– И кто займёт место Совета? – прищурился Гриф. – Уж не вы ли, уважаемый Гунцы? Или вы – Ванмин? Или вы всего лишь исполнители воли ваших вождей? Как я понял из ваших слов, вы всего лишь обычные бродяги, нежелающие участвовать в общественно полезном труде.

     – Позвольте, уважаемый командир корабля Гриф Рифт, пояснить вам наше положение. – В голосе Гунцы звучало снисхождение. – Да, вы абсолютно правы посчитав нас с Ванмином простыми бродягами. Мы не хотим участвовать в гонке на выживание ни как чаншадэ, ни даже как змееносцы. Единственное, что нас устраивает, это простое правило «каждый волен поступать так, как хочет, до тех пор, пока его действия не мешают другим». Все вопросы при этом легко решаются на уровне переговоров. Бывают ситуации и у нас, когда приходится применять силу к некоторым особенно хитрым нашим товарищам, но у нас есть правила и для таких ситуаций.

     – Боюсь, что такая система может работать только на самых низовых ярусах общества. Люди устроены так, что хотят, чтобы их дети жили лучше, чем они сами, и ради условного «счастья детей» они будут идти по головам. Вы сам не заметите, как создадите ещё более страшную систему подавления.

     – А как собирались поступить вы? – Гунцы рассмеялся в ответ. – Поставите у нас своего владыку? Будете решать, как нам жить и что нам делать?

     – Ну, конечно же, нет…

     Спор затянулся далеко за полночь. И оскорбители, и земляне постепенно потеряли нить рассуждений, уйдя в дебри социологии и психологии. Тем более среди них не было ни одно специалиста такого плана. Во всей экспедиции «Тёмного пламени» только Чеди Даан проходила курс этих дисциплин, но она в соответствии с программой исследований сейчас в городе и занимается подготовкой к погружению в жизнь Чжиху Чжонси.

     Ни к каким договорённостям прийти не удалось. Завершили разговор тем, что земляне пообещали связаться с группой занятой в городе и поставить их в известность о наличии на планете противников существующих порядков и их требованиях.

     – Мы тоже свяжемся с теми из наших семей, что кочуют в пределах доступности и расскажем о том, что вы хотите, и что вы можете. Наши старейшины, возможно, найдут какой-то выход. Беда в том, что мы и в самом деле не задумывались над тем, что будет, если мы придём к власти. Сила змееносцев велика. Мы не видели ни одного шанса справиться с ними. Свержения угнетателей представлялось, чем-то вроде далёкой невыполнимой мечты. Мы, в общем-то, сумели приспособиться существовать в тени, когда нас никто не замечает, но в последние годы змееносцы получили указание уничтожать наши поселения при любом удобном случае. Будь они трижды прокляты!

     29 ноября 1959 года. Ленинград. Университет. Заседание, посвящённое памяти Александра Быстрова. Иван Ефремов.

     Потеря Алексея Петровича для нас, московских палеонтологов, явилась полнейшей неожиданностью и от этого оказалась еще более ошеломляющей. Не пришло время свыкнуться с мыслью, что Алексея Петровича больше нет, ещё нельзя со спокойной печалью подвести итоги его жизни и научной деятельности. Ясно одно — утрата для науки огромна!

     Речь в память о друге, о старшем товарище получилась. Зал аплодировал стоя пока Ефремов прошёл на своё место.

     – Дорогой, ты отлично выступил, – прошептала Ефремову на ухо сопровождавшая его Елена Дометьевна. – У меня даже появилась мысль, как тебе следует поступить.

     – И как? – с явным сомнением спросил тот в ответ.

     –  Ты должен написать письмо в ЦК!

     –  Вот прямо в Центральный Комитет? Может сразу в ООН?

     –  Зря ты смеёшься. Ваня. В ЦК есть отдел по идеологии, там как раз занимаются такими вопросами. Надо найти человека в твоём кругу, кто знаком, пусть через третьи руки, с кем-нибудь из референтов. Надо чтобы твой роман прочитал Суслов, ходят слухи, что он очень ответственно относится к идеологии.

     –  Ага, Суслов! Скажи ещё Романов. Таких махровых сталинистов как Суслов ещё поискать. Нет уж. Лучше на Запад...

     –  А вот этого я, считай, не слышала. – Маленькая ладошка жены прикрыла рот Ивана Антоновича.

     ***

     Однажды вечером, наверное, через неделю после памятного собрания, когда Ефремов за текущими делами уже забыл о случайном разговоре, Елена Дометьевна присела к нему и долго смотрела, как он что-то сосредоточенно пишет.

     – Леночка, ты что-то хочешь сказать? – Ефремов, наконец, оторвался от тетради. – У меня тут очередной «шедевр» рождается. Хочу идеи Рерихов с идеями русского космизма и советского коммунизма скрестить. Кстати, название уже придумал: «Лезвие бритвы». Как тебе?

     – Как пройти и не упасть? – улыбнулась Елена. – Хорошее название. Но я позволю себе напомнить. Кто-то тут уверял меня не далее чем полгода назад про чудесные перемещения во времени, про обязательства перед будущими поколениями и всё такое...

     – Время для предостережения ещё не пришло. Вот помру, тогда издадут посмертное собрание сочинений. Ты уж проследи, чтобы «Долгую Зарю» обязательно включили.

     – Ты, Иван, такие разговоры прекрати. Лучше послушай, что я сегодня узнала.

     Дай-ка, я тебе сейчас чайку плесну, да под чаёк послушаешь мою занимательную историю.

     Была я сегодня в нашей поликлинике, той, что от Академии наук, на очередном обследовании, но я не об этом. Разговорилась с одной дамой наших лет. Тоже из наших, из учёных. Трудится в Институте у Коли Машкина, в секторе древней истории. Помнишь Машкина? Хотя откуда тебе его помнить. Ты же у нас экстерном всё сдавал...

     – Да, и бог с ним с этим Машкиным, как всё это связано с романом-то моим?

     – Машкин никак, а вот Маргарита оказалась женщиной совсем не простой. И хоть её фамилия Стерликова, но это по мужу, а в девках она была Суслова. Смекаешь, Вань, как нам повезло?