В результате начавшейся 23 февраля 1917 г.[23] в Международный женский день Февральской революции российская самодержавная монархия рухнула, и не нашлось сколько-нибудь значительных сил, которые выступили бы в ее защиту. Более того, неожиданно в перевороте оказались заинтересованными самые различные круги отечественной общественности: от верхушки армии до интеллигенции, объединенной в партии либерального и радикального направлений. «Безудержная вакханалия, — писал будущий главнокомандующий Добровольческой армией генерал А. И. Деникин, — какой-то садизм власти, который проявляли сменявшиеся один за другим правители распутинского назначения, к началу 1917 г. привели к тому, что в государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которое могло бы опереться царское правительство. Врагом народа его считали все: Пуришкевич и Чхеидзе, объединенное дворянство и рабочие группы, великие князья и сколько-нибудь образованные солдаты».[24]

Немногочисленные трезвые голоса политических деятелей, предупреждавших о возможном крахе государственности, не были услышаны. Эйфория внезапно открывшихся перспектив захлестнула общественность и страна устремилась по направлению к разрушению своих вековых устоев и хаосу.

Более всего на этом направлении потрудилось образовавшееся в первые дни революции Временное правительство. Хотя интеллигенция, его составившая, готовила себя к этой роли многие годы и имена членов правительства как ведущих оппонентов царского режима были давно на слуху, сколько-нибудь значительного опыта управления страной никто из них не имел. Как вспоминал бывший в то время управляющим делами Временного правительства В. Набоков, они «понятия не имели об основах государственного управления».[25] Все, что они знали и понимали в политике, было почерпнуто в Думе, и под политикой ими подразумевалась, по выражению Р. Пайпса, борьба «с правительственной бюрократией в залах и кулуарах Таврического дворца, обсуждение законодательных предложений и, в критические минуты, обращение к массам».[26]

За все время своего существования Временное правительство больше занималось разрушением старого правопорядка, чем созданием чего-либо нового взамен. В стране, где отсутствовали основные элементы гражданского общества, привыкшей к централизованному управлению и беспрекословному исполнению распоряжений сверху, Временным правительством была сделана ставка на «мудрость народа». И это в тот момент, когда Россия вела беспримерную борьбу с врагом на фронтах первой мировой войны. 5 марта 1917 г.

в развитие принятой по согласованию с Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов 8-ми статейной программы[27] были уволены все губернаторы и вице-губернаторы, с передачей их полномочий председателям губернских земских управ. Данное мероприятие создало в губерниях обстановку безвластия. Следующий шаг — роспуск полиции и жандармерии, как символов государственной власти, привел к тому, что страна осталась без приводных ремней в проведении государственной политики на местах. Таким образом, правительство с первых же своих шагов лишило себя возможности управлять и обеспечивать потребности фронта в людских и материальных ресурсах. Россия пошла верной дорогой к поражению в первой мировой войне и краху всех государственных и социальных институтов.

Первыми, кто почувствовал дыхание надвигавшейся катастрофы, оказались находившиеся на фронтах первой мировой войны офицеры русской армии. «Общее настроение в армии делается с каждым днем все напряженнее, — сообщал в донесении от 29 марта 1917 г. главнокомандующему войсками Северного фронта командующий 5-й армией генерал А. М. Драгомиров, — аресты офицеров и начальников не прекращаются… были случаи отказа идти на позицию… крайне неохотно отзываются на каждый приказ идти в окопы, а на какие-либо боевые предприятия… нет никакой возможности заставить кого-либо выйти из окопов».[28]

В свою очередь 9 апреля 1917 г. дежурный генерал Ставки Верховного главнокомандующего ходатайствовал перед начальником Генерального штаба «о принятии безотлагательных мер со стороны правительства, так как у развенчанной власти командного состава нет сил справиться с солдатской толпой, принявшей возвещенную им свободу… как право делать что угодно, игнорировать офицеров, всячески дерзить им, или неповиновением им, оскорблять их и даже арестовывать их и смещать с должностей».[29]

С каждым днем обстановка на фронте становилась все напряженнее.

Запасы, созданные еще царским правительством, быстро иссякали, а новые необходимые для фронта ресурсы если и поступали, то с перебоями. Необходимость, с одной стороны, продолжения выполнения боевых задач, с другой — ширившаяся анархия в тылу и как следствие усугубление и без того тяжелого положения солдатской и офицерской массы на передовой неминуемо вели к расколу в войсках. Этому активно способствовала и сама революционная власть. Так, по выражению А. И. Деникина, «одним росчерком пера» нового военного министра, А. И. Гучкова было уволено с постов старших военных начальников 143 человека, в числе которых оказались 70 начальников пехотных и кавалерийских дивизий. По мнению одного из будущих вождей белого движения П. Н. Врангеля данная операция не могла не отразиться «на внутреннем порядке и боеспособности армии», а другого — А. И. Деникина, «подорвала веру в командный состав и дала внешнее оправдание комитетскому и солдатскому произволу и насилию над отдельными представителями командования».[30]

Учреждение комиссии для проведения «демократизации армии» под председательством бывшего в 1915–1916 гг. военным министром генерала А. А. Поливанова, законопроекты которой прежде их утверждения в ней шли на согласование с солдатской секцией исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов и принятие по результатам ее работы так называемой «Декларации прав солдата и гражданина», привело не более чем к дальнейшему падению дисциплинарной власти командного состава.

Удивляет настойчивость, с которой члены Временного правительства занимались разрушением армии, ломая тем самым становой хребет российской государственности. Несмотря на то, что на одном из совместных заседаний членов правительства и высшего командования последним недвусмысленно было заявлено крайне негативное отношение к готовящемуся постановлению,[31] тем не менее, пресловутая Декларация была все же принята. Это обстоятельство привело к тому, что войска, спустя некоторое время, окончательно вышли из повиновения своим командирам.

Являлись ли действия Временного правительства непосредственной причиной крушения Российской империи или ответ на этот вопрос следует искать в крайней усталости всех слоев российского общества, вызванной непосильным бременем продолжавшейся третий год войны. Из двух вариантов консолидировать общество с целью противостояния внешней угрозе, может быть, отказавшись от некоторых радикальных лозунгов и пригласив к сотрудничеству деятельных сановников прежнего режима, либо спекулировать на его настроениях с тем, чтобы снискать себе симпатии наиболее слабых в культурном отношении слоев, революционная власть выбрала последнее. В таких условиях любая пораженческая агитация могла найти для себя благодатную почву. Таким образом, вскоре армия раскололась на два непримиримых лагеря — продолжавших несмотря ни на что выполнять свой долг защитника отечества и различного рода малодушный элемент, искавший только повода, чтобы уклониться от выполнения святой обязанности.