Проводя время вместе, девочки были заняты великосветскими тусовками, вели ничем не обремененную жизнь. Бывало, что дискредитировали отца своими поступками, шокирующими фотками с гуляний в ночных клубах. Они умело пользовались известностью и состоятельностью отца, когда им было выгодно. Девочки давно усвоили урок и знали, чтобы они ни натворили, какими бы ни были последствия их поступков, всегда есть отец, который решит за них возникшую проблему.

Диана была склонна к перфекционизму и любила идеальный порядок во всем. Больше всего она восхищалась своей чудо-комнатой – гардеробной. Все вещи на полках встроенных шкафов гардеробной имели свое строгое место, были расположены по тематике и цветовой гамме. Имея страсть к красивой обуви, она выделила отдельную зону и для своего обувного рая тоже. Но, зайдя сегодня в свою чудо-комнату, Диана застала ее в неподобающем виде. Ужас, творящийся там, напоминал нашествие Мамая. С вешалок были скинуты все ее наряды, туфли и сумки валялись на полу, украшения разбросаны по всему туалетному столику, флаконы с косметикой разлиты и разбросаны, тени рассыпаны и размазаны. Нитка дорого черного жемчуга разорвана. А стены, украшенные зеркалами в пол, были заляпаны отпечатками рук. Диана стояла посреди разбросанных вещей, потеряв дар речи. Сказать, что она пребывала в ярости, – ничего не сказать. Когда она подняла с пола одно из коктейльных платьев, терпение Дианы лопнуло. Увидев варварски разорванную и истрепанную в клочья молнию, она пришла в бешенство. Рядом в растерянном состоянии находилась прислуга, не понимающая, за что взяться, чтоб разобрать этот бедлам.

– Ничего не трогай, – скомандовала Диана горничной. – Пускай Серж полюбуется на шалости своих дочерей.

С этими словами она, разъяренная, спустилась вниз по широкой мраморной лестнице, держа в руках истерзанное платье. Поймав Меланию и Элину на улице, собирающихся отъезжать на лимузине из поместья, Диана принялась их ругать:

– Леди, соблаговолите задержаться и объясниться, – не скрывая негодования, высказалась Диана. – Что вы сделали с моей гардеробной? У вас имеются свои гардеробные комнаты. Как вы посмели сотворить такое безобразие?

Дочь Элина стояла молча, а Мелания, пожимая плечами, посмеивалась.

– Это я надела всего лишь раз! – продолжала сердиться Диана, тряся испорченным платьем перед носом Мелании.

– Фу, старье! – с издевательским видом ответила Мелания.

– Старье? – возмутилась Диана. – Это Christian Dior, новая коллекция! – с гордостью произнесла Диана.

– Ну и что, – с безразличием ответила Мелания. – Уже надевали, значит, старье!

– Ах, так вы относитесь к вещам. Элина! – прикрикнула Диана на дочь, призывая ее к ответу за поступок. Но та продолжала стоять молча.

– Ни к чему так нервничать, от этого морщины появляются, – продолжала ехидничать Мелания. – Вы плохо выглядите. Вам надо отдохнуть. Кажется, в спа-отелях отдыхают такие взрослые леди, как вы.

Диана не могла себе позволить ругаться матом, но ей очень этого хотелось. Сдержав свой гнев, она произнесла:

– Вам все легко далось в жизни. Вы избалованные и эгоистичные. Вы себя безобразно ведете, отдаетесь разврату и развлечениям, с утра до ночи гуляете в клубах, покупаете дорогие вещи, налево и направо беспечно растрачиваете деньги отца. Серж много работает и не видит всего этого. Я поставлю его в известность.

– Только посмей! – пригрозила Мелания, злобно посмотрев на Диану.

Хлопнув дверями автомобиля перед носом Дианы, сестры выехали из поместья.

Прошло три дня, как я в больнице. Я практически все время лежу. Головные боли уже так сильно не беспокоят, но слабость и головокружения еще остаются, когда хожу. Ко мне приходили полицейские, задавали вопросы, а я так и ничего не вспомнила. Меня сфотографировали и сняли отпечатки пальцев. Я рассматривала свое отражение в зеркале, но увидела только одутловатое лицо и гематомы под глазами. На меня смотрела чужая женщина. Я не узнала себя. Я поинтересовалась у молодой медсестры, на сколько лет я выгляжу, та предположила, что на сорок пять.

Врач сказал, что у меня ретроградная амнезия, что это нормально, что я не помню имена, людей, места и факты. Он успокаивает меня тем, что при этом остаются приобретенные и профессиональные навыки. Если я умела ездить на велосипеде или водила машину, то непременно смогу и сейчас. Меня обрадовала эта возможность, захотелось даже проверить, какими способностями я владею. Но последующие слова врача меня расстроили. Амнезия может пройти со временем совсем, либо оставаться фиксированной на протяжении всей жизни. Можно забыть года, десятилетия, а помнить только детство или юность. Как страшно! Как с этим жить? Неужели я не вспомню, кто я до конца жизни?..

Больничная палата, в которой я нахожусь, достаточно просторная. В помещении чисто и светло за счет двух больших окон, благодаря которым можно визуально приблизиться к внешнему миру. Стены выкрашены в непринужденный салатовый цвет. Кровати неудобные и высокие, а от жестких матрасов на вторые сутки начинают болеть кости. Мне повезло меньше, чем другим. Моя металлическая кровать при каждом повороте и смене положения тела издает противный скрипучий звук. При этом я чувствую себя неловко и виноватой, что беспокою других пациентов по палате. Общий санузел, источающий испарения хлорки и дезинфицирующих средств, спертый воздух от лекарств и спирта, а также неприятный запах еды не дают забыть, что находишься в казенном доме.

Всего в палате нас пятеро, но пациентки сменяются каждый день. Все мы часто спим, одна только миловидная пожилая соседка по койке бодрствует. В стационаре она на профилактических процедурах – подлечивает свои сосуды. Невысокая миниатюрная женщина все время чем-то занимается, ни минуты не может быть в покое, если не стоит капельница. Ее все зовут Галочкой и никак не иначе, хотя ей под восемьдесят лет. Ей идет ее имя. Она, как птичка, прыгает с ветки на ветку, маленькая хлопотунья с ласковым голосом. Прыг-скок – она поправляет кровать. Прыг – за мной или за соседками ухаживает. Скок – убирается на тумбочке. Прыг – вяжет крючком ажурную летнюю шапочку. Скок – она уже по больничному коридору вышагивает. В ней столько энергии и сил. Видимо, чисто физически она не может несколько минут бездействовать. Галочка охотно рассказывает про себя, видя такого благодарного слушателя, как я. У нее интересная и нелегкая судьба. Всю жизнь она проработала поваром на предприятии, у нее остался сын и внуки, которые живут в другом городе. Она любит подолгу гулять в парках, слушать музыкальные концерты по телевизору. У нее куча болячек, она перенесла четыре операции, нет половины желудка, по женской части все вырезано. Дочь старшую похоронила, та разбилась в жутком ДТП, а вслед за ней в тот же год ушел и муж любимый. Я поражаюсь ее умению принимать невзгоды и не унывать. Галочка по-детски радуется и с улыбкой на лице смотрит на жизнь, считая, что для чего-то нужна она на земле, если ничего ее не берет. Отчаяться может каждый, а вот найти силы, чтоб совладать с собой, дано не каждому. А я внимательно слушаю ее истории в надежде ухватить из этого что-то, что наведет меня на мои воспоминания. А есть ли у меня семья? Муж, дети, родня? Ищет ли кто меня? Была ли у меня работа, дом? Чем я любила заниматься?

Я привыкла к Галочке и к Дмитрию, который регулярно меня навещает. Дольше их я никого не знаю, можно сказать, что они стали уже близкими. Я встала, подошла к окну в палате, вглядываюсь в больничный двор и соседние корпуса. Я пытаюсь увидеть большее, пронести себя мысленно вдаль, намного дальше, но ни лица, ни голоса, ни образы не всплывают передо мной. Так солнечно, красиво, и все в зелени, доносится щебетание птиц. Дмитрий пристроился рядышком. Мы молча стоим.

– Сейчас лето? – спросила я его, нарушив тишину.

– Нет, еще весна, – отвечает он мне. – Май.

– Потом июнь, июль и август?

– Да, – подтверждая кивком, говорит Дмитрий.