– А ты не изменилась, почти… – Матвей потупился, – женственнее стала, пожалуй. Авантюру с пачканьем грязью стены предпринимателя не решусь теперь предложить или на стреме постоять при обнесении чужого сада.

– Это внешнее, Матюша, зарвавшемуся типу могу и сейчас грязью по свежей побелке. Там тропа была накоротке к дому под его стеной – он ее перекрыл всем. Надеюсь, помнишь причину? Мстители отыгрались за всю улицу.

Матвей хохотнул:

– Такое и в деталях не забывается.

– Присаживайся, – предложила Нелька, устраиваясь рядышком.

– Тебе сувенирчик из города, с мест, где службу проходил. Красивая провинция с древней русской историей.

Матвей протянул Нельке художественно оформленный пузырек со святой землей.

– Спасибо, Матюша. Храню о тебе память юности, – потупилась она, – твой подарочек, мимозку в гербарии, держу на почетном первом месте, достаю – пахнет тем временем, удивительные цветы.

Вовчик достал джинсики, пуловерчик – из шкафа дохнуло своим невыветрившимся родным духом. Изощрился, с подогревом спичкой растопил скомковавшийся предвоенный крем, наблистил туфли, глянул в зеркало: «Сексуально озабоченный тип, да и только, всё на лице. А вот так?»

Вовчик кисло улыбнулся.

«Еще хуже – вылитый сексуальный маньяк. Ничо, воздух городской подлечит».

– Сер-геев-на, ко времени буду.

Он ловко сбежал с этажа. Вниз – всегда пешочком. Лифтом – в крайних случаях. Вышел из подъезда, сфокусировал в просвете многоэтажек пятно небосвода. Высокий ярус чешуйчатых облаков соответствовал его неопределенности. Скосил глаза на проходивших: «Одет кто в чем. Растворюсь в массе без ярких особенностей. Формой бы сейчас форсануть. Баста, форма отныне для потомков. Жахнуть хотя бы крохотульку для полной материализации в пространстве».

Постарался ссутулиться – прямая спина не для штатского контингента.

Побрел праздным шагом через придорожный сквер к центру прошлых тусовок – туда, где обосновались поисковики острых ощущений. В том протяженном сквере существовала условная разбивка на секторы по интересам. Эдакий легальный распределитель, диспетчерский пункт: мамочки с детками – ближе к игровым местам, алконавты – с обозрением на злачную точку, бл… и честные давалки, то есть ищущие утех девочки, – в укромненьком затененном пространстве.

Увлекся еще в школе собирательством-коллекционированием, прошел через фантики, спичечные коробки, коммерческую филателию – эти всегда у почтамта, в центре сквера. Неспешным шагом дохилял к началу расположения скамеек. Мамочки молодые с младенцами в колясочках. Идиллия – читающие, деловые, ухоженные, определившиеся. Четко по местам, все как прежде. «Они жили, влюблялись, рассасывались по интересам, а ты маршировал свое, нате, вот я – проигнорированный и пока никому не интересный подарок. Ссыкушки-хохотушки, не рано ли прибились к облюбованным ищущими гражданами местам?!» Проводил неопределенным рассеянным взглядом группу девчонок-подростков. «Ха, алконавты по своим штатным дислокациям: одни – успокоенные принятым и ориентированные на повтор, другие – в поиске складчины. Ни-че-го в этом мире не изменилось – изменился я. Рассудительный стал, аналитический. Матюша нарыл во мне столько достоинств. Нудноват Матюша местами, но умен и памятлив. Сколько прочитал и все помнит – божий дар у него, далеко должен пойти. Пока с его решенными задачками в свет, а дальше? А дальше без поводыря, своим мозжечком следить по миру. А лист зеленый… Осень не вступила в свои права.

А что мне осень? Форма одежды свободная: хошь, в шапке парься, хошь, стынь без нее, хошь, в берцах кросс, а хошь, в кроссовочках щеголяй».

Вовчик шел сквозь ряды кустарников и клумбовых композиций, пересекая границы сложившихся временем разграничений.

«Ментиков здесь днем с огнем никогда не бывало: все сложилось, все довольны, все в дозволенных рамках. Не все удовлетворены? Эт-т следующая задачка.

А вот и местечко, откуда пошагал дальше целованным. Не там искал, парниша.

Мой город живет – не теряет приоритеты. А я их, похоже, потерял».

Присел на лавочку, раскинул ноги корабликом – условный знак поисковика. Неподалеку – две перестарки ключиками позвякивают.

«Облажаюсь после моей-то красавицы. Любовь мне нужна, доступные вы мои. Это Лёха-черпак, тому хоть в замочную скважину. Дорвался уже, шпилит свою довоенную пухлышку, оператора машинного доения.

Ножки, как у козы рожки, не крути ключиками, ни с изощрениями, ни без них не подходишь. Любови… любви, любви, конечно, мне надо, можно с Любовью. Поддатенькие две – сейчас упадут рядом, точняк».

Две матрешки расписные сплющили окладные попы с другого краю скамейки. Мельком оценили соседство.

«Вот оно, бутылец – и на хату. Ша, девочки… Да еще и ничего с фейсом?! Не-е, Матюша сказал: кочумаем – затянет, засосет такое болото. Точка».

Поднялся, сделал маневр в сторону матрешек – стали в стойку. Важно, с чувством победителя, продефилировал мимо. Взглянул в телефон:

«Рановато домой, но все понятно – жизнь бьет ключом, и как славно, что не по темечку. Тете Лизе шоколадку, и домой, на троллибасе».

Тетя Лиза, не сдерживая эмоций, расцеловала его.

– Да какой же ты, Вовочка, красивый, да какой ты ладный…

– Ты его в форме не видела, – довершила ее восхищение с гордостью бабуля. – Практически стол готов. Лизуня еле отколупала сургуч с твоего баллончика – смотри, какая прелесть вино, в бутылках магазинных в сравнении – пойло. Рюмочки, рюмочки… А цвет! Не обрадую с Ларисочкой – не будет ее, на смене бессменной она. Какой она души челове-ек!

Всем потакает, за кого-то больничные дыры затыкает.

– Чем живешь, кроме школьной памяти? – спросил Матвей, разглядывая стопку пластинок. – Помню, коллекционируешь?

– Живу, хлеб жую, второй курс в архитектурном дотягиваю. На втором перевелась на вечерний, не хочу никого напрягать – у мамы своих проблем выше крыши, для себя не жила еще. Подрабатываю в бюро сдельно, график свободный – вполне устраивает. Строится-перестраивается город, заказами не обделена, работаю на компьютере по индивидуальным заказам. Из задумок заказчика создаю их мечту. Заодно обретаю практические навыки. Пластинки – мое хобби, бабушка еще начинала, знаешь, истории читать не надо, из разных эпох возьмешь, и вся подноготная поколений, в том числе своего рода, – все налицо. Их там много в шкафу – на виду яркие представители временных веяний.

«Штампами отбивается, боится открыться?» – подумал Матвей.

– Помню, ты приносила из коллекции в выпускном классе. Хампердинка точно помню.

– Правда помнишь Энгельберта, ты был так отвлечен тогда. И Элвиса Пресли вспомнишь? Я через них обращалась к тебе. 11-й класс – немногие остались на месте. От кого ждали высокого полета, детишками обзавелись, работают на стройке. Валентин в стекольщики пошел, Димка-отличник пластиковыми окнами занимается. Не все в армию почему-то попали. Крепкие ребята, уж качок Валентин – явно.

– Обращалась через музыку ко мне? Все так просто: подошла и сказала? – внешне удивленно спросил Матвей.

– Сейчас могу и подойти, и сказать, соображалкой другого уровня. На новом уровне она, соображалка, может задать вопрос себе, себя же и уберечь от бесполезной попытки. А тогда жила, лелеяла сомнения, а вдруг…

Матвею стало стыдно за свою холодность к ней, ведь понимал смысл. Получается, держал за отдушину? Ее слова – почти прямым текстом признание.

«Не лезь дальше, остановись», – предостерегало в подсознании, а тщеславие гнало на амбразуру.

– Положим, помню и звучание Элвиса, но о чем? Лирик внутри меня борется с технократом – второе чаще побеждает. В каждом человеке есть слабые гены, не в лаборатории по мензуркам собирались качества.

– А пел он, Матюша, о моих чувствах – «оунли ю», Хампердинк – о том же: «хау ай лав», – бросила она ему прямо в лицо. Нелегко далось ей признание – глаза ее из вечно удивленных сделались беспутно-победоносными.