Я двинулся вдоль грибницы и дошел до группки покосившихся памятников. Похоже, они были очень старыми, потому что их растрескавшиеся плиты были непривычно низкими, доходя мне от силы до колена. А из-за их удаленности казалось, что они не имеют к кладбищу никакого отношения.

Буйная растительность и обвивший камни плющ прятали от взора имена. Я расчистил ближайший памятник, но на нем не было ни единой надписи. Камень был чист. Ни имени, ни даты…

Мне сделалось не по себе. Не столько из-за могил, сколько из-за самого места, от которого волосы на затылке вставали дыбом. Еще не пробил полдень, но в этом тенистом углу, казалось, царила ночь. Я отодрал плющ от двух других памятников, но и на них ничего не увидел. Мне стало любопытно, я убеждал себя, что бояться глупо. Эта робость была скорее свойственна тому мальчишке, каким я был до войны. Но тут порыв ветра взвихрил опавшие листья, и я понял, что в конечном итоге новый я не очень-то отличаюсь от себя старого. Пристыженный, я торопливо сбежал из этого пугающего места.

Если кто и знал кладбище как свои пять пальцев, так это Томеу. Конечно, придется ему объяснять, почему я оказался так далеко от своих участков, но мне никак не удавалось выкинуть из головы эти загадочные безымянные захоронения. Так что на следующий день, когда мы рядом копали могилы, я спросил его.

– И какого черта ты туда поперся? – Я знал, что это будет первое, что он скажет.

– Живот прихватило не на шутку, я боялся, что меня кто-нибудь увидит рядом с могилами.

Томеу продолжал кидать лопатой землю, и я тоже. Солнце припекало, у меня начинали ныть руки.

– Почему они так далеко от других?

– Потому что так надо.

– Ты их выкопал? – Я уже привык говорить Томеу “ты”, хотя иногда и выкал, желая позлить его. Особенно если он называл меня Гумбертом.

– Мало кто о них знает. А я поклялся хранить секрет, – добавил он с гордостью, постепенно исчезая под землей и продолжая копать.

– Какой секрет? Из-за которого там нет надписей?

– Так точно.

– Но кто там лежит?

– Ладно, наверное, пора кому-нибудь узнать… И логично, если это будешь ты, уж коли ты единственный, кто их видел, ну или, по крайней мере, кто о них спросил.

– Узнать что? – Я был страшно заинтригован, хотя надо было знать Томеу: все могло оказаться сплошным бредом, подпитываемым одними фантазиями.

– Если я расскажу… Ты обещаешь хранить тайну?

– Обещаю.

– Хорошо, – вздохнул он. – Индейцы.

– Индейцы? – вырвалось у меня чуть ли не насмешливо, хотя я не хотел обидеть старика.

– Да, индейцы. Краснокожие. Которые с перьями. Дикари, с луками и стрелами. Индейцы, – нетерпеливо, как обычно, пояснил он.

– И как они здесь оказались? Верхом прискакали?

Томеу улыбнулся шутке, но я понял, что тема для него серьезная: он опустил лопату, вылез из могилы, сел и принялся раскуривать свою костяную трубку. Это означало перерыв, так что я тоже прекратил копать и сел рядом с ним.

– Уж лет пятьдесят минуло с того злополучного дня…

– Почему злополучного?

Томеу фыркнул и раздраженно посмотрел на меня:

– Ты дашь мне слово сказать или будешь задавать свои дурацкие вопросы?

– Прости…

– Уж лет пятьдесят минуло с того злополучного дня. Это было в начале 1890 года. Может, даже еще в восемьдесят девятом. Мне было лет семнадцать-восемнадцать. Я был взволнован, приехал знаменитый цирк, весь город ждал представления. До сих пор помню афишу: “Дикий Запад Буффало Билла”, вход – 1 песета[12]. Говорили, что приехало больше двухсот ковбоев и индейцев, все на лошадях и в костюмах, а всего в представлении задействовано больше тысячи человек.

– Это я понимаю – монументальный спектакль…

– Так точно. В общем, у меня было два билета, я хотел пойти с подружкой. Со своей ненаглядной Макареной. Я всю жизнь бредил индейцами и ковбоями, и вот выдался случай увидеть их вживую. И даже познакомиться с самим Буффало Биллом. К сожалению, мне не суждено было повстречать Сидящего Быка – сказали, не смог приехать из-за проблем со здоровьем. Вот это была засада.

– Кто не смог приехать? – спросил я с улыбкой.

– Сидящий Бык. Самый знаменитый и могущественный вождь.

– Я думал, самый знаменитый и могущественный – это Буффало Билл.

– Что ты несешь, парень. Буффало Билл был американцем, белым. Он был солдатом. Его настоящее имя – Уильям Коди, – сказал Томеу с детской гордостью.

– А почему его так звали?

– Ты хочешь узнать, почему его так звали или откуда там эти проклятые могилы?!

– Давай про могилы, про могилы…

На Томеу порой находили приступы безобидной ярости, он краснел, затягивался трубкой три-четыре раза подряд, потом успокаивался. Он смахивал на американские горки. Иногда было весело, иногда начинало тошнить.

– Большая часть труппы поселилась на улице Мунтане́, чуть ниже проспекта Диагонал. Знаешь бар “Велодром”?

– Так точно. – Я знал: Томеу нравится, когда я говорю его словечками.

– Раньше там была огромная площадка, даже в футбол играли. Хотя и потом играли. Часто. “Барселона” там играла, хотя позже, когда они начали выигрывать, пришлось переехать, трибуны стали маловаты. Тогда построили стадион на проспекте Лес-Кортс и… О чем это мы?

– Об индейцах, – терпеливо напомнил я.

– Ах да. Индейцы разместились там, а горожане, хотя толпами собирались на них посмотреть, относились к ним с недоверием. Говорили, что это настоящие дикари, которые даже едят людей. Помню, через неделю после их приезда в том районе пропали две девочки, было много шума. Пришлось вмешаться самому Буффало Биллу, чтобы убедить людей, что девочек не могли съесть, но без происшествий не обошлось: нескольких индейцев арестовали, а двоих убили во время беспорядков. Дикий Запад переместился в Дикую Испанию. После этого Буффало Билл решил, что лучше отменить представление в Барселоне и продолжить турне по Европе. Наверное, не очень ему тут у нас понравилось.

– А представь, он бы сейчас приехал…

Томеу снова посмеялся шутке, откашлялся – дым попал ему в легкие – и продолжил:

– Ну а я был очень разочарован, узнав, что они уезжают.

– А с девочками-то что?

– С девочками? А, да. Ничего. Они спрятались, хотели подшутить над родителями. Через пару часов вернулись, и индейцев пришлось отпустить.

– А причем тут могилы?

– Буффало Биллу пришлось отложить отъезд цирка из-за вспышки то ли гриппа, то ли холеры. Я всегда считал, что это был грипп. Индейцы не были готовы к встрече со старушкой Европой и местными болезнями. Их просто косило. Поэтому всех посадили на карантин, чтобы зараза не распространилась. В общем, двенадцать человек умерли и были похоронены на этом кладбище.

– Двенадцать? Но памятников тринадцать.

– Нет, умерли двенадцать.

– А тринадцатый памятник?

– Всё по порядку! – Томеу поцокал языком. – Люди считали их язычниками и требовали похоронить подальше от остальных могил.

– А почему на памятниках нет надписей?

– Ни дат, ни имен, ничегошеньки. И проститься с ними тоже никто не пришел. Даже соплеменники, представляешь? – Томеу развел руками.

– Наверное, у них свои обычаи.

– Да, конечно. Наверняка. – Старик с трудом встал. – Хотя ты и не поверишь, но Томеу не все на свете знает. Давай, пора заканчивать, поздно уже. Пропустим потом по рюмочке?

– А что с тринадцатой могилой?

– Ах да. – Томеу вздохнул и снова сел. – Видишь ли, среди этих заболевших и умерших индейцев был один особенный человек. Про которого говорили, что он не приехал из-за проблем со здоровьем.

– Сидящий Бык?

– Откуда ты знаешь? – испуганно и удивленно воскликнул Томеу.

– Ты сам сказал раньше.

– Правда? – Томеу был сбит с толку. Он очевидно сдавал.

– Так точно.

– Черт, испортил эффектную концовку…

– Сидящий Бык похоронен здесь, в Барселоне?

– Это навсегда мои первые два метра… Я только пришел работать на кладбище, а поскольку никто в здравом уме не хотел хоронить этих язычников, дело поручили мне, новенькому. Кроме того, все боялись подцепить какую-нибудь редкостную болезнь, хотя сами индейцы, бедняги, от нас и заразились. Я думаю, это был грипп, потому что они не привы…