Лёка хоть и жила прямо рядом со школой, но зачем-то приходила минут за сорок до начала уроков. А солнечная, улыбчивая Машка приезжала в школу рано просто потому, что более поздних автобусов не было. Они нашлись с Лекой как-то утром, встретившись в пустом гулком коридоре, заболтались, поняли вдруг, что очень родные, и начали каждую переменку бегать друг другу в гости. Машку Лёка совсем не боялась, чего не скажешь о других девятиклассниках. И вроде бы старше всего на год, а совсем взрослые уже, смотрят свысока, почти все скоро станут настоящими студентами. Выше них были разве что одиннадцатиклассники. Но им дела не было до младших учеников, они все носились со своим ЕГЭ, как умалишенные, и выглядели не так внушительно.
Женька же была одной из тех девятиклассниц, на которых Лека смотрела с подобострастием и чуть ли не с ужасом. Высоченная, с пристальным взглядом карих глаз и с прямыми волосами до самой попы, она носила полосатые гетры, встречалась с десятиклассником из другой школы, каталась на скейте и слушала «Noise MC», «System of Down» и «Bullet for my Valentine». Женька была по-настоящему крутой.
И так уж вышло, что Машка оказалась ее лучшей подругой. И когда Машку тянуло к Лёке на переменах, Женьке тоже приходилось терпеть назойливую малолетку. Она скучающим взглядом окидывала Лёку, демонстративно надевала огромные наушники и, поводив пальчиком по джойстику своего маленького Мп-3 плеера, громко включала музыку. Лёке было не по себе. Но дни шли, и Женька все чаще оставляла наушники на шее, а как-то раз даже сама нашла Лёку, чтобы поболтать, когда Машка болела и не ходила в школу.
А потом случилось лето, и выпускной из девятого класса. Машка уехала поступать, а Женька осталась. Выяснилось, что они с Лёкой даже живут в квартале друг от друга, и они стали гулять вместе. Как-то раз Женька рассказала Лёке, что познакомилась в аське с гитаристом из местной группы, но в упор не знает, о чем с ним можно поговорить. Попросила Лёку пару раз ответить на сообщения, когда была занята, а потом, видя, что диалог там полетел со скоростью света, и вовсе часто стала отдавать свой телефон Лёке.
Лёка впервые в жизни общалась с человеком противоположного пола, но не испытывала никакого смущения, потому что все писала от имени Женьки. Поначалу они обсуждали музыку и погоду, а потом вдруг, преодолев какое-то критическое число сообщений, стали делиться друг с другом совершенно сокровенными вещами. Они болтали о том, как воняют лягушки, как на рассвете, бывает серо, и у вещей теряется форма, как долго заживают шрамы от укуса собаки, какие на вкус акриловые краски и муравьинные попки, как странно выглядит Аршавин, когда прижимает палец к губам, как болит голова от перегрева, как противно в реке запутаться в водорослях, как выжигаются бородавки чистотелом, как смешно звучит синтетический голос Хокинга, как страшно ездить за грузовиками после «Пункта назначения», как одиноко бывает в родном доме.
Гитарист все чаще стал предлагать Лёке, а точнее Женьке, встретиться. После десятка неудачных попыток, он позвал ее на открытый концерт, который вот-вот случится.
Лёка предстоящего концерта побаивалась. Лёка вообще в жизни побаивалась очень многого. Но не рядом с Женькой. Та чем-то напоминала ей Мортишу Аддамс – мертвецки спокойную, непоколебимо прекрасную. Женька всегда знала, что делать.
Рок-фестиваль в их маленьком городке оказался тем еще зрелищем – группка пьяных панков перед низкой сценой, фонящие колонки, страшно фальшивящие гитаристы и вокалисты, барабанщики, совсем не попадающие в такт. Но Лёке понравилось, понравилось до безумия. Эти рванные ритмы, эти несуразные крики и ломанные нерифмованные совсем тексты почему-то находили в робкой душе ее самый живой отклик. Лёка впервые в жизни видела ну практически своих сверстников, которые не смущаются в буквальном смысле орать о том, что для них важно.
Это была музыка. Живая, дикарская, какая-то совсем первобытная, а потому сметающая все своей силой. Под конец концерта Лёка вдруг даже сунулась в слэм, и была удивлена бережностью, с которой умотанные панки стараются не зашибить тонкую, явно чужеродную этому месту, школьницу.
Потное тело, голова, совершенно пустая ото всех мыслей, телепающаяся на тряпичной шее, прыжки в высоту и вокруг себя, вскинутые вверх руки, пресловутая «коза» и возможность визжать до хрипоты, потому что из-за колонок все равно не слышно – Лёка впервые ощутила такую легкость, что ей хотелось хохотать и обниматься со всеми вокруг.
Когда она вернулась к Женьке, то встретила ее одновременно удивленный и восхищенный взгляд.
– Ну, Мартынова, ты и даешь. Меня уже трое спросили, продают ли нам выпивку. Тебя там накурили что ли или как?
Лёка улыбнулась и пожала плечами. Плечи уже болели, но от этого почему-то было очень хорошо.
После своего выступления к Женьке подошел знакомиться гитарист со своей группой. Парень оказался довольно симпатичным, но с очень уж странной прической – кудрявыми короткими волосами, уложенными в стойку. Такая себе королева червей на минималках.
Женька болтала с ребятами, а Лёка просто стояла рядом и молчала. Никто на нее не обращал внимания. Впрочем, как обычно. Лёка была рада, что парень так расположен к Женьке, но почему-то ей стало грустно от того, что вот он, стоит совсем рядом, знает ее изнутри как облупленную, но ведет себя так, как будто с ней не знаком.
Придя домой, Лёка боязливо сунулась в комнату – мама, конечно же, не спала. Расспросила в деталях, где, с кем, что делала. Лёка по привычке предоставила детальный отчет – без этого мама бы настолько растревожилась, что не уснула бы, и на утро у нее опять болела бы голова. А Лёка просто не выносила, когда у мамы что-то болело. Особенно, из-за нерадивой дочки.
На следующий день Лёка не могла повернуть головы – шею заклинило. Мама все суетилась вокруг, пыталась придумать какие-то компрессы и примочки, собиралась записывать Лёку к доктору, но та всеми силами отбивалась, пока за ней вдруг не пришла Женька.
– Идем на репетицию! – торжественно объявила она. – Я собрала еще девчонок. Там у ребят свой гараж, прикинь!
Лёка недоуменно заморгала. Как-то тревожно было идти в гараж к незнакомым парням. К тому же, они были гораздо старше – почти на пять лет. А этих рокеров в фильмах показывают достаточно красноречиво. Наркотики, рок-н-ролл и этот, ну как его, ну… От мыслей о последнем пункте Лёка зарделась. Не готова она была еще вступать во взрослую жизнь. Даже в своем воображении.
Но пойти все-таки решилась – все равно с такой большой компании ее никто не заметит.
Ребята, самодовольно улыбаясь, пропустили стайку девчонок в свой гараж. Лёка заходила последней – она все еще подумывала сбежать.
Освещенная желтоватым светом одинокой лампочки, обитель музыкантов выглядела на первый взгляд именно так, как и должна была выглядеть по Лёкиному мнению – неряшливо и своенравно. Просиженный диван с разномастными пятнами и пропалинами от сигарет, цветастый ковер на полу, усыпанный стружками от барабанных палочек и пеплом, на голых кирпичных стенах плакаты «Nirvana», «Sum 41», «Blink 182» и нарисованные красной краской знаки анархии – все это было рассредоточено по периметру захудалыми декорациями. В центре же стояли инструменты. Сверкающая тарелками барабанная установка, лакированные, отдающие каким-то совершенно съедобным, леденцовым, блеском гитары, уйма колонок, проводов, стойки для микрофонов, разбросанные медиаторы и листы бумаги с перечеркнутыми текстами и пометками аккордов.
Лёке показалось, что она сейчас заплачет от того, как ей красиво. Она хлопала глазами и, пока девчонки во всю знакомились с парнями, держалась поодаль и с нарастающим внутренним нетерпением смотрела на струны, массивную бочку и перфорации головки микрофона. Ей неминуемо хотелось слышать.
К ее великому счастью, Лёке досталось место в самом темном уголке. Ребята, насладившись вниманием девчонок, начали играть. Первым вступил барабанщик, его, кажется, звали Костей. Было совсем непонятным, как он успевает дотягиваться до всех педалей, бить по всем тарелками еще и зрелищно вертеть палочками в воздухе перед каким-нибудь особенно важным акцентом. Многоногий, многорукий, как дедушка Камадзи, Костя успевал сделать сотню хаотичных движений в минуту, обращая их в жаркую, разгоняющую сердце, мелодию.