— Палыч, можно войти? Не могу себя пересилить и сказать «разрешите» — отвыкаю, скоро пенсия…
— Можно Машку под забором, а мы на службе! Слово «разрешите» офицерам в присутствии командира более пристало, чем «можно». Уйдёшь на пенсию — там любые слова говори, а пока будь любезен придерживаться этикета!
— Привет, мужики! — сказал я коллегам из ФСБ — Палыч, как всегда, прав.
— Здорово, Александр, с утра тебя поджидаем! Ты как всегда — весь в работе?
— Половину своей работы делаю за вас. Вы у меня уже двух моих людей забрали, чувствую — и сейчас неспроста в гости пожаловали…
— Угадал. Только каких мы у тебя людей забрали?
— «Что-то с памятью моей стало», — есть такие строчки в одной известной песне, и вы умело ими пользуетесь. Палыч, я вам не докладывал — сами понимаете, в управлении я никому не доверяю. Так вот, я уж хотел к вам идти, регистрировать одного кандидата в агенты, — а он у меня из обслуживаемой мной синагоги, уважаемый еврей. Так его коллеги, что напротив сидят и улыбаются — у меня его перехватили. Говорят, он им нужен больше, чем мне. Я им сказал — объясните вашу причину, господа офицеры? Они мне ответили — мол, он покидает нашу страну и едет на проживание на «обетованную землю». Конечно, стали мне лепить горбатого, что он их «близкий друг» и его не нужно светить в моих секретных бумагах… Взяли и отправили его из страны в командировку, а он этого не хотел. Знаете, как он мне говорил о своих друзьях-евреях, что занимаются незаконной приватизацией? Надо слышать, — одним словом, искусство. Нашим агентам из числа братвы бы у него поучиться, как стучать оперáм на «друзей» и не чувствовать при этом предательства. Наши агенты как нам говорят — «Петька у Васьки украл бумажник, когда тот спал», — неинтересно и примитивно. А мой подопечный скажет по-другому, как бы невзначай, при беседе с тобой на конспиративной квартире за чашкой кофею… «У меня, мол, есть знакомый — Петей зовут, отличный парень, так „ловко“ работает руками, прямо смотреть приятно — золотые руки, — так он на спор у Васьки незаметно вытащил бумажник!». И напоследок скажет — «мы все, евреи, так смеялись, так было весело, что настроение было хорошее аж два дня». Особенно интересно рассказывал о приватизации объектов недвижимости. Он «восхищался» умом своих «друзей» — как они умело, с помощью мошеннических схем, приобретают их в собственность. Оба мы понимали, что он сдаёт своих «братьев», как говорится, с потрохами, — и я их беру «тёпленькими» с постели, но взамен этой информации ему даю поблажку — заниматься такими же делами, как его вышеупомянутые «братья» по синагоге. Ведь они для него — конкуренты.
Уж не знаю, чем он заинтересовал наших коллег с последующей отправкой за рубеж — видимо, красотой ума… Но только могу сказать: его родной брат, проживающий пока у нас в городе (которого я недавно встретил), мне рассказал — мол, его брату и там, на обетованной земле, сотрудники нашего прославленного ФСБ не дают спокойно жить. Один «опытный» сотрудник из этой уважаемой службы даже приехал к нему в гости по туристической путёвке, — и, что интересно, — не под своей фамилией. И он меня спросил — что это может значить? Я, конечно, как добропорядочный гражданин нашей страны, ему сказал «правду»: так и так, его брат является «секретным сотрудником ФСБ», и они его сейчас готовят к переброске в Канаду. Может, даже наградят орденом за заслуги перед отечеством. Только ему об этой информации нельзя никому говорить — она такая секретная, что о ней знают только избранные. Всего несколько человек: президент нашей страны, пятнадцать человек в нашем городе, да двадцать в Израиле…
— Александр, у всех есть проколы, и в нашей службе тоже.
— Да не прокол это, ребята, а пародия на работу в органах безопасности! Пора вам научиться работать, по крайней мере, не хуже чем мы. Мои претензии вашей контрразведки не касаются: у них иные функции борьбы с организованной преступностью, чем у нас с вами, и дело они знают добре. Я понимаю — с вас, как и с нас, требуют результат, но мы в последнее время стали всё чаще пересекаться. Вам не кажется это подозрительным, — может, это и не случайность, кто-то ваши и наши действия контролирует? Везде проколы происходят; как кого-нибудь за одно место возьмём — сразу найдутся люди из прокуратуры или суда и начинают совать палки в колёса. Все правоохранительные структуры прогнили насквозь!
— Вот мы и приехали к вам. С Палычем мы уже все вопросы обговорили. Хотим забрать к себе одно твоё оперативное дело, но сделаем это через третьих лиц, — как ты любишь выражаться, «чтобы было посекретнее», — не возражаешь? Ты его по закону приостановишь как нереализованное и сдашь в архив, — а там уже наши проблемы, как его заполучить. Твоё оперативное дело не должно у вас находиться — есть опасения, что им скоро заинтересуются. Мы прослышали, что ты скоро собираешься на пенсию, — тогда появится возможность у сотрудников с ним познакомиться, и особенно — с вашим замом. Нам бы не хотелось, чтобы они его видели.
— Так бы сразу и сказали — вас, мол, заинтересовал мой объект, не как заказчик преступления в отношении кандидата и журналиста, а как будущий депутат областной Думы, имеющий связи в Москве и за рубежом. В министерстве обороны он знаком аж с самим генералом, который занимается коммерческой деятельностью, — а это уже ни в какие ворота не лезет: может под шумок секретную информацию за рубеж продать. Тем более объект якобы на короткой ноге с губернатором и его свитой, — имеет доступ, скажем прямо, к денежному пирогу. Но у меня есть сомнения — а не в доле ли вы с моим объектом?
— Ты что, Александр, нам не доверяешь? — ответил один из сотрудников ФСБ — мой знакомый ещё со времён другого рабочего здания и КПСС, приказавшего долго жить. Это один из сотрудников ФСБ в то время КГБ, который сидел у нас в кабинете и ждал приказа из Москвы о своём расстреле.
— Николай Иванович, вот вам, как никому из вашей конторы, я доверяю на сто процентов. Вы, как и я, из той же корчагинской породы: «железный лоб, стеклянный глаз и ноги на протезах», — и для вас «честь офицера» — не пустые слова. Хотя фамилия у вас и схожа с персонажем из кинофильма «Место встречи изменить нельзя» — Шарапов — и даёт вам основание носить её с гордо поднятой головой, — сказал я своим коллегам об одном уважаемом сотруднике ФСБ. Мы с ним знакомы давно — он всегда приходил мне на помощь при разработке преступных авторитетов, ведь возможности технических мероприятий у данной конторы намного современнее, чем у нас в милиции. Да и личные контакты надёжнее официальных. Мы друг друга понимали с полуслова и делились оперативной информацией — общее дело делали, боролись с преступностью.
— А второго «своего» человека не назовёте, которого вы в нашу контору отправили? — поинтересовался сотрудник ФСБ, что был помоложе Николая Ивановича — лет 20. Видимо, смекнул, что можно и через нашу структуру в шестом отделе подобрать себе помощника, — всё-таки быстрее, чем искать его по всему городу.
— Николай Иванович в курсе этого человека, если захочет, то вам расскажет про него. Но приоткрою тайну: если руководство ФСБ будет требовать с вас подыскать помощников, то все дороги ведут в церковь. В церкви среди священников есть такие персонажи, что имеют связи даже с лицами из европейских государств, — а это непосредственно ваш контингент. У нас в городе, каких только нет вероисповеданий — со счёта собьёшься! Притом, что каждая из них имеет свои ответвления, а финансируются они все из-за рубежа. Лучшие агенты — это священники, не те, что истинно верят в Бога, а шарлатаны. Поверьте мне и моему опыту, — я их повидал немало за свою короткую жизнь. Дам ещё одну подсказку — благотворительные фонды. Вот там хоть через одного вербуй в свои помощники. Они все, как один, любят деньги, — но лучше расплачиваться с ними долларами. Идут на контакт в течении пяти минут — только валюту им покажи. Не только расписку напишут о сотрудничестве, но и в рот будут заглядывать! Своя рубашка ближе к телу, — у них этот принцип стоит во главе угла.
