Мы были очень рады получить твою карточку. Ты удивительно похорошела! Передай от нас привет Фердинанду - он отличный фотограф.

  У нас немало новостей. Санни наконец-то набрался духу и сделал предложение Рейчел. Они поженятся, когда Дэвид вернётся из Японии. Будет разгар туристического сезона, но, думаю, постояльцы не помешают и вместе с нами поздравят молодых. Надеюсь, и ты приедешь с твоим кавалером. Мне не терпится на него взглянуть.

  Медовый месяц Рейчел хочет провести в Гренобле у тёти Одетты.

  У меня пока немного заказов, а в середине лета мистер Брук собирается ставить "Венецианского купца" и ему нужны будут еврейские костюмы, какими они были при дожах.

  С отцом неприятность - он сломал ногу, помогая соседям чинить водосток. Хорошо, что Джим уже получил права. Не далее как вчера твой младший брат сделал первый рейс к замку Уорика, а отец только говорил по микрофону.

  Люси заканчивает школу с тремя четвёрками и расстраивается из-за этого. Я много раз ей говорила, что конный спорт отвлекает от учёбы, а тут ещё эта переписка с мальчиком из Люксембурга...

  Нам очень тебя не хватает. Береги себя, родная, кушай больше овощей и фруктов.

  С любовью - мама".

  - Ничего не понимаю. Что у тебя за семейка? Ты говорила, что отец - шофёр, а мать - швея, что вы - простые люди...

  - Так и есть. Простые историки. Мама шьёт костюмы по моде прошлых веков для кино, театра, музеев, фестивалей. Папа возит экскурсии в старинные замки, крепости, аббатства, сам рулит и сам обо всём рассказывает. Ещё мы всей семьёй содержим маленькую гостиницу в елизаветинском доме. Рейчел ведёт бухгалтерию. ... Я тоже скучаю по ним.

  - Тогда почему уехала?

  - Захотелось сменить обстановку... Но мы ведь погуляем на свадьбе у Рейчел и Санни?

  - Конечно.

  - ... Хочешь, я сегодня посплю с тобой?

  - ... Нет. Давай в другой раз.

  А в среду я совершил роковой поступок. С одной стороны, было логично сделать именно это, но последствия оказались ужасными. В общем, я решил, что прерывать общение с Кармен будет, мягко говоря, неестественно. Под каким-то предлогом рванул вечером в Льюис и позвонил с почтамта Кэролайн.

  - Позовите Минни, мэм.

  - Или что, щенок!?

  Похоже, она меня узнала.

  - Или я сообщу, куда надо, что вы храните запрещённую литературу и курите марихуану.

  Спустя пять-шесть нецензурных слов и минуту молчания доносится голос Кармен:

  - Фред, это вы?

  - Добрый вечер. Я хотел и раньше позвонить, но не решался... Как вы себя чувствуете?

  - Великолепно. Произошло настоящее чудо!

  - Миранда вернулась?

  - Почти. Я получила от неё письмо. Она сейчас в Америке со своим возлюбленным.

  - А кто он?

  - Не знаю. Она всегда говорит или пишет только о своих эмоциях. Ясно, что она с ним счастлива. И знаете,... я тоже! Я... кажется... Ах, об этом нельзя по телефону!

  - Ну, давайте встретимся. Как всегда.

  - Фред,... как зовут вашу девушку?

  - Мэриан.

  - Вы сможете показать мне её фотографии?

  - Легко.

  - Только не приносите открытки с Одри Хепберн или покойной Мэрилин Монро.

  "Вы не верите, что у меня есть подружка? Что я могу любить и быть любимым? Считаете меня каким-нибудь неполноценным? Я думал, вы не такая!... Бла-бла-бла!" - так должен был заблеять мелочно обидчивый тупица Калибан, и нить странных, рискованных отношений лопнула бы сама собой, но я только улыбнулся и ответил:

  - Хорошо. У меня к вам встречная просьба.

  - Да?

  - Наденьте брюки.

  - Для чего?

  - Сюрприз. До субботы.

  Весьма довольный собой, я заглянул в парикмахерскую, потом купил орешков в шоколаде для Мэриан и поехал восвояси.

  Необыкновенный сон. Миранда лежит на кровати, запрокинув руки. Они связаны в запястьях и крепятся за изголовье каким-то полосатым галстуком, совсем не туго, пожалуй, только для вида. Никакой одежды, но я мало её вижу. Какой-то мужчина, тоже голый, обнимет её, жадно гладит, обцеловывает грудь, живот, слегка кусает там, где выпукло. Не знаю, кто он. Точно не я сам. Внешне - помесь Брандо и Мориарти, помолодевшего лет на двадцать. Я почти на него не зол. Она красиво изгибается под ним и смеётся взахлёб. Всё очень откровенно, но самого главного мой внутренний кинооператор показать не может.

  Просыпаюсь, долго и непраздно лежу в постели.

  Думаю: милая! Может, ты лишь потому и не влюбилась в меня, что мы похожи, словно близнецы, а ты сама к себе всегда была слишком строга - то ненавидела, то презирала; а вот я себя люблю, хотя и знаю, что не за что. Люблю и жалею. Плебейский механизм самосохранения во враждебном мире.