– Детали не так уж важны, – как ни в чём не бывало заявляет Тузов. – Я хочу, чтобы ты был на отборочных не просто ради нового члена команды. Я хочу, чтобы ты взял эту девочку.
– А я там зачем? Просто отправь её в мой отряд и всё.
– Её могут перехватить и отправить к другому капитану, прежде чем я успею что-либо предпринять. Думаю, кое-кто уже мог заинтересоваться произошедшим с ней. С девочкой может произойти беда, попади она в дурные руки. А под твоим командованием она будет в безопасности. И, возможно, с её помощью ты решишь свою проблему.
Вот только эта девушка может стать новой проблемой, с которой тоже придётся разбираться. Но вслух я говорю следующее:
– Кто ей заинтересовался?
Голубые глаза главнокомандующего уставляются на меня так, будто ответ мне известен. Но Велимир всё равно озвучивает его:
– Мечислав Ясноликий.
Спина отзывается ноющей болью. Морщусь, потирая шею. А после говорю:
– Хорошо. Я буду на отборочных.
Девушке действительно грозит опасность. И только я могу ей помочь и защитить от царя Великомира.
Глава третья. Отборочные, нечисть и капитан
Аня
Отборочные кадетов проходят в Чаще Гибели – одном из самых опасных участков Нечистого леса. Похуже Чащи будут только Заросли Невозврата. Туда совершенно не проникает солнечный свет, из-за чего нечисть активна в любое время суток, даже днём. В Заросли заходят либо самые отчаянные, либо самые безрассудные. И обе эти характеристики прекрасно подходят стражникам Святовита, которые уже сотню лет пытаются очистить весь Великомир от тварей. Раньше стражей отправляли в Заросли Невозврата. Из названия ясно, что мало кому удалось вернуться, поэтому подобные миссии стражникам больше не поручают, чтобы не сократить членов Ордена, которых и так с каждым годом становится всё меньше и меньше. Отбор проходят не многие, да и нельзя сказать, что желающих вступить в Орден так уж много. А некоторые кадеты умирают во время обучения. Работа стража крайне опасна, и этот факт становится очевидней с каждым новым случаем смерти. Мечтающих стать защитником простого люда или же заработать славы уже не так много, как пару лет назад.
Немногие из кадетов доходят до отборочных. А пережить их удаётся лишь нескольким. Обычно, из десяти кадетов выживают лишь семь.
Правила отборочных ясны и просты: нужно выжить. Пережить ночь в Чаще Гибели и убить как можно больше нечисти любого типа и вида. Каждому кадету даются три клубка нитей того цвета, которым воспитанник может владеть8. И это решает инструктор училища, в моём случае – главнокомандующий Зыбин. Лично я считаю, что уже давно заслуживаю пользоваться синими нитями, да и с чёрными смогу управиться. Зыбин, который стар, как гниющий пень, моей уверенности не разделяет, поэтому мне положены только зелёные – практически самые слабые. Хотя главнокомандующий обещал, что приложит все усилия, чтобы и ноги моей не было в Ордене, поэтому я ни капли не удивлюсь, если мне вручат красные – базовые и слабые. Но я всё равно пройду отборочные даже с такими нитями, с которыми возможность выжить в Чаще Гибели больше похожа на несмешную шутку.
К границе леса я и мой корпус подъехали несколько часов назад. Прибыли мы одними из первых, до начала отборочных ещё много времени. В отличие от однокашников, я выбираю провести долгие часы в уединении. Не иду в крепость, которая считается специальным местом патруля стражей, чтобы отслеживать нечисть, выходящую из леса, а остаюсь в конюшне, поглаживая кобылу по тёмной гриве. И пусть воняет здесь соответствующим образом, в компании животных мне гораздо спокойнее, чем со своими однокашниками. К тому же угроза Зыбина не даёт мне покоя.
Я волнуюсь. К отборочным я шла долгих пять лет, а к становлению стражницей и того больше. И теперь всё может сломаться из-за одного лишь главнокомандующего, чьи взгляды на мир стары так же, как и он сам. Он ненавидит девушек. Считает их усладой для глаз мужчин, симпатичным украшением, главная задача которого хранить семейный очаг и подчиняться каждому слову мужа. Отвратительно.
Каждый день своей учёбы я слышала одни и те же слова, терпела грязные шутки в свой адрес, видела похабные и плотоядные взгляды кадетов, которым главнокомандующий только потакал. И всё обернулось… А впрочем, уже неважно. Я отпустила. Забыла.
Но не простила.
Святые учат не такому. Согласно их учению, нужно прощать все обиды и злость, иначе невозможно прийти к гармонии с собой. Иначе невозможно понять жизнь, почувствовать её полностью.
Трясу головой, отбрасывая картины болезненного прошлого. Сейчас я могу только это: убирать воспоминания в глубину сознания, закрывать дверь и не давать им вырваться на свободу. Но это трудно. Особенно после недавнего странного приступа, когда я несколько лет подряд убеждала себя в том, что забыла и отпустила, но оказалось, что это далеко не так.
Тем не менее, убеждать себя я не прекращу. Так проще. И привычней.
Ворота конюшни со скрипом отворяются. Осторожно выглядываю из стойла, рядом с которым сижу, проверяя, кто вошёл. Если это Зыбин, то моему покою пришёл конец.
– Одуванчик, ну что ты? – примирительно говорит юноша, чью спину я вижу. Незнакомец предупреждающе выставляет руки вперёд, пытаясь усмирить своего коня, который отвечает ржанием и ни в какую не хочет заходить в конюшню. – Здесь не так уж и страшно, хотя запах… Не самые лучшие условия, но потерпеть-то можно!
Глядя на то, как юноша уговорами пытается завести коня в стойло, невольно смеюсь. Мой тихий смех слышит и незнакомец, обернувшись на звук и оглядев глазами конюшню. Скрываться больше нет смысла, поэтому я выпрямляюсь и выхожу из укрытия.
– Помощь не нужна?
– Не помешала бы, – отвечает юноша, и точно в подтверждение его слов конь снова начинает брыкаться и фыркать. – Он предпочитает свежий воздух. Не любит замкнутые пространства. А так, он очень послушный.
Юноша держит коня за поводья, когда тот отчаянно вырывается, пытаясь отпрянуть в сторону. Незнакомец, начиная терять терпение, с силой дёргает за уздечку, на что конь отвечает недовольным ржанием.
– Можно я попробую? – спрашиваю я. Юноша только пожимает плечами, мол, попробуй.
С осторожностью кладу ладонь на холку коня, поглаживая короткую чёрную шерсть. Аккуратно дёргаю за поводья, совсем несильно. Конь с неохотой переставляет одну ногу, а потом ещё одну, медленно заходя в конюшню. Продолжаю гладить его и не отвожу взгляд от тёмных глаз коня.
– Всё хорошо. Ты молодец, – приговариваю я, вновь потянув поводья к себе. Хозяин коня наблюдает за этим с интересом, склонив голову и сложив руки на груди.
Конь незнакомца отличается от всех лошадей, которых я встречала до этого. Он чёрный, а такой цвет редко можно встретить в Великомире, конь явно был выведен в другой стране. Выглядит жеребец сильным и выносливым, явно способен достойно перенести долгий путь. И глаза у него умные: глубокие, тёмные, всё понимающие.
– Вот так, – удовлетворённо говорю я, заведя коня в стойло.
– Любишь лошадей? – интересуется юноша, подходя к своему животному. При его виде конь вновь фыркает, будто вид хозяина только раздражает. Незнакомец пытается погладить коня за загривок, но тот чуть не откусывает юноше руку, которую он, хвала святым, вовремя отводит. – Видимо, он в обиде на меня.
– Не стоит дёргать за поводья так сильно, всё-таки ему больно. Как его зовут?
– Одуванчик.
– Одуванчик?
– У него особая страсть к этим цветам, – улыбается юноша.
Незнакомец решается вновь погладить коня, и на этот раз тот совершенно не против. Я же в свою очередь разглядываю юношу. Он красив. Даже очень. Чёрные волосы немного вьются, кожа гладкая и чересчур бледная. Глаза глубокие, синие, как вечернее летнее небо. Лицо невозмутимое и расслабленное, улыбка уверенная и дерзкая, точно он готов в любой момент бросить вызов всей нечисти в мире. Взгляд пронзающий, словно юноша постоянно подмечает детали, которые в дальнейшем обязательно использует.
