– А что, ревнуешь?
Похоже, эта шутка зашла слишком далеко. Спутница хмуро уставилась на меня, после чего проворчала:
– Дед, ты нормальный вообще? Или в армии так соскучился по женской ласке, что уже на сестру заглядываешься? Мы, конечно, сводные, но должна же быть мера!
– Мы сводные? – на полном серьезе спросил я и слишком поздно понял, что Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу.
Тонкие брови почти сошлись на переносице, скулы заалели еще ярче, а губки надулись… а затем расплылись в добродушной улыбке.
– Ты никогда не умел шутить, – Афина шлепнула меня по плечу.
Что ж, на этот раз опасность миновала, но лучше думать наперед, а то вместе с новым молодым телом обильно фонтанируют и гормоны, туманя старый прожженный войнами и болью разум.
Сложно совладать с собой, когда так и подмывает подурачиться, а рядом цокает балетками весомый повод ненадолго включить беззаботного мальчишку.
– Кстати… – прошептала рыженькая столь заговорщицким шепотом, что Юстас наверняка бы впал в истерику. – У меня завалялось немного монет. Так что с меня чай и булочки, а с тебя – истории.
– Про войну? – тяжело вздохнул.
– А как же! Только не нуди, что там только смерть и кровь. Не поверю. Думаю, у тебя полно баек про медсестер и раненых солдат. Про поцелуи на перроне перед отправкой на фронт. Про письма домой. Про ожидание скорой встречи. Это же так интересно! Такое только в романах прочтешь, но книги нынче слишком дорогие…
Побывай она на войне хотя бы день – вмиг бы забыла об этих глупостях.
А так же о сне, покое и аппетите.
Похоже, сестренку держат на таком коротком поводке, что она и света белого не видела, вот и навыдумывала всякой чепухи.
Потому что после поцелуев приезжают пустые вагоны.
Вместо письма однажды приходит похоронка.
А ожидание встречи сменяется слезами на могиле.
В войне нет ничего романтичного.
Но разве объяснишь это девчонке, сиднем просидевшей в доме большую часть жизни.
Мы спустились к базарной площади, выискивая подходящее по цене и статусу кафе.
И тут я услышал приглушенные хлопки, а на глаза попалась выжженная на доске надпись: «Стрѣлковый тиръ».
Булки и чая, конечно, хотелось больше, но почему бы хоть немного не поубавить прыть юной егозы.
Может, после оглушительного грохота и дрожи в руках на толику представит, каково днями и ночами наслаждаться этими звуками.
И поймет, что лучше всеми силами стремиться к миру.
К тому же, во внутреннем кармане пиджака нашлась мятая пятирублевая банкнота – солидные деньги по нынешним меркам.
– Хочешь воевать? – остановился у двери и указал на вывеску. – Так пошли, постреляем.
– Ой… – девушка испуганно прижала руки к груди. – Даже не знаю. Я не пробовала.
– Ну так попробуешь. Соскучилась без приключений? Вот тебе приключение.
– Ну… хорошо. Попытка не пытка.
Прыти поубавилось уже с порога, и все же мы вошли в полуподвальное помещение с низким потолком и ростовыми мишенями вдали. На стене висел прейскурант: рубль за десять пистолетных патронов или три винтовочных.
Толстый старик в фартуке и картузе принял деньги и указал на спрятанный под витринным стеклом арсенал – от нагана до трехлинейки. Был там и совсем крошечный дамский револьвер, легко уместившийся бы на ладони. Афина сразу же указала на него.
– А чего такой маленький? – произнес с усмешкой. – На войне таких маленьких нет.
– Ну, Гек! – наигранно взмолилась Афина. – Дай хоть из этого попробую.
– Ладно, трусишка, – навык лишним не будет, особенно если в городе нынче действительно так опасно. А судя по тому, что случилось ночью, можно в этом не сомневаться. – Умеешь хоть?
– Ну… – сестра сжала кроху обеими руками и навела на мишень. – Вроде как.
– Не торопись, – придержал плечо ладонью, но красотка наоборот вздрогнула и попыталась отстраниться. – И не дергайся, а то ещё себя подстрелишь. Чтобы крючок пошёл плавней, взведи курок. Знаешь, где что?
– Да… – спутница опустила большой палец в углубление и провернула барабан. – Страшно… Сильно бахнет?
– А как же, – подзадорил подругу. – Ты же мечтаешь о войне. Вот, давай.
– Ну Гееек… Давай ты, а я посмотрю. – Афина положила прикованный к цепочке револьвер на стол и спешно зажала уши ладонями.
– Нет, – повертел пальцем перед её лицом. – Стреляй. А то мало ли что, а ты и защититься не сможешь.
– Что, например? – испугалась рыжая.
– Стреляй, или мы уйдём, – пришлось ненадолго включить командира. – И так всю ночь на ногах.
– Прости, – Афина тут же взяла оружие. – Я представлю, что эта фанера – тот, кто на тебя напал.
Мелкаш едва щелкнул, но девушка ойкнула, вздрогнула и чуть не выронила ствол из вспотевших рук.
Я поймал её за плечи, встал вплотную и велел снова навестись на цель.
– Громко?
– Н-нет…
– Страшно?
– Немного.
– Целься и стреляй. Пока не попадёшь хотя бы раз – не уйдём.
– Эт вы правильно свою барышню муштруете, – ухмыльнулся старик. – Стрелять нынче всем надобно – даже детям.
– Б-барышню? – возмутилась сестра, но я легонько подтолкнул её в спину.
– Давай, не отвлекайся. Покажешь хороший результат – расскажу военную байку.
Афина, попискивая и хохоча, высадила весь барабан. Но от предложения перейти к калибру покрупнее наотрез отказалась. Высадив последние патроны, мы забрали сдачу и зашли в первое попавшееся кафе.
С учётом заначки денег хватило на плотный ирландский завтрак, пирожные и свежесваренный кофе. Пока ждали заказ, рассказал забавный случай, как срочник решил разогреть паёк на примусе и случайно спалил танк. Афина засмеялась, а затем без иронии спросила:
– Гек, а что такое танк?
Чем навела меня на далеко идущие размышления.
– Это такая боевая машина с пушкой, – ответил первое, что пришло на ум. И этого вполне хватило, хотя милашка, скорее всего, представила роскошный кабриолет с сорокопяткой в кузове.
Она хотела спросить что-то ещё, но к нам без спроса подсел мужичок за тридцать в грязном зелёном кителе. От бойца страшно несло перегаром и кислым потом, а левый рукав был завязан узлом чуть выше локтя.
– Здравия желаю, служивый, – прогудел забулдыга. – Я узнал твою морду. Ты тот дворянчик, что выжил при крушении. Да ты теперь знаменитость. Жрёшь и пьешь, тискаешь девок, а полсотни наших ребят кормят рыб. А всё почему? Потому, что не повезло родиться с даром. Потому что вы, благородные, жаритесь промеж собой. Блюдете, суки, чистоту крови. Не удивлюсь, если эта девка – твоя сестра.
– Мне тоже жаль погибших, – спокойно ответил, не собираясь ни отвечать на пьяный базар, ни драться с калекой. – Позволь нам тебя угостить.
– Да срать я хотел на твои подачки! – инвалид смахнул со стола тарелку. – Не все тут псы! Не все будут ползать пред тобой на брюхе. Здесь ещё остались люди с честью! Пусть эта честь дорогого стоит.
Мужик рывком обнажил культю и продолжил распаляться.
– И однажды эти люди соберутся вместе. И пошлют вас всех на хрен. И дворян, и богачей, и самого императора, и станут жить по своей во…
Я встал и ударил мужичка под дых. Несильно, только для того, чтобы тот заткнулся. После чего взял за шиворот и вытащил в ближайшую подворотню. Где усадил на деревянный ящик и протянул все деньги, что остались.
– На. Выпей, поешь, отдохни. Только не трепи языком, пока не оказался на виселице, или как тут у вас казнят предателей!
Солдат вытаращился, открыл рот, да так и остался сидеть с протянутой рукой, где блестела горсть монет. Я оправил пальто и вернулся в кафе, и посетители смотрели на меня совсем иначе. Как на подонка и мерзавца, возомнившего себя вершиной мира и готового втоптать в грязь всех, кто осмелится оспорить мою власть и статус.
– Идём, – протянул Афине руку. – Вот она – реальная романтика. А не та, что пишут в книгах.
Мы прошли всего несколько шагов, прежде чем от толпы отделился человек в черной мантии и заступил нам дорогу.