Изумлённые, мы, как любители подобного рода странностей жизни, не медля ни секунды, выскочили из дома с намерением следовать за незнакомцем.
Очутившись на улице, мы едва не столкнулись с быстро бежавшим пареньком.
– Вы тут высокого парня с сумкой случайно не видели? – запыхавшись, спросил он.
Через минуту мы все вместе мчались следом за бывшим здесь недавно молодым человеком. Неожиданно улица обрывалась и упиралась в другую, расположенную перпендикулярно. Но ни в той, ни в противоположной её стороне странного юноши не было видно. Тогда нам пришлось остановиться и обсудить дальнейшие действия.
Сейчас я могла рассмотреть нашего спутника более внимательно. Крепкого сложения, благородная шея, привлекательное лицо, русые волосы в оригинальном зачёсе, свободная манера говорить и двигаться.
Заглядевшись, я не сразу заметила, что он тоже смотрит на меня…»
Как бы подобные фантазии не могли показаться пустыми человеку практичному, у мечтательной же Кати постепенно определялся образ друга, мужа, образ ее идеала.
Образ
Он любит волю,
И я – взбираться в гору.
Он любит стужу,
И я – на корабль садиться в бурю.
Дожди способен созерцать,
Всю ночь дрожа в благоговенье.
И четырём ветрам себя отдать,
Вдыхая запах их до упоения.
Неутомимый, жадный до дороги —
Куда б ни позвала судьба.
Всегда он будет наготове,
И я с ним буду до конца.
Мы с ним – единая душа,
И оба верим в чудеса.
И каждый может превратить
Жизнь – в праздник навсегда!
Пророчество
Катя поступила в ВУЗ, и ей пришлось переехать из родного посёлка в город.
Будучи школьницей, она как-то не задумывалась о той всемогущей силе, которую называют Богом. Наверно не приходилось. Бог был для провинциалки всегда каким-то абстрактным и далёким существом. Но после того, как она однажды на собственном опыте убедилась в Его существовании, то всецело и бесповоротно поверила в Него.
«…Я училась в университете на втором курсе, когда это случилось. Снимала однокомнатную квартиру, находящуюся со всеми пересадками в полуторачасовой езде от места учебы. Моя учёба проходила во вторую смену, и домой приходилось возвращаться, когда на улицах зажигались фонари. Сначала проходила через тёмную арку дома. Я её страшно боялась. В воображении вспыхивали самые ужасные сцены, которые обычно происходят в таких местах, и мои нервы всегда были натянуты до предела. Затем предстояло зайти в свой подъезд, где никогда не горел свет, да и около подъезда тоже, потом в полутьме добираться до своей квартиры на четвёртом этаже. И когда я, наконец, оказывалась дома, то чувствовала, что совершенно измотана и полностью разбита. К тому же была невероятно измучена голодом, так как в университетских столовых не кушала, причём не столько ради экономии, сколько из-за своей крайней застенчивости.
Одетая в коричневый свитер и синие джинсы, с косой, как у школьницы, я робела перед яркими и самоуверенными одногруппниками, которые с лёгкостью знакомились друг с другом и заводили дружбу. Бесконечные их разговоры о шмотках, косметике, машинах, магазинах, нимало не интересовавших меня, а также обсуждение преподавателей и однокурсников претило моей душе.
Помимо университета я никуда не ходила, а в выходные сразу уезжала домой. От тоскливых часов одиночества спасалась книгами. Нам задавали читать много разной литературы, и с наступлением вечера я всегда спешила погрузиться в созданный автором мир. И этот мир оказывался единственной реальностью, в которой забывался враждебный для меня университет, холодные автобусы, пустые и озлобленные лица в них…»
Тихая, домашняя провинциалка, никак не могла свыкнуться с большим и мрачным городом, со своим отшельничеством и отчуждением в нём.
«…Ко всему мне нелегко давалась учёба. Если кому-то требовалось несколько минут, чтобы выучить заданное, то я затрачивала в два раза больше времени на то же самое. Все свои «неуспехи» переживала на очень глубоком уровне и проводила дотошный самоанализ и безжалостно критиковала себя. Кончилось это тем, что я «съела» саму себя.
Однажды утром проснулась со страшной тяжестью в голове и высоченной температурой. Хотела было встать, но, едва приподнявшись, бессильно рухнула обратно на подушку: тело не повиновалось. У меня не было ни таблеток, ни телефона и никого рядом, кто бы мог помочь.
Лёжа плашмя на постели и не будучи в состоянии даже думать, я то проваливалась в чёрную губчатую пустоту, то выныривала назад. И тогда, с трудом подняв тяжёлые веки, смотрела на потолок, пока забытье снова не утаскивало меня.
Так прошли сутки, наступили вторые.
Едва проснувшись, ощутила жгучую сухость во рту. Мозг громил сигнал жажды. Пить! Быстрее пить! Жжение во рту усиливалось с каждой секундой. Пить!! Пить!!! Этот сигнал, как непрерывный электрический разряд, разрывал моё сознание.
Огромным усилием воли заставила себя повернуться на бок и перевалиться через край раскладушки на пол. Пробовала подняться на ноги, – ничего не получалось. И тогда не помню, как я очутилась на четвереньках. И очень медленно, то и дело, натыкаясь на какие-нибудь вещи, поползла на кухню.
На кухне водопроводный кран для моего положения и состояния располагался высоковато. Испытывая тошнотворное головокружение и ужасную ломоту в голове, перебирая по стене руками, я начала медленно подниматься. Достигнув уровня раковины, повисла на ней всем телом и открыла кран. Страждущие губы долго и жадно ловили струйку ржавой и пахучей воды. Боль притупилась, и обратный путь совершила уже на ногах, но они едва удерживали набрякшее тело, согнутое почти пополам.
Как далеко постель! Быстрей бы уже лечь!
Наконец я дотащилась до раскладушки и кое-как взгромоздилась на неё.
Где-то вдали забил колокол. Гулко и надтреснуто. Его звон болезненно отзывался в голове.
Странно, не знала, что здесь есть церковь.
Гул приближался. Бум-м-м! Бум-м-м! Резкие и беспощадные удары большого медного колокола раздавались уже прямо за моим окном.
Но около дома нет церкви!
«Ну, она, наверное, где-нибудь между домами, и я не видела её, – пыталась успокоить сама себя. – Этого не может быть!»
В голове снова все замутилось, и мрак забытья поглотил меня.
Когда очнулась, в комнате сгустились тени. Спать не хотелось. Я включила стоявшую на полу рядом с раскладушкой лампу, взяла лежавшую неподалёку книгу, которую начала читать несколько дней назад, моего любимого Достоевского со своим «Преступление и наказание». Открыла его и перенеслась в туманный Петербург.
Правда, ненадолго… Хлёсткая головная боль и нестерпимый жар в теле, несмотря на моё сопротивление, скоро вырвали меня из мира книги. Я выключила свет, ставший уже раздражать мои воспалённые глаза, и откинулась на подушку. Мысли словно только этого и ждали. Они набросились на меня, не давая опомниться.
Зачем я в этом мире?
Каково моё предназначение?
Как узнать себя?
Что ждёт меня в будущем?
Эти вопросы атаковали меня снова и снова. И мне нечем было сдерживать их яростный натиск. Ни одного стоящего оружия в моём арсенале.
Какие-то легковесные и мелкие мыслишки. Тем не менее, во мне жила твердая уверенность, что ответы на эти вопросы есть и что их необходимо найти, во что бы то ни стало. Но как бы я ни металась в их поисках, как ни гонялась за ними, ответы не давались. Они, словно быстрые рыбки, ускользали из самых рук, обдавая меня миллиардами брызг. Их пенистые пузырьки застилали всё вокруг, и я терялась в их бесчисленном множестве.
Лежала в темноте, не имея о времени ни малейшего представления. Часы остановились ещё вчера. И лишь тёмно-синее пятно окна немного разбавляло черноту осенней ночи.
