Возвращаясь к аналогии с Петром Первым – Мухаммад Али при проведении реформ прибегал к крайней жестокости, не брезгуя казнями и тайными убийствами. Так, в 1811 году он учинил резню мамлюков. Мамлюки, если вы забыли, это военное сословие Египта, рекрутировавшееся, наподобие янычар, из захваченных в плен юношей кавказского и тюркского происхождения – черкесов, кипчаков, грузин и многих других. Только, в отличие от Османской империи, в Египте мамлюки не раз приходили к власти и начинали вертеть государством на свой манер. В последний раз они проделали этот фокус в конце прошлого века, устроив антитурецкий мятеж. Турки не остались в долгу – в 1806 году нанесли мятежным мамлюкам поражение, а через пять лет Мухаммад Али, человек дальновидный и предусмотрительный, решил проблему раз и навсегда, перерезав тысячи четыре мамлюков, причём часть уцелевших сумела бежать в Судан…
Венечка торопливо кивал, думая только об одном – как бы удержать в памяти хотя бы половину из сказанного.
…Книжку какую у него попросить, что ли? Да нет, неудобно, ещё сочтёт за неуча…
…Да ты не тушуйся! – посоветовало проклюнувшееся некстати «альтер эго». – В кои-то веки попался умный собеседник. К тому же для карьеры полезно…
…А без цинизма никак? – Венечка попытался одёрнуть расходившееся второе «я».
…Никак.
– …но на этом новый хедив не остановился. Через год он затеял войну против аравийских вогабитов – так называют последователей Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаб ат-Тамими, призывавшего своих сторонников из числа кочевых бедуинских племён яростно сопротивляться любым нововведениям. Война продлилась семь лет и закономерно закончилась победой египетских войск, к тому моменту вооружённых и реорганизованных на европейский манер. Потом последовало завоевание Судана, где также пришлось иметь дело с многочисленными мусульманскими фанатиками. Но даже убедительные победы не смогли затушить пожар религиозного фанатизма, а лишь загнали его внутрь – что в Аравии, что в Судане.
Венечка слушал дипломата, изо всех сил скрывая удивление. Он-то ожидал совсем другого, чего-то касающегося его дальнейшей карьеры, а вместо этого угодил на лекцию по истории! Оставалось утешаться старой истиной, что начальству виднее.
Юлдашев, видимо, угадал его мысли.
– Вы простите, друг мой, что начинаю издалека – но поверьте, без понимания неких основ вам в дальнейшем будет непросто оценить моё предложение.
…Ага, всё-таки предложение!..
…А ты сомневался?..
– Что вы, граф, мне чрезвычайно интересно. Продолжайте, прошу вас!
– Вот и славно. Итак, преемник Мухаммада Али, хедив Исмаил-паша, продолжил «европейские» реформы. При нём было начато самое грандиозное со времён фараоновых строительство в Египте – Суэцкий канал. Надеюсь, с историей этого предприятия вы знакомы?
Венечка кивнул.
– Отлично, значит, мы сбережём время. Добавлю лишь, что ровно три года назад, в ноябре семьдесят пятого, Исмаил-паша был вынужден ради погашения долгов перед британскими банками уступить англичанам почти половину своих акций Суэцкого канала. Остальными уже владели французы, и, таким образом, Египет полностью утратил контроль над этим грандиозными предприятием. Что, разумеется, не могло не вызвать недовольства в самых разнообразных кругах.
– Но ведь и французам, насколько мне известно, не удалось удержать контроль над каналом? – перебил дипломата Венечка.
– Верно, – подтвердил Юлдашев. – Англосаксы и здесь оказались верны себе: пользуясь трудностями, постигшими французских партнёров после поражения во франко-прусской войне, они вынудили их уступить свою долю акций канала, получив, таким образом, его в своё полное и практически бесконтрольное распоряжение.
– И это, надо думать, не прибавило им сторонников ни во Франции, ни в Египте?
– Верно мыслите, молодой человек, – усмехнулся консул. – И тут мы подходим к сути дела, ради которого я вас потревожил…
– Ну что, Вениамин Палыч, обдумали? – осведомился Юлдашев. – Понимаю, что не оставил вам времени на размышление, но поймите и меня: дело крайне спешное. «Николай» стоит под парами в гавани, завтра с утра, крайний срок, надо отчалить. Канцлер ждать не будет!
Если вкратце, то предложение сводилось к следующему. Венечка оставляет нынешнюю должность и переходит на дипломатическую службу – советником при графе Юлдашеве, советнике главы русской делегации канцлера Горчакова на конференции в Порт-Саиде. Съезжающимся туда дипломатам и министрам четырёх держав – России, Турции, Франции и Германии – предстояло решить судьбу Суэцкого канала. Представители Британии на эту конференцию приглашены не были, что вызвало взрыв ярости в Туманном Альбионе.
Огорошив собеседника такой перспективой – ещё бы, оставить флот, которым грезил всю сознательную жизнь, и избрать дипломатическое поприще! – Юлдашев предложил проветриться, совершив прогулку по улицам Александрии в коляске. Поначалу он даже хотел воспользоваться паланкином, который тащили восемь чернокожих носильщиков, но лейтенант в смятении отказался – он ещё не настолько проникся духом Востока, чтобы позволить себе ездить на людях. И скоро пожалел о своей щепетильности: коляска с трудом пробиралась по улицам Александрии, заполненным разнообразной публикой. Кого тут только не было: нищие, укутанные в грязные полосатые тряпки, бродячие дервиши с глубоко запавшими, горящими фанатизмом глазами, высокомерные чиновники и турецкие редифы, оборванные египетские полицейские при дубинках и жезлах с бубенцами, женщины, с ног до головы укутанные в непроницаемые покровы, спешащие по своим делам ученики медресе, уличные ремесленники и палестинские евреи, торгующие прямо на камнях мостовой… Как и вчера вечером, перед коляской русского консула расступались, но при таком многолюдье это не слишком помогало – как и не помогали крики и палки двух скороходов, бегущих впереди и расчищающих экипажу дорогу.
– И что же вы скажете?
Венечка вздохнул. Честно говоря, он всё решил сразу, стоило графу изложить предложение, и взял паузу, только чтобы немного привести в порядок мысли.
– Похоже, граф, моряк из меня не вышел. Служба проходила по большей части на суше, в береговой артиллерии. «Хотспур» – всего лишь эпизод, причём случайный. Крест и производство в чин – это, конечно, хорошо, но я-то понимаю, что до однокашников мне далеко. Вон, Серёжа Казанков при Кронштадте и Свеаборге монитором командовал, Гревочка, барон, который месяц в Южных морях на «Крейсере». Я по сравнению с ними человек совершенно сухопутный.
– Ну-ну, не скромничайте! – консул осторожно, чтобы не показаться фамильярным, похлопал Остелецкого по плечу. – Турки ценят вас весьма высоко. Открою тайну: они даже намекнули, что были бы рады видеть вас в составе делегации. Оно и понятно – кавалер ордена Полумесяца, преподнёсший им на блюдечке адмирала Хорнби, единственный, кто здесь, при Александрии, сумел потопить британский броненосец. Одно слово – Гергедан-паша!
– Что ж… – Остелецкий помедлил. – Похоже, вы не оставили мне выбора.
– Согласны?
Кивок.
…И то верно. К чему слова, если всё давным-давно решено? – одобрило «альтер эго».
…Уж не тобой ли?
…А хоть бы и так?
– Замечательно, – Юлдашев явно не заметил минутной отстранённости собеседника. – Тогда заедем сейчас в одно местечко. Здесь есть превосходный парижский портной, весь дипломатический корпус Александрии обшивается у него. Закажем вам парадный мундир – на переговорах, сами понимаете, всё должно быть комильфо. Сабля у вас есть?
– Не сабля, а палаш, – ответил Венечка. – Морским офицерам по форме положено. Только мой, к сожалению, потоп вместе с «Хотспуром». Когда мы с «Инфлексиблом» сцепились, я оставил его вместе с кортиком в каюте. А сам взял английский абордажный тесак – он в рукопашной схватке куда сподручнее. Но к парадному мундиру его, увы, не нацепишь. Не так поймут.