— Юра, меня сегодня утром начальник к себе вызвал и нагоняй дал. Шеф сказал — переговорить с тобой: как такое может быть — не успели троих жуликов похоронить из бригады «Джона», а позавчера ещё одного из их команды в подъезде из автомата застрелили, жену заодно ранили, сейчас в больнице находится? Думаю, ты уже в курсе всех этих разборок?

— В курсе. Сам знаешь — они мне не подконтрольны, так, изредка забросят в общак немного денег, да и то для приличия. Ума у них нет ещё — молодые ребята, даже свой отдельный общак завели. «Кина» небось насмотрелись, не наигрались в детстве в войнушку.

— Так что мне сказать начальнику?

— Не знаю даже, Александр, что тебе ответить, — мне только известно, что у них деньги общаковские пропали. Сейчас они будут стрелять друг в друга, пока из бригады последний боец не останется в живых. Не расстраивайся, это всегда такие разборки ведутся между братвой, — борьбу за власть ещё никто не отменял, всё как по Карлу Марксу. Вот когда последний из них останется — того и посадите на скамью подсудимых, и вопрос сам решится, — сказал Юра и засмеялся. По его лицу было видно, что он доволен развивающейся ситуацией в бригадах — ведь каждая очередная смерть ему на руку.

Раздался звонок. Юра открыл дверь и, видя, незнакомого человека, спросил:

— Вы к кому?

— К вам, — сказал мой коллега. — О, Александр, привет! Что здесь делаешь?

— Заехал к Юре — начальник меня послал переговорить по одному делу.

— Странно… А меня заместитель послал у него провести обыск. — Коллега предъявил мне бланк с постановлением о производстве обыска. Прочитав, я передал его для ознакомления Юре.

— Видимо, наше руководство не согласовало свои действия, — не в теме кто-то из них, — сказал я.

Юра слушал, одновременно смотря на бланк с постановлением о производстве обыска. По его лицу мы заметили, что этот визит стал для него неожиданностью.

— Сергей (так звали моего коллегу), давай так поступим: оставь нас с Юрой наедине — нам осталось минут пять переговорить, — а потом проведёшь обыск. Думаю, у Юры дома ничего криминального нет. Я так понял — следователь постановление «нарисовал» и передал шефу; шеф не разобрался и послал тебя провести обыск. Такая неразбериха частенько в наших органах бывает.

— Ну, я не в курсе всех дел. Шеф сказал — провести обыск, я и поехал. И следователя мне не назвал. Какое может быть уголовное дело у следователя в отношении «смотрящего», непонятно? Думаю, он перестраховщик: кто-то ему, наверно, позвонил из другого города и сказал, что Юра в чём-то замешан, — вот шеф и решил подстраховаться. У нас и своих-то дел по горло.

— Возможно, ты и прав. Приеду в управление, зайду к шефу — переговорю, — сказал я.

— Хорошо, Александр, я на пять минут выйду. Только у меня времени в обрез: нужно сегодня ещё в СИЗО попасть, с одним жуликом переговорить, потом успеть заехать на «базу» (так мы называли своё управление по борьбе с организованной преступностью) — начальству доложить. Сам знаешь — шеф по головке не погладит за разгильдяйство.

Театральный институт из нас, оперов, никто не заканчивал, но такие вот сцены, как с Юрой, проводим ежедневно. Так что заподозрить нас, вжившихся в роль врунов, в неискренности не сможет не только Юра, но и другие граждане.

Оставшись наедине со мной, Юра заволновался.

— Юра, что ты засуетился? У нас на тебя, по моим данным, ничего нет. А что общак держишь — так это ваше жуликовское дело. Нам он по барабану — знаем, что он у вас состоит из сигарет, чая, продуктов, и всё. Пойми, криминального в этом ничего нет, помогаете своей братве — это ваше право, успокойся. Благотворительность у нас в стране ещё никто не отменял. Вот если бы оружие и наркотики были в общаке, тогда понятно — статья тебе светит, даже адвокат отмазать от неё не сможет.

— А можешь с коллегой переговорить, чтобы он через часок у меня обыск провёл?

— Ты что, Юра, говоришь! Он на это не согласится. Да и у нас, оперов, это не принято: сам знаешь, мы жуликов берём «горячими», прямо в постели. Ты не исключение. Да и я какую причину не делать у тебя обыск объясню коллегам? За твои красивые глазки? Сам понимаешь, как-то не с руки мне быть на вашей стороне. Мой шеф узнает об этом — уволит на хрен сразу. Рисковать таким вот крысятническим поступком из нас, оперов, никто не будет. Я тем более.

— Так что мне делать? — сказал Юра, смотря на меня и как бы намекая: посоветуй, со временем сочтёмся.

— А что, у тебя есть оружие в квартире? — спокойно сказал я.

— Нет. У меня общак сейчас находится дома, вместе с наркотой. Была бы она моя — хрен бы с ней, отсидел бы за пару лет, а то общаковская — для братвы. Не по-людски получится, когда изымут.

— Объяснишь братве — менты изъяли, всякое в жизни бывает. Думаю, поймут.

— Ты что?! Может, у вас и поймут! У нас за общак голову оторвут, да ещё крысой обзовут — поди докажи потом братве, что сам часть не присвоил или в доле с ментами не находишься. Да никто и спрашивать не будет.

— Не знаю, Юра, что тебе и посоветовать, — сказал я, делая вид, что думаю, как ему помочь, ведь мы с ним «братья». — Давай так поступим: возьму на себя грех. Ты мне его дай на время — я его под куртку спрячу, потом тебе обратно верну вместе с наркотой. Только ты меня не подведи, не сдай — ни моим коллегам, ни тем более своей братве, — сам понимаешь, мне такие почести не нужны. Может, твой общак мне боком со временем обернётся. До пенсии всего ничего, могу не дослужить.

Юра, обрадовавшись моему предложению, побежал в комнату и принёс два журнала с надписями на них «приход» и «расход», пачку записок с номерами и два небольших мешочка с наркотой, завёрнутых в целлофан.

— Какой-то общак у вас небогатый — наркоты-то еле на полкило тянет, — сказал я.

Так общак дома никто и не держит. Есть специальное место. Это я, дурак такой, решил дома с документами поработать, а наркоту сегодня утром братва завезла. Ну и вы — тут как тут: пожаловали без приглашения. У меня уже мысли появились и подозрения — а не мой ли пехотинец про наркоту меня сдал вам? Придётся всех проверить.

— Не знаю, Юра, проверь. Только вот нашего помощника тебе найти в своих рядах будет трудно. В наших рядах «крысы» тоже есть, но отыскать их также проблематично.

— В ваших рядах я бы «крысу» за пять минут нашёл. Посетил бы сперва его квартиру, посмотрел, как он живёт на свою милицейскую зарплату. На даче бы обязательно побывал, на его машине прокатился, в гараж бы заглянул; посмотрел бы, во, что жена одевается, куда ездят на отдых — и вся картина была бы ясна. Потом подвёл бы одну штуку к одному месту — и он бы весь расклад на тарелочке выложил. Всегда, Александр, нужно искать мотив и корысть во всех поступках — как у нашей братвы, так и у вашей, ментовской. Во всём виноваты только они — деньги и власть.

— Юра, я, наверно, нашей службе безопасности посоветую взять тебя в свой коллектив на полставки. А то совсем в последнее время «мышей не ловят». У нас, если начальник мало-мальский или сотрудник БХСС — так у него квартира новая, дача в три этажа, гараж, и в доме добра полно. А у нас, оперов уголовного розыска, — только тараканы в доме. Днём и ночью «бьёмся» с вами, никак не можем вас побороть. И взять с вас нечего, — если только наркоту, так и то за неё вместе с вами присядешь.

— Ладно, Александр, зови своего товарища, пусть проводит обыск. Только я в понятые соседей своих позову — они люди надёжные, не будут много болтать.

— И ещё, Юра, я соприсутствую при обыске. Хотя и обыска как такового не будет: документы коллега заполнит, присутствующие распишутся — и всё. Тут и так всё понятно: если один приехал проводить обыск — даже смешно, у нас так не делается: толпой приезжаем проводить такие следственные действия. Обыск — дело серьёзное.

— Я так и понял. Только мне от этого не легче. Кто это такой смелый на меня бочку катит? Ну да ладно, потом разберусь.

Юра попросил моего коллегу, чтобы он позвонил в дверь соседям и пригласил их к нему. Он так и сделал, объяснив им всю ситуацию. Сел за стол, заполнил документы. Для приличия проверил шкафы, перед этим предложив Юре предъявить добровольно ворованные вещи, оружие и наркотики, которые могут быть причастны к совершенным преступлениям, — так делается всегда при производстве обыска. Ничего не найдя, все присутствующие расписались в документах, копию оставили Юре и пошли на выход.