Но Ежи был вполне опытным в любовных утехах, чтоб вот так бесповоротно терять разум от простого поцелуя… Это заставляло напрячься и задуматься о неправильности происходящего. И о том, что тут явный подвох должен быть. Может, она ведьма? У них, насколько Ежи был в курсе, есть свои особенности… И умение привораживать мужчин…

Но вся эта паника шла фоном, никак не мешая наслаждаться ситуацией, нежностью подрагивающих губ Рути, ее неумелым и все больше слабеющим сопротивлением…

Ее рот был горячим и шелковым, а язычок, остренький и неумелый, заводящим…

И Ежи окончательно бы потерял голову, да он ее и без того уже потерял, потому что руки его уже успели досконально оценить чудесную разницу между мужскими штанами и юбкой. И, однозначено, выбор в пользу последней! Удобно же! Просто задрать, просто скользнуть ладонью по гладкому бедру, раздвинуть упирающиеся ножки… И ах, как сладко она дрогнула…

Ежи так увлекся, что забыл обо всем на свете, отпустил руки Рути, перестал ее сковывать собой… И тут же поплатился за это. Потому что Рути, судя по всему, выжидавшая нужный момент и экономившая на это силы, внезапно размахнулась и залепила ему одновременно смачную пощечину по лицу и коленом в пах!

И если первое было неожиданно, но решаемо, то вот второе…

Ежи отшатнулся, хватая воздух губами и глядя на воинственно сдувающую со лба локон девушку с невероятным изумлением.

— Пошел вон! — с достоинством прошипела Рути, — а то я папе пожалуюсь! И он тебя на ремни порежет! Понял?

— Рути!

Голос матушки Рути послышался опять из коридора, и девушка, чуть подпрыгнув, принялась торопливо приводить себя в порядок, бросая опасливые и злобные взгляды на согнувшегося в три погибели и пытающегося начать дышать Ежи.

— Чтоб ноги твоей здесь не было, когда вернусь, понял? А то клянусь, я тебя папе сдам!

И, не успел Ежи выдохнуть, скользнула за дверь, плотно захлопывая ее за собой.

Топоток легких ножек, невнятный женский голос, что-то выговаривающий ей… И тишина.

Правда, через мгновение прервавшаяся задушенным хохотом из угла.

Ежи с ненавистью уставился в ту сторону, гадая, каким образом так увлекся, что вообще забыл о том, что они тут, вообще-то, не одни! Что тут зрителей полно!

И сейчас эти зрители дружно вывалились на середину комнаты и ржали над ним, наследным принцем, непочтительно и обидно!

— А ты умеешь увлечь девушку, твое высочество, — скалил белые зубы Волк, а близнецы противным хрюканьем поддерживали его. — Прямо уроки можешь давать!

— За-а-ат… кнись… — удалось выхрипеть Ежи, потому что нормально разговаривать он не мог, и страшно боялся себя щупать в пострадавшем месте. По ощущениям, туда словно лошадь копытом лягнула.

— На пятках попрыгай, — заботливо посоветовал один из близнецов, положив широченную пятерню ему на плечо, — оно помогает…

А второй, задумчиво глядя на закрывшуюся дверь, пробормотал:

— Какая… норовистая…

Его брат, как всегда понимая с полуслова, только выдохнул согласно и улыбнулся мечтательно:

— Объездить бы…

Ежи, занятый своими проблемами, на диалог братьев внимания вообще не обратил, а Волк, нахмурившись, строго заметил:

— Не про вас кобылка! Все, уходим.

Братья переглянулись и, не споря, скользнули по одному к окну.

А Волк, внимательно оглядев страдающего Ежи, коротко кивнул головой в сторону окна:

— Давай, твое высочество, приходи в себя. Нельзя, чтоб нас тут нашли…

Ежи, собравшись с силами и кое-как выпрямившись, шагнул на выход.

Он все же нашел время обернуться, уже сидя на подоконнике, и еще раз окинуть прищуренным мстительным взглядом комнату девчонки… Ну ничего, ничего… Он вернется… Непременно. И эта невинная комнатка перестанет быть такой невинной…

В конце концов, он тут надолго…

Успеет. Все успеет…

Но фантазиям его не суждено было сбыться, потому что на земле, с той стороны генеральского дома, его ждали понурые близнецы, уныло скалящийся Волк… И молчаливая гора Карса, с легкой иронией смотрящего на него.

И эта легкость вообще не соотвествовала тяжести грядущего наказания.

Ежи вздохнул и покосился на Вишенку, копилкой сидящую сбоку от их компании и приветливо улыбавшуюся ему, вывалив розовый язык. Ему показалось, или волчица подмигнула? В любом случае, ей можно было только позавидовать, уж ее-то никто наказывать не собирался…

12

— Вот кто бы знал, что эти проклятые животные столько гадят! — Волк остановился, вытер со лба пот, сплюнул брезгливо в кучу навоза, — и что они, интересно, жрут такое, что так воняет?

— Нормально пахнет, — пробормотал один из близнецов, активно ворочая лопатой и не глядя ни на кого, — траву кушают. Сено еще…

— Это сколько же надо сожрать сена, чтоб столько срать? — прорычал в досаде Волк, опять хлопая себя по щеке, чтоб согнать надоедливую муху.

— Ну а что поделать? — философски ответил все тот же близнец, судя по всему, более разговорчивый, чем его брат, с молчаливым остервенением ковыряющийся в углу длиннющего барака с рядами загонов для лошадей. Ежи и не знал, что здесь, в этом забытом всеми богами гарнизоне, есть столько лошадей… И столько навоза. Он-то думал, что Волк с близнецами уже накануне все, что смогли, вычистили, а, оказывается… Или это гадский Карс наколдовал? Не зря же его на Севере за живое божество почитали, может, есть, за что? Гадости-то он явно умел делать профессионально, как и любой зловредный бог… — Лошадка — она такая… Кушает много… Какает много… Ничего не сделаешь… — миролюбиво продолжил близнец, похоже, вообще не испытывающий никаких страданий от запаха и объема работы.

Ежи с завистью посмотрел, как мерно поднимается и опускается лопата в блестящих от пота, словно намазанных маслом руках близнеца, и выдохнул.

Вдыхал он с огромной осторожностью, чтоб не получилось, как в самом начале отбывания трудовой повинности тут.

Он, помнится, был неаккуратен и вдохнул полной грудью спертый запах конюшни. Прямо на самом пороге. Ну зазевался чуть-чуть, решил, что все на свете видел…

На этом пороге его и вывернуло. Прямо весь пустой желудок оставил у ворот, под гнусные насмешки Волка и равнодушное молчание близнецов.

И только Вишенка, добрая душа, пожалела. Подошла, ткнулась носом в ладонь…

А у Ежи даже не было сил ее отталкивать…

И вот теперь он молча швырял навоз из стойла и поглядывал на ругающегося самыми черными словами Волка.

Поглядывал, надо сказать, не без удовольствия. Причиной этому было не только дурное расположение духа вечного соперника и недруга, но и серьезный такой шлепок навоза на лбу и теперь еще и щеке у Волка…

Сам языкастый насмешник еще понял, как теперь изысканно украшена его физиономия, и не осознавал, похоже, почему это запах навоза усилился внезапно, после того, как муху на щеке пришлепнул.

И Ежи ни в коем случае не собирался его на эту тему просвещать.

Пускай походит, поделом ему, зубоскалу…

Он аккуратно вдохнул спертый вохдух, убедился, что организм, очистившись еще в самом начале, больше не реагирует на запахи, и со спокойной душой продолжил работать.

А параллельно размышлял о превратностях судьбы, оставившей его с носом.

Потому что, как бы ни играл принц в комнате Рути, что бы ни обещал самому себе на выходе из этой комнаты, какие бы планы ни строил… Реальность получалась такова, что ничему из этого не суждено было сбыться.

В первую очередь потому, что Рути внезапно оказалась не простой крестьянкой или дочкой прачки, или воровкой, что значительно бы облегчило ситуацию, а дочерью высокопоставленного чиновника, генерала армии, одной из четырех, подвластных его отцу.

И поиграть с ней в привычные наследному принцу постельные игры было неправильным по политическим, этическим и прочим мотивам, и Ежи это, как хороший сын своего отца, прекрасно понимал.

Жениться на ней он не мог, и даже не планировал, слишком у них было разное сословное положение.