Это конец, – понял Леонид, всё это время пытавшейся вытянуть из кармана монету. Ничего не получалось.

Его ладонь была слишком далеко от монеты, а хорита держала слишком сильно.

Рот монстра раскрылся для укуса…

И тут над правым ухом Леонида кто-то раздражённо вздохнул.

Кольца хориты разжались и буквально рассыпались по сторонам. Насекомое закричало – удивлённо и испуганно.

Вспышка. Здание заходило ходуном, с потолка посыпался какой-то мусор, «голограммы» мигнули и исчезли, ту часть хориты, где помещался рот, отбросило в сторону кверху лапками.

Тем временем какая-то чужая, злая, не терпящая никаких возражений сила наполнила тело Леонида, заставила его встать на ноги, вытащить из кармана пятак и шагнуть вперёд, прямо на тёмно-коричневое брюшко насекомого, грубо вдавливая подошвы башмаков в безвольное и слабое тело.

Из-под ботинок повалил чёрный дым, хорита взвыл и закашлялся, разбрызгивая по сторонам жижу, из жёлтой ставшую малиново-розовой.

– Нет… почему… как… не может быть… это …. – в ужасе стонало насекомое, глядя на Леонида, безжалостно топчущегося у него на брюхе и с каждым шагом подбирающегося всё ближе к глазкам-бусинкам и рту.

– Ну, как же этого не может быть, если это и происходит, дорогой мой Фебрус! – сказали губы Леонида. Рука с монетой взмыла в воздух, хорита закричала.

– Действуй, Леонид, – раздался прекрасно знакомый голос и тут же ехидно добавил: – Или мне всё за тебя делать?

Тут же вернулся контроль над телом.

Леонид вздрогнул и автоматически разжал пальцы. Оплавленный пятак провернулся в воздухе и приземлился прямиком в раскрытый рот насекомого.

Истошный крик оборвался моментально. Изнутри ударил фонтан какой-то непередаваемой мерзости – багрово-зелёного творога, чёрной слизи, каких-то комочков и кусков....

Леонид рухнул на пол, но тут же поднялся на четвереньки и рванул в тот угол, где лежала Эсте.

Он успел вытащить девушку наружу, как раз в тот момент, когда продолжающее фонтанировать тело хорита дрогнуло и взорвалось чёрными хлопьями.

Крик оттуда продолжал рвать барабанные перепонки Леонида, пока он тащил Эсте до автомобиля, клал на заднее сиденье, склизкими, испачканными в слизи пальцами нащупывал ключи и наконец, с максимально возможной скоростью ехал прочь из мира-ловушки, оставляя позади дымящееся заброшенное здание.

Паучок вылез из-под камня, под которым из-за всех сил пытался спрятаться последние несколько минут. Правда, он не сомневался, что его заметили. Заметили, но почему-то решили пощадить.

Ничего. Это не важно.

У него своя игра. С другими правилами, с другими целями. И теперь его шансы стали велики, как никогда.

Осталось только догнать машину.

Микроскопическая серебряная вспышка мелькнула в воздухе, и паук исчез.

1. Читающий Вероятности медленно ковылял по пустынной улочке Города.

«Медленно? Давай-ка будем честными хотя бы с самим собой! По сравнению с тем, что было раньше – ты бежишь, летишь, мчишься наравне с ветром! Только есть ли в этом какой-либо смысл? А?»

Он вытер пот со лба. Смысл во всём этом должен был быть. А даже если его нет – он должен попробовать отыскать его. Или придумать. Или найти в своей памяти.

Вчера ночью, лёжа в спальне на пышущих жаром колючих простынях, он смог вспомнить нечто крайне важное, то, что до этого момента, он старался прятать на самой дальней границе сознания.

Ответы на два вопроса.

Почему он позволил себе остаться в живых после того, что случилось пятьдесят лет назад?

И зачем он так хочет дождаться завершения Полотна?

Но прежде стоило проверить безумную мысль, мелькнувшую в его голове.

На небе светило всего одно солнце, воздух, несмотря на переполнявшую Город энергию, был достаточно свеж, от каменных домов по обеим сторонам улочки исходили волны прохлады.

Эту часть города застроили ещё до его появления на свет беженцы из Мардью – тоскливого, пустынного мира, мира праведников-аскетов, передвигавшихся по бескрайним серым равнинам на полуразумных жуках-скакунах, а большую часть своей жизни, посвящавших молитвам, размышлениям и войнам.

«При таких привычках, странно, что они вообще смогли создать какую-никакую цивилизацию. – Тонкие губы скривились в улыбке. – Как минимум, когда они смогли найти время на размножение?!»

Не у кого спросить. Силами Эобары Мардью обратился в камень Несколько десятков тысяч аборигенов спаслись в Городе. Буквально за одно столетия они утратили и своих богов, и свой аскетизм, а в конце-концов и свою историю, превратившись в обычных горожан – в винтики, служащие на благо Мастерской и Полотну.

Но здания остались.

Высоченные, тёмные, с редкими узкими оконцами-бойницами, они возвышались на пять – шесть этажей вверх, здесь, на северо-востоке Города. В одном из них располагалась одна из городских школ. В ней вёл уроки странный знакомый Читающего Вероятности – романтичный, глупый художник, любящий задавать неудобные вопросы и считающий, что он ищет Человека.

Если, конечно, он в действительности существует – художник Северен…

Читающий Вероятности огляделся по сторонам и ускорил шаг.

В последние сутки в гулких коридорах Мастерской стало ещё более пусто, чем обычно. Отозванные из других миров Делающие наслаждались жизнью без масок, проводя дни и ночи в кабаках и Домах Удовольствия Города, тем временем, как все Видящие, включая их мастера и учеников-первогодок, вжимались в мокрые от пота койки, расчищая и растаскивая путь для мальчика.

«Интересно, он вообще обратил внимание, на какие-то странности в своём путешествии? – улыбнулся Читающий Вероятности. – На практическое отсутствие миров, на безопасность тех, которые попадаются ему на пути? Расстроен ли он этим? Жаждет ли его младенческая душа приключений и подвигов, встреч с неведомым, невиданных красот и сводящих с ума пейзажей старых миров?»

– Вряд ли, – вслух ответил на свой вопрос Читающий Вероятности. – Вряд ли. У него есть девочка из Ключевого Мира, – улыбка исчезла, – и, наверное, ему сейчас плевать на всё.

Да… В этой истории было всё то, за что ган Рохбен презирал Видящих. Освобождали дорогу, а Ключевой Мир из вида упустили.

Девочка из Ключевого Мира… – он дважды нырял в вероятности, в попытках разобраться с тем, что изменилось в будущем, пытаясь понять почему он не видел её раньше. Выводы были неутешительными.

«Ещё одна проверка сегодня вечером, – сказал себе Читающий Вероятности, поднимаясь по вытертым десятками поколениям школьников ступеням, – и я… расскажу гану всё как есть. Прости, девочка».

– И ты прости… – вопреки его воле, губы сами с собой прошептали обращение к той, что уже давным-давно была мертва.

2. Волна забытых воспоминаний накрыла Читающего Вероятности, когда он зашёл в кабинет директора школы.

Жирный, трясущийся от страха боров – сотня с небольшим килограммов жира, запретных желаний, самодовольства и дурости.

Почти также выглядел Говорящий с Буквами, которому будущего ткача отдали… зачем же кривить душой – продали за бесценок его родители… давным-давно, в никому ненужной мире, в забытом всеми городе Рангад-Рэ’мхи, стоящем на холмах Груудхи.

Говорящий с Буквами всерьёз относился к своему делу и делал всё, чтобы вырастить из маленького мальчика придворного счетовода – бил его, морил голодом, оставлял на нежной белой коже метки наказаний – проще говоря, прижигал о тело проштрафившегося ученика ароматические палочки.

Ароматические палочки были и в этом кабинете, и Читающий Вероятности с трудом удерживался от желания схватить одну из них и воткнуть борову в глаз… или в ухо… а ещё лучше в непрестанно работающий язык.

Боров говорил без остановки, и мелькнувшая вместе с воспоминаниями надежда вспомнить своё имя таяла от высоких звуков наполненного ужасом голоса.

…Он давным-давно собирался изгнать Северена из своей школы, и даже более того, сообщить о нём куда следует, а может и самому разобраться с учителем, чьё поведения так часто было совершенно неподобающим, вызывающим, а порой откровенно дерзким. Однако некие люди в Муниципалитете просили за Северена и даже более того, делали вполне конкретные намёки на то, что произойдёт с ним, директором, если он уберёт странного учителя из своей школы…