С течением времени, скорее в силу объективных, чем субъективных причин, белое движение пришло в упадок и, несмотря на громкие победы летом и осенью 1919 г., в конечном счете потерпело катастрофу.

Бросается в глаза одна общая черта, присущая всем белым режимам: в период успехов социальные структуры, окружавшие центр движения в том или ином белом регионе, имели тенденцию к консолидации, несмотря на раздиравшие их внутренние противоречия. Напротив, в периоды неудач, не в пример большевикам, все противоречия, упрятанные вглубь до поры, расцветали пышным цветом, что в геометрической прогрессии убыстряло крах белого движения. Последнее находило свое выражение в разлившемся по тылам белых армий партизанском движении и массовом дезертирстве с фронта. Эту особенность видели большевики. Л. Д. Троцкий, несомненно, понимая проблему намного шире, в одном из своих выступлений заметил: «У нас развитие борьбы дает сплочение, дает запал, у них развитие борьбы дает разложение и распад. Вот где основа всего».[171]

Если до июля 1919 г. не отмечалось серьезных столкновений в тылу войск Колчака с действовавшими там партизанскими отрядами, то с момента поражения армий Восточного фронта в Челябинской операции наблюдался заметный рост крестьянских волнений. Продолжавшиеся неудачи белых на фронте и их отступление в глубь Сибири привели к созданию «благоприятной обстановки для агитации большевиков».[172]

Этому способствовала возобновившаяся борьба между различными политическими группировками за преобладающее влияние в белом движении. Ко времени окончательного перелома на Восточном фронте, по данным Н. Е. Какурина, в Томской губернии насчитывалось 7 тыс. организованных партизан, в Енисейской — 14 тыс., в Иркутской — 3 тыс., в Амурской и Приморской областях — по 6 тыс. Всего в Сибири действовало примерно 35–40 тыс. партизан.[173]

К концу 1919 г. повстанческое движение, охватившее Сибирь, носило уже «поголовный характер», а возникший из числа бывших союзников Колчака «Политический центр», в который вошли ЦК ПСР, Комитет бюро земств, профессиональные союзы и социал-демократы, 24 декабря 1919 г. произвел в Иркутске переворот, поддержанный главнокомандующим союзными войсками в Сибири генералом Жаненом. Указанные события привели к самоликвидации правительства Колчака к вечеру 4 января 1920 г.[174] Примерно такое же положение к концу осени 1919 г. сложилось и в тылу войск генерала Деникина. Как справедливо заметил Какурин, «проиг рыш решительного сражения „вооруженными силами Юга России“ одним из своих результатов имел начало господства частных интересов над общими. Он же окончательно развязал те силы, которые подтачивали их тыл изнутри».[175] К этому моменту по всей Украине развернулось широкое партизанское движение, восстали крестьяне Ахтырского, Купянского, Сумского, Изюмского и других уездов Харьковской губернии. Повстанцы Донбасса почти полностью дезорганизовали движение воинских эшелонов на многих участках Юго-Восточной и Северо-Донецкой железных дорог. Огнем повстанческого движения была охвачена Херсонская губерния. Это обстоятельство сыграло огромную роль в поражении войск Деникина к концу года.[176]

На фоне этой картины началась работа центробежных сил и в самих вооруженных силах Юга России. По мнению того же Какурина, она выразилась прежде всего в стремлении отдельных армий опереться на те районы и прикрыть те направления, которые для них являлись наиболее жизненными, не заботясь о других.[177] Так, кубанцы тянули на Кубань, причем на их настроениях не в последнюю очередь сказалась та борьба, которую вел Деникин с Кубанской Радой. Донская армия стала искать опору в Донской области. На это время пришлись и первые осторожные шаги генерала П. Н. Врангеля, который начал прощупывать почву для возможного смещения Деникина. Ярко стали проявляться те черты, которые так тонко подметил генерал А. К. Кельчевский в момент своего первого посещения штаба Добровольческой армии осенью 1918 г.: «Единение отсутствовало. Подозрительность, клевета, сплетни, злостное критиканство царствовали во всех екатеринодарских штабах, управлениях и учреждениях. Все как бы боялись, что у них отнимут пальму первенства в деле спасения России…»[178] Потерпев решающие поражения в осенних боях вокруг Орла, вооруженные силы Юга России к началу 1920 г. сосредоточились по левому берегу Дона, использовав его как естественный оборонительный рубеж. Попытки генерала А. И. Деникина и его штаба произвести перегруппировку сил с тем, чтобы выиграть время и в последующем попытаться вновь перехватить инициативу у красных, ни к чему не привели.

12 февраля 1920 г. штаб Кавказского фронта красных закончил разработку Тихорецкой операции. Планировалось силами 8,9 и 10 армий форсировать реки Дон и Маныч, прорвать оборону и вводом 1-й конной армии в стык между Донской и Кубанской армиями[179] белых рассечь и нанести им решительное поражение. В последующем предусматривалось овладеть Тихорецкой.[180]

Наступление войск Кавказского фронта началось 14 февраля 1920 г.

До конца месяца шли упорные бои, пока 2 марта не наступил решающий перелом, приведший к отходу войск Деникина на линию р. Кубань. С потерей 17 марта Екатеринодара сопротивление белых в районе Северного Кавказа было окончательно сломлено.[181]

То, что осталось от вооруженных сил Юга России, неудержимо хлынуло к Новороссийску. Ни о каком планомерном перемещении войск в Крым, который обороняли части под командованием генерала Я. А. Слащова-Крымского, нельзя было и думать. Несмотря на срочно прибывшие в порт союзные суда, в создавшейся обстановке, когда людей охватила паника, справиться с эвакуацией не удалось. 27 марта 1920 г. передовые части 9-й армии красных овладели Новороссийском. Таким образом, в Крым удалось эвакуироваться только Добровольческому корпусу и части сил Донской армии. При этом в Новороссийске были брошены огромные запасы материального имущества.

Под впечатлением неудачи А. И. Деникин писал в те дни семье: «Сердцу бесконечно больно: брошены громадные запасы, вся артиллерия, весь конский состав. Армия обескровлена…»[182] По данным, которые привел в своих воспоминаниях генерал П. Н. Врангель, в Крым было переброшено около 25 тыс. добровольцев и 10 тыс. донцов. Все эти люди были совершенно деморализованы и неспособны к ведению каких-либо боевых действий. Только благодаря действиям Крымского корпуса[183] под командованием генерала Слащова-Крымского возможные пути на полуостров были надежно прикрыты.

Принятый генералом план обороны Крыма состоял в том, чтобы, учитывая жестокие морозы и отсутствие жилья, оборонять крымские перешейки только сторожевым охранением, а главные силы корпуса сосредоточить за ними в виде резервов. Последние должны были использоваться для нанесения контратак в случае попыток красных к прорыву. Как заметил в предисловии к воспоминаниям Слащова-Крымского А. Г. Кавтарадзе, такая тактика соответствовала духу и психологии армий в годы гражданской войны и вполне себя оправдала, сорвав планы советского командования прорваться в Крым.[184]