— Хорошо, — он облегченно вздохнул и вытер лоб носовым платком, — я рад, что это недоразумение, и мы все прояснили.
Я встала и пошла к выходу, но около самой двери остановилась и спросила:
— А почему Вы подумали, что у меня неприятности? Кто-то что-то сказал?
— Нет-нет, — он заметно замялся, и поспешил уткнуться в монитор, — просто коллеги за Вас волнуются, вот и перестраховались.
В коридоре меня перехватила и затащила к себе в кабинет Диана, и допрос с пристрастием продолжился.
— Вероника, ты не должна бояться, мы тебя поддержим, — начала она прямо с порога, — просто расскажи, что случилось, и я придумаю, как тебе помочь. Он ведь поэтому сегодня не пришел, да? Позвонил и сказал что уедет на несколько дней, я так удивилась! А потом тебя увидела. Ты чего улыбаешься?
Улыбаюсь? По внутренним ощущениям это был звериный оскал. Я еле дождалась, пока Диана замолчит, и сдерживалась, чтоб не ляпнуть что-то неуместное. За полдня раздули ситуацию до абсурда, еще и Троегорова втянули! Сплетни, сплетни. Я прижала пальцем нервно дергающееся веко, глубоко вдохнула и ответила:
— Диана, я завтра принесу выписку с травмпункта, чтоб вы успокоились. И чек с «Белогорья». У меня правда все хорошо. Каталась на лыжах, влетела в дерево. Очнулась — гипс.
Диана, настроенная на совсем другой разговор, приоткрыла рот, переваривая информацию, и не шевельнулась, когда я развернулась и вышла. После этого стало кристально ясно, откуда у слухов ноги растут. Лариса. Больше некому. Ну что ж, видимо, придется поговорить с наставницей.
39. Настоящее
Понять, что разговор назрел, было легко.
Но решиться на него оказалось куда сложнее.
Я вернулась в кабинет с твердым намерением вызвать Ларису на беседу, но, как только увидела ее невозмутимое лицо, уверенность пошатнулась. Никак не удавалось понять, что ей движет? Постоянные подначки, шпильки, высокомерное отношение — все это выглядело очень личным. А я не могла вспомнить, чем ее так задела. Тем, что сблизилась с Аней? Отношения между ними можно было назвать вооруженным перемирием, но мы же не в детском саду, чтобы дружить против кого-то?
Я не могла вспомнить серьезных обид, кроме случая с подброшенным запросом. Но и его легко можно списать на панику, страх наказания за оплошность. Я для нее никто — просто случайная девочка на испытательном сроке, которую легко заменить. Выгородить себя по принципу «клюнь ближнего», пусть и подло, но вполне логично. Я и сама была хороша в той истории, так что не чувствовала морального права осуждать. А теперь дошло до сплетен.
Попыталась сосредоточиться на работе, но в этот момент вспыхнул экран телефона — всплыло уведомление из мессенджера. А вместе с ним отобразился пропущенный вызов. Черт! Денис звонил, пока я была у Троегорова! Я вышла из кабинета, забилась в дальний угол кухни, подальше от любопытных ушей, и набрала его номер. Один гудок, второй, третий… И сброс?
Не веря своим глазам и ушам, я снова нажала вызов. Гудок — и снова сброс. Посмотрела на время — если самолет приземлился по расписанию, он уже полтора часа в Москве. Отдыхает после перелета, или сразу рванул к Алине? Почему не ответил? В груди защемило от обиды. Конечно, проблем у него сейчас достаточно, и, возможно, я просто позвонила не вовремя. Но услужливая фантазия подкидывала варианты, не способствующие спокойствию, и я заметила, что снова кусаю ногти, когда от мизинца откололся кусок гель-лака. Я посмотрела на розовый обрубочек, на месте которого недавно красовался серебристый френч, и набрала сообщение:
«Уже скучаю. Как долетел?»
Я должна ему верить. Позвонит, когда сможет, и все расскажет. Или не все. Или не расскажет. Вот черт! Когда одни и те же мысли пошли по второму кругу, я взяла себя в руки, вернулась на рабочее место и отложила телефон в сторону. Но чем ближе становился конец рабочего дня, тем сильнее волнение. Сколько сейчас в Москве? Девять? Десять? Полдень? Почему он молчит? И почему сообщение до сих пор не прочитано?
— Ты что-то хотела? — спросила Лариса.
Я огляделась, и поняла, что в кабинете мы остались вдвоем — Саша и Настя ушли домой. Одна Лариса сидела и смотрела на меня. А я на нее.
— Что? — рассеянно прошептала я.
— Ты смотришь на меня уже несколько минут. Влюбилась?
Я отряхнула с себя тупое оцепенение и ответила:
— За что ты меня так ненавидишь? Я сделала что-то не то?
— Ну почему же не то. Ты все делаешь так, как нужно, — ответила она, заметно кривясь, — быстро сориентировалась с кем дружить, кому глазки строить. Вероника то, Вероника это. Веронике грамоту, Веронике должность постоянную. Глядишь, так и начальником отдела станешь. Полезно иметь хорошего любовника, не так ли?
— Ты что, злишься из-за бумажки? — я силилась вспомнить, куда делась строгая рамочка с фирменным бланком, которую Денис вручал мне на корпоративе, — Я не понимаю…
— На бумажки плевать, мне за державу обидно! — сказала она, вставая со стула и оправляя юбку, — Когда одни должны корячиться за троих, а другим все преподносят готовеньким. Но красота с возрастом проходит, так что успевай насладиться.
Она отвернулась от меня и быстро вышла за дверь. Но я не готова была закончить разговор так, поэтому встала и двинулась за ней. Растянутые связки все еще не позволяли передвигаться быстро, и я успела увидеть лишь мелькнувшую толстую косу, когда Лариса захлопнула за собой двери туалета.
Я доковыляла, услышала звук льющейся воды и дернула за ручку. Лариса то ли не защелкнула щеколду до конца, то ли не думала, что кто-то зайдет следом, но я застала ее врасплох. Когда дверь открылась, она умывалась, снимая тушь с ресниц мокрыми пальцами и ополаскивая их под струей воды.
— Ты плачешь? — я не поверила своим глазам.
— Много чести! — ответила она незнакомым срывающимся голосом, вытащила разом пачку бумажных полотенец и промокнула мокрое лицо, — Пять лет! Я пять лет проработала, прежде, чем повысили до ведущего. А тебе через полгода дают такую же ставку! Считаешь, это справедливо?
— Я не знала, — пробормотала я, — ты откуда вообще это взяла?
— Приказ видела у Дианки. Поздравляю. Ведущий специалист. Росфинмониторинг на мне, подфэтэ на мне, но ты тоже ведущий. Прекрасно!
— Но я об этом не просила! Меня устраивало все, как есть, — сказала я растерянно. Ни о каких повышениях речи не было, с чего вдруг такая щедрость? Неужели, Денис постарался? Но почему мне ничего не сказал?
— Просила, не просила, какая теперь разница? Пришла такая, глазками похлопала… — Лариса заметно успокоилась, и стала говорить уже привычным, чуть надменным тоном, — забудь и иди домой. Концерт окончен.
Сначала я рванулась послушаться и уйти — такую неприязнь ничем не перешибешь, и есть ли смысл что-то обсуждать? Но в последний момент остановилась. Ведь она права, огромная часть работы держится на ней. И это правда несправедливо!
— Может я могу тебе в чем-то помочь? — спросила, уверенная, что Лариса меня пошлет.
— А давай! — ответила она неожиданно бойко, — Порекомендуешь меня на место Давыдова? Или сама в начальницы метишь?
— Не думаю, что мои рекомендации чего-то стоят. Но я попробую.
Вернувшись домой, я не выпускала телефон из рук, ожидая звонка, но Денис так и не давал о себе знать. Сообщение висело непрочитанным, а его телефон неизменно выдавал «Аппарат абонента выключен». Липкие щупальцы страха окутывали горло, мешая нормально дышать, и я не находила себе места.
Может быть, с ним что-то случилось? Авария, инфаркт… Да мало ли что, а я не знаю никого из его родных или знакомых! Ни адресов, ни номеров, ни имен. А если он решил остаться? Но он ведь не сделает так? Он обязан вернуться! У него контракт. У него я. Я улеглась спать, обнимая подушку, и не отключая свет, и забылась беспокойным сном лишь под утро.
А на работе первым делом пошла к Давыдову.
— Роман Анатольевич, я к Вам, — пробормотала, столкнувшись с начальником в дверях его кабинета, — уходите?
