Она услышала. Но не сразу. Среди ночи, когда ветер разбудил ее в самом конце интересного сна. Энид открыла один глаз, но не шелохнулась. Ей больше не было страшно. Даже приятно слушать эту странную мелодию. И думать, что она единственная в доме знает, откуда эта музыка взялась.

Кто-то приоткрыл дверь. Она тут же зажмурилась. Ингрид и Роберто тоже.

Энид узнала голоса Шарли и Базиля. Они шептались:

– Вот видишь, она не боится: спит как сурок.

– А ведь этот дурацкий призрак так расшумелся!

– Надеюсь, ты не веришь в него всерьез?

– В кого?

– В призрака.

– Нет.

Шарли чуть помедлила с ответом. Энид едва дышала. Шарли продолжала еще тише:

– Вот и застукали. Я так и думала, что эти два блохастых спят с ней.

– Я знаю еще двоих, которые спят не на своем месте…

– Про тебя-то все знают.

– Но мы не подаем виду.

– Тсс, разбудишь ее.

– По-моему, она притворяется.

Энид зажмурилась крепче. Ей очень хотелось шевельнуться, повернуться, чихнуть, заговорить, засмеяться…

– Хоть бы он прекратил свое свинство.

– Кто?

– Призрак.

Дверь бесшумно закрылась, и они ушли. Энид открыла глаза. Она чувствовала себя в ладу с музыкой, в ладу со всеми призраками на этом и на том свете. Секрет Гийеметты стал ее секретом. С помощью арфы она говорила с людьми. Энид погладила Ингрид и Роберто.

– Большой секрет. Скажите «Клянусь».

Те поклялись. То есть заурчали от скуки. Но Энид успокоилась. Она отыскала Свифта и открыла тайну призрака.

Когда встречаешься с Вечностью в девять с половиной лет, больше ничего не страшно.

Солнечный лучик лег на край одеяла, как будто хотел там отдохнуть. Но скоро он сдвинулся с места, выстучал азертиуиоп на клавиатуре компьютера, повернул, ксдфгхжлм, и упал, бам, прямо на глаз Беттины.

Одну секунду Беттина чувствовала себя как всегда по утрам – в общем, обычной девочкой, не сильно страшной, без проблем, ей не в чем было себя упрекнуть, разве что в оценке 4 из 20 по биологии и в том, что ей еще далеко до Рене Зелвегер, короче говоря, она была счастлива, насколько можно быть счастливой в тринадцать с половиной лет.

Но уже в следующую секунду к горлу подкатила тошнота. Голова раскалывалась от боли, и гвозди в сердце никуда не делись. Нет, теперь они были другими. Уже не от ярости и не от гнева. Скорее от омерзения и стыда. И от чувства вины. Ужасный вопрос встал перед ней.

Как сегодня встретиться глазами со всеми?

Она спрятала лицо в подушку и попыталась снова уснуть.

– Ты должна встать, – сказал голос отца.

– Ты должна встать, – подхватил голос мамы.

Они были в костюмах для верховой езды, со следами травы на сапогах. И явно куда-то спешили.

– Вставай. Рано или поздно тебе придется выйти.

Мама погладила ее по щеке:

– Мужайся. Ты знаешь, чтó должна сделать. Мы тебя любим.

Беттина снова уткнулась в подушку.

Через две минуты в дверь постучали. Сердце забилось как безумное.

– Беттина? – позвала Женевьева. – Десять часов!

– Ммм.

– С тобой все хорошо?

– Ммм.

Зазвучал голосок Энид:

– Ты проснулась?

– Ммм.

– Мы оставили тебе сливок от Сидони!

Беттина заткнула уши. Что не помешало ей услышать стук Шарли.

– Эй, там, подъем! Ты меня слышишь?

Шарли толкнула дверь, ворвалась в комнату и раздернула занавески, твердя, что десять часов утра – вполне достаточно для…

– Ладно, ладно, ладно, – пробурчала Беттина. – Сейчас спущусь.

– Только не мой каждый волосок по отдельности, нам еще нужна ванная!

Почему она так сказала?

Нет, наверно, случайно. Беттина не стала занимать ванную на три часа, однако умывалась не торопясь. В какой-то момент Гортензия крикнула ей через дверь:

– Продолжай, уже скоро обед!

Вот теперь ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пора было спуститься. Отступать некуда.

Беттина собрала свое мужество в кулак и понесла его как могла. Ей непременно надо было спуститься с ним вместе. Не без труда: оно хотело вырваться, убежать, оставить ее выкручиваться одну. Ему тоже было стыдно. Но все же они добрались до кухни вдвоем.

Там разбирались с посудой после завтрака. Шарли и Гортензия мыли, Базиль, Женевьева и Коломба вытирали и расставляли. В общем, отличный День всех святых.

Беттина взглянула на Коломбу. Та уже смотрела на нее с этим ее загадочным выражением лица.

– Ты тоже удивилась, да? – воскликнула Энид.

– Мы находим, что ей это суперски идет, – подхватила Шарли. – Правда, мы все считаем, что Коломба так очень красивая?

– Все, – подтвердил Базиль. – Мужской взгляд особенно ценен…

– Самое невероятное, что она остригла их сама, без посторонней помощи. Здорово, правда?

Коломба запустила пятерню в свои короткие волосы, на голове остались бороздки. Как от вилки в пюре, отметила про себя Беттина.

– Так получилось, – объяснила она. – Я видела сон, будто мне отрезали косу. И утром я… закончила дело.

– Скажи ей, Беттина, что она просто прелесть.

Беттина выпила стакан воды. Вода оказалась ужасно горькой. А Коломба по-прежнему была непоправимо хороша.

– Ей очень идет, – сказала она тихо.

– Для нашей Беттины «очень идет» – это суперкомплимент… Коломба, ты можешь понимать его как «божественно»!

Невидимая улыбка Коломбы распалила гнев Беттины. Ох как она ее ненавидела! Ненавидела ее спокойные ласковые глаза и ее добренькую ложь! Пусть бы лучше наябедничала! Пусть бы сказала: «Это она! Это Беттина отрезала мне косу ножницами ночью, когда я спала! Беттина ревнует! Она завидует!»

Но нет. Она милосердно солгала. Беттине хотелось укусить ее за это.

«Она ждет от меня извинений, – подумала Беттина, злобно размешивая хлопья в йогурте. – Умрет – не дождется!»

– Ты хочешь взбить йогурт в пену? – засмеялась Гортензия.

Беттина отложила ложку.

– Мне надо уйти, – вдруг сказала Коломба (и порозовела). – Я… Друзья предложили мне погулять с ними в лесу, на весь день.

Беттина снова посмотрела на нее. И подумала: «У нее слишком счастливый вид, чтобы я перед ней извинялась!»

Вместо этого Беттина достала из кармана отрезанную косу и положила ее на стол перед Коломбой.

– Это был не сон, – сказала она. – Тебе отрезали патлы сегодня ночью.

Коломба посмотрела на косу, погладила ее кончиком пальца. Потом приподняла, точно мертвую змею, и преспокойно выбросила в зеленое мусорное ведро.

– Это помогло мне почувствовать себя другой, – тихо сказала она. – Но я не буду тебя благодарить, а то ты разозлишься.

Впервые после смерти родителей Энид миновала четвертую дверь на втором этаже не бегом. Она даже чуть было не зашла.

Но нет. Это в другой раз.

Солнечным утром Дня всех святых пять сестер пошли украсить вереском пустые могилы Люси и Фреда Верделен.

После обеда позвонил месье Бельмонбиш. У него выдался свободный час, свободный трактор, свободный сотрудник – короче, все офигительно свободны, можно приехать и убрать клен из колодца?

– Сподобился наконец! – вздохнула Шарли, вешая трубку.

У Энид сильно забилось сердце. Вдруг месье Бельмонбиш заметит под кленом дыру? Туннель? Сквозняк? Что он тогда сделает? Неужели ее секрет будет раскрыт?

Дыру он, разумеется, заметил. Однако ничего не сделал. Филипп Бельмонбиш был профессионалом. Но профессионалом пе-ре-гру-жен-ным. И он знал, что Верделены на мели.

– Заделать эту штуку? Монтаж и демонтаж. Леса. Спуск. Работа. Это вам обойдется…

И произнес одну из цифр-стимуляторов, так хорошо ему известных.

– Нет, – твердо сказала Шарли. – Это слишком дорого.

Месье Бельмонбиша это устроило. Бури шли чередой, и дел у него было по горло и выше.

– Ладно, – заключил он, – заделаем крышку. Цементом. Недорого. Замажем. И все шито-крыто.

Его жевательная резинка была сегодня розовой и кочевала с зуба на зуб, между е и и.