, бля, префектура, тут бля, дефолт.

Эти орут, народ в кризисе, те орут, народ на подъеме! А народ латынь до конца не понимает, но предчувствует точно: кто-то опять крупно сворует.

Почему за бугром жить легко? Потому что все четко — одни честные, вторые — воры, третьи — в полиции, которой первые платят, чтоб она ловила вторых. Каждый при своем. А тут уже не понять — кто кого ловит, кто кому платит, кто у кого ворует… Все смешалось в диком доме… Профессия перекупщик краденого у час изжила себя — некраденого в стране больше нет

Время канает вперед, друганы вы мои огневые.

Прямиком туда, где под напором зоны территория наша сожмется в последнюю точку. Где в крутейшем кабинете под сенью башен и звезд сойдутся всенародные авторитеты. Кожаная куртка, золотая цепь,

И понесется над страной заветное:

— Не сссыпь мне ссс-соль на ррр-рану-у-у!

А фраера, вроде нас, подхватят:

— Не гавар-ри навызырррыд!..

Подпевать будем стоя, руки по швам — как поют гимн.

— Гимн демократии, победившей в последней разборке.

Последнее время упрекают, что много ругаюсь.

Мол, каждое второе слово — «козел».

Прислушиваюсь к критике и делаю из нее практический вывод: критики — козлы. Но отключимся от склок. Включим радио.

В эфире треск. Это великие перевернулись в гробах и сцепились в скандале.

— На, слушай теперь! Твоя работа!

— Моя? А кто сто лет орал: «Это я изобрел!»?

— И правильно орал! Я изобрел! Но изобрел — ра-ди-о! А не «Радио — сто один»! И не «Радио-семь»! И не «Радио-макси…»

* * *

— Ша, Попов! Молчи, Маркони! Не мешай слушать!