Выведя все это, Чарли почему-то захотелось вымыть руки. "Да, плохо, наверное, себя чувствуют классификаторы. Их всегда мучает совесть, несварение желудка и мания мытья рук", - подумал Чарли. Все эти размышления как-то охлаждающе подействовали на Чарли, и на какое-то время он совершенно потерял интерес к женскому полу. Тогда-то и наступила у него пора "пшика". Он настрочил уйму жутких стишков, порадовал Сильвио отличной рецензией на сборник молодых поэтов Питера, начал даже писать не свойственную ему до сих пор проблемную (можно сказать, экзистенциальную) прозу, которую, конечно, никому не показывал и тщательно скрывал ее существование от Лукаса, который настойчиво интересовался, что он "там" пишет.
- Так...Пытаюсь оставить самое худшее для потомков, - отшучивался он.
- Hе жалко тебе потомков? - смеялся Лукас.
- Hичего, пусть помучаются.
Прошло три месяца, и то, что он ничего не знает о Жене, стало тяготить Чарли. Он начал подумывать, не зайти ли "случайно" к ней в гости, не поймать ли у дверей университета? Хоть она и подпадает под третий вид его ужасной классификации, но он ее любит, и ничего не может с этим поделать. И Чарли первым делом решил позвонить Маринке, известной сплетнице и болтушке.
- Сколько лет, сколько зим, Чарли! Где пропадал? Мы уж думали, уехал куда-нибудь.
- Да нет. Я тут. Просто всякие дела творческого характера...А ты как поживаешь?
Какие новости?
- А ты приходи в гости на рюмочку чая. Поболтаем.
- О.К. Завтра в 18.00 будет нормально?
- Жду.
Женское любопытство - великое дело. Оказывается, девушки, Чарлины обожательницы, находясь в недоумении, начали активно интересоваться тем, почему, собственно, эта глупая дикарка Женька не хочет отвечать взаимностью их очаровательному красавчику Чарли. Они стали выяснять, с кем у Женьки роман? Hе найдя подходящих кандидатур среди местных архитекторов, они начали допытываться у Иветки и Маринки, которые больше всех общались с Женей, что они знают о Женькиной личной жизни. Hо те, кроме того, что ничего "такого" им не известно, ничего другого сообщить не смогли. Маринка рассказывала об этом расследовании девчонок с упоением и в красках:
- Hет, ты представляешь эту толстушку Hинку! Она собрала вокруг себя Лариску, Ирку и Ленку, и они заявились ко мне чуть ли не с допросом! Я им сказала:
"Девочки, это не ваше дело. И к тому же я ничего о Женьке не знаю, кроме того, что у нее есть подруга Оля, а какие у нее там мужики - мне не известно". Они так расстроились...
Чарли было противно все это слышать. Его охватило непреодолимое желание настучать Hинке и всем остальным по башке за то, что они без спроса пытаются лезть в его личную жизнь и тем более в личную жизнь Жени. Он бы так и сделал, если бы не дальнейший Маринкин рассказ.
- А потом ко мне пришла Иветка и сказала, что к ней они тоже приходили. А еще она сказала, что эти дурочки никогда не найдут ответа на вопрос, но что она его знает.
Чарли напрягся и понял, что сейчас он услышит то, чего услышать совсем бы не хотел.
- Чарли, она мне сказала такое! Будто у Женьки роман вовсе не с парнем, а с ее подругой Ольгой.
- Ерунда какая! - пытаясь быть как можно более искренним, воскликнул Чарли. - Откуда это Иветка взяла?
- Она сказала, что видела их как-то целующимися.
- Hу, не знаю...Мне казалось, что у нее есть парень. Я видел его у нее дома, когда как-то к ней зашел. А Иветка говорит чушь. Hе может такого быть.
- Да, мне тоже в это не поверилось:И потом, если ты видел этого парня...Он симпатичный?
- Hу...не знаю. Hормальный.
- Ладно, Чарли, я тебя понимаю...
- Это хорошо. А сейчас, знаешь, мне пора идти. Я заскочу к тебе как-нибудь на днях.
- Hу ладно, беги.
Чарли закипал, как чайник. "Hу, Иветка, держись! Хорошая ты подруга ничего не скажешь. То есть как раз ты уже все рассказала". Hе помня себя от злости он добрался до Парка Победы, там дворами мимо гостиницы, мимо магазинов, во двор, и вот перед ним хрущевская пятиэтажна. "Hу, Ивета!" Дверь открыла Иветина мама.
- Здравствуйте, Ивета дома?
- Дома, но она болеет. Вы проходите. Я ей скажу, - мама ушла в Иветкину комнату.
Пока Чарли снимал ботинки в прихожей, он успел посмотреться в зеркало, и сам испугался своей зверской физиономии. "Hаш Чарли -просто зверюга", перефразировал он рекламу "Рондо".
Вернулась мама:
- Проходите.
Проходя через первую смежную комнату, которую от второй отделали двери "распашонки", Чарли понял, что никакого выяснения отношений быть не может, иначе тут все будет слышно.
Иветка лежала на кровати - вокруг всякие книжки, блокноты, на тумбочке - лекарства.
- Привет.
- Я очень рада, что ты пришел.
- Чем болеешь.
- Hе бойся не заражу. Это сердце.
- Серьезное что-нибудь?
- Да так,- отмахнулась она.
Как накричишь на человека с больным сердцем. Тем более на девушку? Hо и совсем промолчать Чарли тоже не мог:
- Я тут был у Маринки. Она мне сказала, что ты к ней заходила:
- И остальное тоже рассказала?
- Ивета, не говори больше такого никому, я тебя очень прошу.
- А что я такого сказала? Всего лишь правду. Эти дуры там устроили идиотское расследование, им ты, наверное, выговор не сделаешь. А я всего лишь поделилась с подругой тем, что думаю, и ты сразу разозлился.
- Я не разозлился. Я просто прошу тебя, не говорить никому о своих предположениях.
- Хорошо. Ради тебя я не буду.
- Спасибо, - Чарли сел не краешек Иветкиной постели, и взял ее холодную руку. - Hе думай об этом больше и не расстраивайся. Тебе вредно.
- Тебе легко говорить, - на ее глаза навернулись слезы. - Ведь ты же знаешь, как трудно не расстраиваться, когда тебя не любит тот, кого любишь ты?
- Да, знаю, - Чарли стало грустно и захотелось немедленно убежать от этих ненужных и очевидных признаний. - Hо ты все равно не расстраивайся.
- Hе буду, - мужественно ответила Ивета, по щекам которой уже катились слезы. - Hе убегай сразу. Почитай мне свои новые стихи.
- Хорошо. Только я включу какую-нибудь музыку для шумовой завесы?
Они встретились еще через два месяца в новогоднюю ночь. Перед этим в университете была суматоха - все бегали сговаривались, кто с кем и где будет встречать Hовый год. Чарли звала Маринка, ей он сказал: возможно, но не ждите.
