В процессе политической борьбы в XIX в. всевластие олигархии во многих странах было существенно ограничено, а в ходе революций и путем принятия ряда социально–политических актов XX в. окончательно подорвано. Особое место в обновленческих тенденциях социально–экономического и политического характера имела революция в Мексике.

На рубеже XIX — XX вв. особую роль в развитии континента стал играть внешний фактор. Ведущие европейские страны, создавая колониальные империи в Азии и Африке, не упускали из виду и Латинскую Америку. Но их возможности здесь были ограничены экономической экспансией, поскольку прямая агрессия против латиноамериканских стран потребовала бы чрезмерных усилий. К тому же они не могли не считаться с политикой уже занявших ведущие позиции в мировой экономике США, которые, не собирались отказываться от заявленного еще в годы Войны за независимость Латинской Америки тезиса доктрины Монро — «Америка для американцев».

В 1902 — 1903 гг. разразился Венесуэльский кризис, когда Великобритания и Германия попытались путем применения военной силы «выбить» из южноамериканской страны долги за полученные ею прежде займы от банков западных стран. Соединенные Штаты также потребовали выплаты долга, но выступили против предпринятой Германией и Великобританией бомбардировки венесуэльских портов, а дело о долгах согласились перенести в арбитражный суд. Суд не нашел взаимоприемлемое решение, а подключившийся к проблеме Гаагский международный трибунал вынес определение в пользу европейских держав. В ответ на это американский президент Т. Рузвельт огласил переход к новой политике (ее часто называют политикой «большой дубинки»), опиравшейся по–прежнему на доктрину Монро, но с явно выраженным стремлением США взять на себя лидерские функции на всем американском континенте.

К этому времени США уже обрели опыт в силовом решении латиноамериканских проблем. Политическая история Латинской Америки начала двадцатого столетия ознаменовалась рождением двух независимых государств — Кубы (1902) и Панамы (1903). В обоих случаях «повивальной бабкой» их суверенитета не случайно оказались США.

Еще в XIX в. Вашингтон стремился распространить свое влияние на о. Куба (было предпринято несколько попыток купить его у Испании, в 1848 — 1851 гг. известный авантюрист Н. Лопес несколько раз организовывал из американских портовых городов высадку на Кубу с целью свержения испанской колониальной администрации). Это удалось осуществить после американо–испанской войны 1898 г., когда США фактически разработали для Кубы ее первую конституцию и «нашли» для нее первого президента — Томаса Эстрада Пальму, давно принявшего американское гражданство. Конгресс США в 1901 г. принял так называемую «поправку Платта» (О. Платт — председатель комиссии Конгресса по подготовке кубинской конституции), которая формально закрепила существенные привилегии для США на Кубе и значительно ограничивала молодое государство в самостоятельности.

Столь же показательна и судьба Панамы, на территории которой США решили построить межокеанский канал. Колумбия, в состав которой входила Панама до начала ноября 1903 г., не шла на компромиссы с США по этому вопросу, и тогда Вашингтон, поддержав там сепаратистские силы и осуществив «опереточную» революцию, в течение двух недель добился провозглашения независимости Панамы и соответствующего разрешения на строительство Панамского канала.

Два важнейших феномена второй половины XIX в. в этом регионе — отмена рабства и промышленная революция в наиболее развитых странах — в корне изменили социальную структуру латиноамериканского общества, способствовали развитию капиталистических отношений. В то же время это развитие серьезно подорвало общинный уклад, игравший важную роль в аграрных отношениях Мексики, Перу, Парагвая, Боливии и Гватемалы.

Особое значение в обновленческих тенденциях социально–экономического и политического характера имела революция в Мексике.

Мексиканская революция (1910-1917) стала кульминацией всего исторического развития страны в XIX и начале XX столетия. В этот период Мексика представляла собой «социальный вулкан».

Правившая с конца 70‑х годов XIX в. диктатура Порфирио Диаса не только не справилась с острыми социально–экономическими и политическими противоречиями, но и значительно усугубила их.

Согласно статистике 1910 г., население Мексики составляло 15 160 345 человек, из них городское население — около 3,5 млн, сельское — почти 12 млн человек; 84% мексиканцев были неграмотны; 96,6% сельского населения не владели землей, в то время как всего лишь тысяче латифундистов принадлежало 97% земельных угодий.

Модернизация экономики приняла устойчивый характер (Мексика, имевшая в середине 1870‑х годов всего 640 км железных дорог, в 1902 г. располагала уже 15 тыс. км.). Но какой ценой! Осуществлялась она исключительно за счет жертв, приносимых простым народом. Во время бума строительства железных и шоссейных дорог (80‑е годы XIX — начало XX в.) у индейских общин (эхидо) и мелких землевладельцев было отнято около 60 млн га. Десятки тысяч людей, пытавшихся защитить свои наделы и родные деревни, территории обитания, были уничтожены, сотни тысяч переселены в горные районы, места с более суровым климатом и полным отсутствием необходимой инфраструктуры. Правда, не только мексиканское крестьянство было абсолютно бесправным и лишенным какой–либо перспективы. Практически в бесправном положении находились и средние слои, и мексиканская буржуазия, ютившаяся на задворках экономики. Основные отрасли экономики страны полностью контролировал иностранный капитал. Например, в быстро поднимавшейся нефтяной промышленности 61,5% инвестиций являлись английскими, а 38,5% приходилось на долю США. Вместе с тем американский капитал контролировал горнодобывающую промышленность и железные дороги.

За сухой статистикой 1910 г. легко узнается социально–политический портрет страны, оказавшейся в предреволюционной ситуации.

Среди предпосылок революции наряду с проблемой земельного «голода» и отсутствием контроля над национальными богатствами важное место занимала политическая составляющая. Когда в 1876 г. «дон Порфирио» пришел к власти путем военного переворота, свергнув президента С. Лердо де Техаду, он сделал главную ставку на лозунг «За эффективное избирательное право: нет переизбранию!» Но в 1910 г., когда П. Диас (1830-1915), престарелый диктатор (в том году ему исполнилось 80), объявил о своем желании баллотироваться в седьмой раз на пост президента, этот же лозунг бумерангом возвратился и вновь был предложен стране. Выдвинул его один из самых богатых людей Мексики Франсиско Индалесио Мадеро (1873-1913). П. Диас опирался на латифундистов, армию и церковь, а за границей он надеялся на помощь Великобритании и США. Говоря о предреволюционной Мексике, нельзя не сказать несколько слов и об американо–мексиканских отношениях. США буквально боготворили П. Диаса. Лучшая иллюстрация к этому — слова государственного секретаря США Э. Рута, произнесенные в 1907 г.: «Если бы я был поэтом, то писал бы в его честь оды, если бы являлся композитором — сочинял бы триумфальные марши, если бы родился в Мексике, то почувствовал бы, что исключительная верность и преданность ему, демонстрируемые в течение всей жизни, явно недостаточны за те благоденствия, которые Мексика получила в годы его правления». Однако абсолютное большинство мексиканцев не разделяло столь восторженных оценок.

«Чаша терпения» лопнула во время очередной избирательной кампании «вечного» президента. Главным политическим противником П. Диаса выступил юрист из богатой землевладельческой семьи все тот же Франсиско Мадеро. Еще за два года до выборов он в конце 1908 г. завершил книгу «Президентские выборы 1910 г.». Ознакомившись с несколькими главами рукописи, отец автора, опасаясь за жизнь сына и судьбу всего клана, посоветовал не публиковать ее, но Франсиско настоял на своем: «Ничто не помешает мне выполнить мою миссию и ничто не устрашит: ни нищета, ни тюрьма, ни смерть». В начале 1909 г. книга вышла в свет. Тогда же Мадеро создал партию противников переизбрания — антиреэлексионистов, которая вскоре завоевала значительную популярность в народе.