В комнату зашел тридцатилетний Филипп, самый старший из Шлоссеров, который, казалось, понимал в жизни больше всех остальных. Как бы он не пытался переубедить младшую сестру, та стояла на своем и обижалась, если была не услышанной.

Филипп постучал о стенку шкафа, на который опирался.

– Можно войти?

– Да. Конечно. – Ярослава перестала крутиться перед зеркалом.

– Я бы хотел извиниться перед тобой, – он ласково улыбнулся. – Я желаю тебе только счастья и добра, и если ты уверена, что именно этот человек способен сделать тебя самой счастливой женщиной на этой земле, то так тому и быть. Я люблю тебя, Яся. – Он наклонился и поцеловал ее в напудренный лоб.

– Спасибо! – растрогалась Ярослава и обхватила брата, крепко прижалась к нему. – Спасибо, спасибо! – она прыгала от восторга, сияя влажными глазами.

– Тише, тише, – также ласково успокоил он молодую, еще совсем юную сестру, которая вот-вот выйдет замуж. – Я принес тебе подарок.

В руках Филиппа оказалась шкатулка, позолоченная с интересным рисунком на крышке и необычной гравировкой. Щелкнул замочек, крышка откинулась, и глазам возбужденной и любопытной Ярославы предстало ожерелье, искрящееся под солнечными лучами, пробивающимися сквозь окна. На бархатной бордовой подушечке лежало сплетение десятков бриллиантов и александритов; каждый большой, отливающий небесно-голубым, александрит был связан волной из алмазов, а шесть грушевидных бриллиантов побольше свисали по краям, создавая эффект капли.

– Боже мой… – изумилась невеста.

– Разрешишь, – Филипп аккуратно поднял сверкающее ожерелье и приложил его к декольте сестры, застегнул позади и поправил фату.

Холодные камешки прильнули к коже Ярославы, отдав ей свою красоту.

– Это наша память, о том, кто мы. Теперь ты хранишь эту драгоценную вещицу. Будь счастлива.

В дверях стоял Натан. Он играючи перебирал пальцами золотую монету.

– Ты чего притаился? – заметив брата, бросил Филипп.

– Жду, когда ты устанешь распыляться добрыми словами.

– Не ругайтесь, прошу, – встала между ними Ярослава, шелестя юбками свадебного платья. Она привыкла к до боли знакомой картине: два брата, которые так и не нашли общего языка и готовы в любой момент наброситься друг на друга, как волки, защищающие свою территорию.

– А это что? – Натан ткнул пальцем в украшение на шее сестры. – Чудесные стекляшки. Такие же искусственные, как и твоя любовь, Фил?

– Это наша семейная реликвия. Ожерелье, перешедшее нашей бабке от Шаумбурга-Липпского, который был немецким летчиком, вышедший из знатного рода, – самозабвенно вещал Филипп. – Это первые александриты, с любовной запиской отправленные великой княжне от самого Стефана Австрийского! Если бы ты меня хоть иногда внимательно слушал, то не задавал бы таких глупых вопросов. Многие жизнь отдали бы за это сокровище. Посмотри только: почти шестьдесят карат бриллиантов и тридцать карат александритов, – Филипп восторженно склонился над сверкающим ожерельем.

– Ясенька, – усмехнулся Натан, подкидывая монету, – у тебя шейка не переломится от такой тяжести?!

– Ты снова меня не слушаешь.

– Отчего ж? Прекрасно слышу, как ты сошел с ума. Нашел, чем гордиться.

– Ты не согласен? – нахмурился Филипп и приблизился к брату.

– Абсолютно! Ты не желаешь смотреть правде в глаза, лишь бы ничего не мешало тебе любоваться и наслаждаться собственной значимостью. Ты вечно врешь! Это мерзко!

– Дорогие мои, – взмолилась Ярослава, – я прошу вас, хотя бы сегодня ведите себя сдержаннее.

– Ты болван, который боится смотреть правде в глаза, – Натан зажал монету между пальцами и больно ткнул ею в грудь брата. – Признай уже наконец, что в этой жизни ничего просто так не бывает, блага с неба не падают. Добиваться придется всего самостоятельно, ведь твоя прелестная сказка про какого-то немецкого летчика никому не интересна. Ты внук воровки и проститутки, которая украла эту чертову шкатулку у Шаумбурга-Липпского после ночи в придорожном борделе, когда тот напился до беспамятства. Он вез это украшение на свадьбу своего брата, но на следующий день погиб в авиакатастрофе. И на счастье нашей бабке не пришлось прятаться и скрываться. Она самым подлым образом присвоила себе украшение и фамилию летчика. И ты этой мерзкой историей гордишься!

– А ты никогда не думал, что она нам подарила счастливый билет в жизнь! – схватил за грудки Филипп младшего брата.

– Этого стыдится нужно, а не хвастаться! Надменная твоя рожа!

Ярослава подоспела разнять Натана и Филиппа, которые до сих пор пыхтели злостью и презрением друг к другу.

– Извини меня, – опустив голову, тихо сказал Натан сестре, расправляя пиджак и накрахмаленный ворот рубашки.

Филипп вышел из комнаты, не проронив больше ни слова.

Расстроенная невеста, отвернулась к зеркалу и вытирала выступившие слезы платком.

– Неужели вы не можете найти общий язык и мирно существовать. Мы же семья.

– Хоть ты, Ясенька, перестань это повторять. От тебя никто не отрекается, но его мировоззрение мне не близко.

– Ладно, – она улыбнулась своему отражению и развернулась. – Как я выгляжу?

– Сногсшибательно! Владу безумно повезло.

Девушка заулыбалась и подошла к окну. Слегка отодвинула штору и взглянула вниз, где на ступенях, украшенных цветами и атласными лентами должен был ждать ее выхода жених.

– До сих пор не могу поверить, что Филипп дал согласие на наш брак, – с нотой сомнения прошептала Ярослава. – Мне все кажется, что он вот-вот вернется в комнату, стукнет по стене, как ему это свойственно, и, брызгая слюной, будет кричать, что передумал и не отдаст меня за Владлена.

Натан закрыл дверь. Подошел к окну и взял сестру за руки.

– Он не посмеет разрушить твою жизнь. Я не позволю.

Ярослава усмехнулась:

– Я рада, что могу на тебя положиться. Без тебя я бы не справилась. Сдалась бы на полпути.

Она любовно хранила в памяти моменты, когда на свидания к Владлену сбегала, заручившись обещанием Натана, что он прикроет ее. А рано утром возвращалась, влезала домой через окно брата и босая, держа в руках туфли, на цыпочках тайком проходила к себе в комнату, чтобы лечь в кровать и дожидаться подъема. Она часто приходила ночью в спальню брата, чтобы поделиться своими переживаниями и попросить совета по отношениям, так как не всегда была уверена в своих действиях и поступках любимого человека. Натан всячески оберегал ее и старался защитить от Филиппа, который смело душил своими морализаторскими речами и сомнительными убеждениями, что семья – это святое.

На крыльце в окружении благоуханных роз и развивающихся на ветру лент стоял Владлен в белоснежном костюме. Он задрал голову, где находилась комната Ярославы и лучезарно улыбнулся. Его светло-волнистая прядь по привычному заслоняла ясные глаза.

– Твой будущий муж уже на месте, – тихо сказал Натан.

Девушка закружилась по спальне, раскинув руки и смеясь.

Восемнадцатилетняя Ярослава в этот день вышла замуж и взяла фамилию мужа – Романовская. Через шесть месяцев родила сына.

С этого времени слухи и сплетни стали все плотнее и плотнее сгущаться над домами Шлоссеров – Филиппа и Натана – и Романовских. Говорили, что свадьба была спланирована, чтобы родить ребенка в браке, чтобы скрыть возможный позор, ведь настоящих чувств между молодыми нет и не было никогда. Все это выдумка и фальшь. Никто не знал, да и не желал знать правды, что первый и единственный сын Ярославы, родился преждевременно, что сильно сказалось и на здоровье малыша и матери. Шлоссеры отдали все силы и средства, чтобы спасти мальчика.

Его назвали Виктором.

Ярослава не чаяла души в сыне. Ее мечта сбылась – у нее есть самая счастливая семья, она любима и желанна, она мать и жена. Тогда еще не подозревала о том, что вскоре произойдут самые ужасные события, которые никогда не вернут ей былого спокойствия.

Ближе к вечеру Шлоссеры вернулись домой. Все устало выходили из машины и не торопясь шли по идеально подстриженному газону, пренебрегая гравийными тропинками. За высоким забором из белого камня позади коттеджа раздавался глухой низкий вой, чем-то похожий на умиротворенный рык животного.