— Простите, случайно. — А голос-то знакомый.

Оборачиваюсь, чтобы убедиться — снова похотливые глаза и та самая Иришка из душа. Моя первая.

Хочется то ли заржать, то ли выматериться. Сдерживаю оба желания. Цежу что-то вроде «Ничего страшного» и с благодарностью забираю у Агаты салфетки. Иришка уходит, я, Агата и пятна на белой футболке остаются.

Скотство.

— Марат… Андреевич, — эффектная пауза. И говорящая. — Салфеткой не получится, они только размажут всё, — расстраивается Агата.

Очевидное невероятное, мля.

— Значит, выкину, — мрачно.

Да и хрен с ней, с футболкой. Зато больше никаких проблем со стояком. Всё-таки смузи в рожу — это достаточно отвратно. В носу всё ещё жжёт, а к бару я больше не подойду и на пушечный выстрел.

— А давайте… — задумывается Агата. — Я знаю, что делать. Идёмте. Толик, уберёшь?

И она берёт разгон на лестницу. Не успеваю я оглянуться, как оказываюсь втянут в явную махинацию. Эту хрень можно разгадать по одному только блеску Агаткиных глаз.

А последующий трындец от Костяна по тому, как она тянет мою футболку вверх. Ладно хоть догадалась в какой-то кабинет меня завести, а не просто навалилась посреди коридора.

Интересно, а если поорать: «Стервочка, спаси от коллег!», эффект будет?

— Снимайте, у нас есть отбеливатель, за пять секунд всё выведет. О, у вас тату?

— Да.

Футболкой приходится пожертвовать, чтобы увернуться от её любопытства. И ногтей. От взгляда увернуться не получается, но он хотя бы нематериальный.

— Давайте…

Что именно я должен ей дать, Агата не договаривает.

Дверь открывается и к нам присоединяется новый персонаж. Капец какой знакомый и неуловимый.

— Агат, там тебя клиент спрашивает. — Взгляд заразы с замашками динамо проходит по подружке, по моей футболке в её руках и, наконец, по мне. — По телефону. У него срочная замена… ты заканчивай, я потом расскажу.

И эта стервочка реально собирается уйти. Вот так просто. Как будто ей плевать, а презрительная усмешка предназначается не мне.

Хренушки.

Хватаю всё ещё безымянную заразу за руку, втягиваю её внутрь. Агату, наоборот, выставляю за дверь. Вместе с отбеливателями, футболками и голосом.

Щёлкает замок, который очень удачно здесь есть.

И, прислонившись к двери, я усмехаюсь, глядя на стервочку.

— Поговорим?

— О чём?

Подозреваю, если бы не эффект неожиданности, обе дамочки запросто меня бы скрутили.

— О жизни.

Одним фырком выразив всё, что она думает о таких разговорах, стервочка проходит к центру кабинета, который оказывается массажным. Разворачивается, легко запрыгивает на стол. Болтая ногами, окидывает меня задумчивым взглядом, а после застёгивает молнию куртки выше.

Ах ты зараза.

— Жизнь есть. Всё?

Вместо ответа подхожу ближе. Внутри неадекватный азарт.

Здесь ведь тоже камеры? А я стопроцентно под наблюдением их цербера. Да и по хрену.

Ставлю ладони по обе стороны от её бёдер. Подаюсь ближе, дурея от древесного, какого-то совсем унисекс аромата.

— Имя.

Веду носом по скуле, едва задевая кожу. Вдыхаю глубже.

Хочу её. Кретинизм, но что делать. Запретное всё-таки самое сладкое. И шорты домиком намекают, что с этим пора кончать. В неё. Так, чтобы ехидные глазища закатились не от иронии, а от удовольствия.

И, кажется, она ведётся. Крылья носа раздуваются, расширяется зрачок. Сама зараза задумчиво ведёт коготком по вене на моей шее. Спускается ниже, обводит грудную мышцу.

Хотя она и тогда «велась».

— Саша.

От её манипуляций у меня не убиваемый стояк.

Остатками мозгов вытаскиваю идиотскую заколку из пучка. Волосы тёмной волной укрывают её плечи.

И я срываюсь.

Хватаю за шею, врезаюсь в губы. Насилую её рот, раз уж не дают другого. Ритмично врезаюсь в неё языком, грубо захватывая территорию. И почти кончаю от одного только поцелуя.

Судорога удовольствия проходит по члену и приходится оторваться.

Грудь ходит ходуном, мозга нет. Он весь стёк вниз. Туда, где стонет, ноет и очень хочет в жаркую влагу.

— Саша, — выдыхаю в приоткрытые губы. — Капец тебе, Саша.

Хера с два я её теперь отпущу.

— Это тебе капец.

Мы пересекаемся взглядами. Щёлкает резинка шорт, подцепленная её ногтем.

И всё.

Пиздец.

Столкновение лбами. Борьба языками. Сбитое в хлам дыхание.

Её ногти на моей спине. Мои ладони на её бёдрах.

Сумасшествие. Тяжёлое, горячее, бегущее по венам. То, что заставляет дёрнуть в стороны куртку. То, что вспарывает спину её ногтями.

— Фригидна? — усмехаюсь хрипло.

Подтягиваю её к себе. Мои большие пальцы между её бёдер, ведут по влажной ткани. Кругами поднимаются выше.

— Да-а, — выгибается стервочка Саша. — Напрочь.

Оно и видно.

Перехватываю одной рукой под спину, вторую внаглую засовываю внутрь легинсов. И фригидная стервочка не просто даёт, она отклоняется, открывая больший доступ. Опирается о ладони. Раскрывает ножки в шпагат.

С-сука.

Закрываю глаза, чтобы не спустить в штаны, как пятнадцатилетний пацан. Рвано выдыхаю. Пульс бьёт в виски, внизу болит так, что… рыкнув, сдираю с неё грёбаные легинсы.

Стервочка сдёргивает через голову куртку, опирается на локти позади себя. И доказывает, что позы сексуальнее я ещё не видел. Белое кружево на загорелой коже — уже отрыв башки, но когда тело такое…

Слова застревают в глотке. Вместо них веду большим пальцем по её нижней губе. Оттягиваю. Шипя, пережидаю сладкую судорогу. Спускаюсь по шее, цепляю подвеску.

Порвать бы, чтобы заиметь ещё повод. Но пока иметь я могу только её, другая нагрузка на мозг уже не накладывается.

Веду по точёному плечу, ключице. Взглядом пожираю грудь с идеальными стоящими сосками. Кто там фригиден? Оттягиваю кружево, обвожу ореолу. Грубо прохожу по напряжённой горошине и слышу стон.

Хмыкаю.

Любим пожёстче?

Обнимаю ладонями талию, такую тонкую, что едва не соединяю пальцы. Цепляю кружевные, напрочь мокрые трусики.

— Порвёшь — покалечу, — выдыхает стервочка.

Ок, оставим на следующий раз.

И хочется насладиться ею, но не сегодня. Сегодня у нас разрядка и месть за моё воздержание.

Вместо того чтобы снять бельё, раз уж стервочка соизволила поднять роскошную попку, ладонью прижимаю её к столу. Встречаюсь с удивлённым взглядом. Усмехаюсь. И ме-едленно веду ладонь ниже. Правильно веду, судя по всхлипу. Хотя кто бы сомневался.

Также медленно возвращаюсь. Кружево хорошо уже тем, что оно шершавое. Дополняет остроты ласкам. Схватив за бедро, вдавливаюсь в неё стояком. Сцепляю челюсти, хотя перед глазами уже грёбаные звёздочки. Большим пальцем проникаю под трусики, нахожу центр её удовольствия.

И стервочка перестаёт быть стервочкой. Превращается в охренительную Сашу. Сашу, в которой от стеснения — танк.

Не размениваясь, она начинает двигаться, сама трётся о мою руку.

Но мы так не играем.

— Ауч, — вскидывается недовольно, когда я с силой сжимаю бедро.

До синяка? Сам поставил, сам и вылечу.

Круги и восьмёрки заводят её ещё больше. Всхлипнув, Саша прикусывает костяшку, когда мой палец погружается глубже, в мягкие и нежные складки.

И мне срывает вентили.

Рванув шорты, отодвигаю трусики. Хрипло выдыхаю от того, какая она влажная и горячая. Упираюсь во всю эту роскошь напряжённой головкой. Собираюсь качнуться на пробу, но девочка настолько мокрая, что член легко проскальзывает внутрь. И приходится тормознуть тело, чтобы не вбиться в неё по самое основание.

Саша, может, и стервочка, но банальную вежливость никто не отменял.

Последняя мысль вызывает короткий смешок.

Вежливость. Звездец, блин.

Руки опираются о стол, в мозге полный расфокус.

Я сейчас кончусь на хрен.

— Заснул? — недовольна стервочка.

Замёрз, мля. Вот только подобрать умный ответ мозг не успевает. Саша с силой насаживается на член. Загоняет его в себя до основания.