Может, поэтому она и дорожила телефоном, сдувала с него пылинки и постоянно проверяла, всё ли с ним в порядке. Если бы ей было не тринадцать и вместо кармана она носила бы его в коляске, то каждый импозантный кавалер мог бы гордо сказать: «Вы, Северина Лисо́вска, замечательная мать!» А потом бы подносил ей каталог с другими моделями телефонов и интересовался: «Не хотите ли стань многодетной?»

У подъезда она глубоко вздохнула и, намертво вцепившись в лямки рюкзака, потопала в школу.

Раньше Сева любила любоваться дорогой, которая начиналась маленьким мостиком над давно пересохшим ручьём, и была обсажена липами, рябинами и вязами. Едва с подружкой они успевали обсудить всё на свете, как тут из-за старой, засохшей с одной стороны ивы выползал облупившийся забор школы.

На крыльце уже собирались «сливки» класса. Каждая «сливка» сутулясь подходила к ступенькам, там на неё сверху взирали ранее пришедшие, кивали, будто приглашая подойти, и тогда «сливка» выпрямлялась, становилась похожей на уверенное в себе молоко и вливалась «в общий стакан».

Не сутулился лишь один из них. Он, наоборот, всегда стоял нарочито прямо, расправив плечи и засунув руки в карманы джинсов; только большие пальцы оставались на виду, стуча по толстому ремню из кожи. Это был их вожак, – А́леш Ду́бек.

Это имя занозой сидело в ухе Северинки. Если бы не его науськивания, считала она, то ссоры и стычки в классе давно бы сдулись и все жили мирно. А с тех пор, как Алеш ещё сошёлся с Каей – местной надутой задавакой, – то стал бесить Севу в сто раз больше, ведь беспрекословно выполнял её прихоти. А прихоти у неё были всегда одинаковые – унизить каждую девчонку вокруг, чтобы оставаться на высоте.

Это Кая подслушала разговор подруг, где Рина рассказывала, что в детстве, в Польше, когда они с татом ещё не переехали, у неё было много друзей и ей очень нравилось её дворовое прозвище Лиса. Ну, из-за фамилии Лисовска, естественно. И потому именно мерзкая Кая, была уверена Сева, дала ей здешнее прозвище Лисий хвост, когда Лисовска пришла в школу с волосами, собранными сзади в пучок.

Но Алеш с Каей сбавили напор, как только однажды подруга Севы осадила «сливочную» парочку в присутствии других учеников школы. Случай был такой.

И средние, и старшие классы ездили на открытый урок на ферму. Незатейливо шныряли гуси и утки; кроли и даже лошадь смотрелись вполне обычно, – но в одной клетке сидела лиса. Фантазия у Каи – как у карпа дискография, поэтому она предсказуемо начала тыкать пальцем в зверька, смеясь, мол, гляньте у неё на заду Северина болтается. Все «сливки» тут же повторили за ней наигранный хохот. Посмеялись и другие классы. Может, и смешно. Но подружка Севы не растерялась и, раз шутки откалывали по фамилиям, пошла в пику. Кстати сказать, фамилия у Каи тоже была приметная – Сме́тана. Так вот. Подходит тогда подружка к самой нескладной и любопытной хрюшке, хлопает её по спине и декламирует: «Переведи своим, что ваш заказ доставили тёпленьким. Внимание, господа! Поприветствуем свиную радость, – она демонстративно указала на Дубека с Каей, – жёлуди со сметаной!»

Все упали. Что веселей, решать, конечно, каждому, однако отъявленная парочка, как уже говорилось, поутихла. Грустно, но теперь Севиной подружки и её родителей больше не было.

Лиса хоть не умела да и терпеть не могла наводить себе причёски, решила сегодня, от греха подальше, переправить хвост на косу.

Показалась школа. У забора с Севой поравнялась их учительница математики – та самая из сна, в сером жакете и юбке – и поздоровалась:

– Добрэ рано, Рина.

– Здравствуйте, пани Верча.

– Это что у тебя, новый телефон? На уроках только, смотри, не играй, – шутливо погрозила пальцем добрая Вера Ру́жичкова, или, как её звали школьники, просто Ру́жэ[3]. У неё был такой мягкий и литературный голос, что когда она диктовала уравнения, ученики невольно начинали проверять в них запятые. – Очень красивый аппарат, поздравляю.

– Спасибо, – семенила рядом Сева, чтобы проскочить вместе с ней «змеиное гнездо», откуда, чуяла девочка, на неё уже могла впериться куча глаз.

К несчастью, пани Вера встретила коллегу и разговорилась с ней. Лисе ничего не оставалось, как собраться с духом и идти одной, стараясь пройти незамеченной среди других учеников.

Не вышло. Кая её приметила, толкнула в бок Алеша и ухмыльнулась:

– Вот и нищая неудачница плетётся! Гляньте, она у кого-то телефон спёрла!

Послышались слабые смешки. Рядом с Алешем тёрся его главный прихвостень Ма́рек. Все знали, что он влюблён в Каю и общается с Дубеком только из-за неё, но самого Алеша, видимо, это совсем не беспокоило, ведь Кая никого, кроме своего парня, близко к себе не подпускала. Главное для неё, что Марек был не девчонкой, а значит, не составлял конкуренции на расположение Алеша.

Северина молча поднималась по ступенькам и заметила с другой стороны лестницы Каджу, звонившего ей утром. Она хотела было кинуться к нему, но кто-то пробубнил: «Сардел опять к Лисе катится», и Нуличек, сделав вид, что не заметил подруги, мухой шмыгнул в школу. Она так удивилась, что застыла на месте.

– Смотрите-ка, у кого-то хвост запутался, – свысока бросила в её сторону Кая, и тут же Севу дёрнули за косу. Она обернулась, но не успела схватить обидчика: чья-то рука быстро спряталась за Алешем.

– Или это тебе мамка заплетала?.. – добавил Марек, которому одобрительно подмигнула Кая.

– Ах ты… – хотела оцарапать его физиономию Сева, но её руку перехватил Алеш:

– Поспокойней, Лиса, куда лапы тянешь!

Он больно, до синяка сжал её кисть, но она терпела, стиснув зубы, чтобы не показать слабости.

– Иди, не нарывайся, Хвост. – Довольный собой и тем что его сзади обняла Кая, Дубек ослабил хватку.

– Уроды! – Сева вырвала запястье и по ступенькам побежала в школу.

За её спиной засмеялись.

Шаркая и загребая ногами, на старом мостике показалась Северина. Домой она шла явно не в настроении: первый школьный день пошёл наперекосяк. Начало ожиданно было подпорчено – чего ещё можно было ожидать от наглой компашки самодовольного Дубека? – но и после, уже на уроках, она поругалась с Нуличеком.

Буквально Вера Ружичкова поприветствовала класс, поздравила с окончанием каникул, как ни в чём не бывало к Севе подсел Каджа и подвинул её учебник на середину парты со словами: «Я свой дома забыл». Подружка удивленно на него уставилась, но он продолжал веселиться:

– У, какая коварная Ружэ: поздравляет она нас с новым учебным годом… – Шептал он. – Это же всё равно, что епископу после поста поздравлять народ с открытием пивного фестиваля. – И сам захихикал.

Лиса только сильнее прищурила глаз, демонстративно передвинула учебник к себе и отвернулась.

– Ты чего? – втянул голову в плечи Нуличек. – Мы же всегда брали по половине, чтоб кучу не таскать. Тоже мне подруга…

У Севы аж челюсть отвисла, но она кое-как прошепелявила:

– Ты… да как ты… как у тебя язык только поворачивается…

– Рино, – окликнула её пани Верча. – Потише там, хорошо?

Лиса, вся красная, захлёбываясь от возмущения, еле кивнула, а выпученными глазами сверлила Каджу. Она схватила карандаш и, чтобы нечаянно не воткнуть его в ноздрю приятеля, приложила к листку бумаги, что-то быстро черкнула и пододвинула Нуличеку. Скоро бумажка вернулась к отправительнице. Она развернула комок и ахнула. После надписи «На лестнице ты повёл себя как друг или как придурок?» в нужном месте надо было поставить галочку, но там красовался ответ «Ты о чём?»

– О чём?!.. – опять вспыхнула Сева. – Да ты… как ты…

– Ну чего вы там не поделили? На ноль? – снова вмешалась всевидящая учительница, качая головой.

«Скорее, на Нуль», «Курицы хочет», «Видать, сардели надоели», – поползли по классу смешки, и Каджа быстро уткнулся в тетрадку.

– Лисовска, хватит отвлекаться – иди к доске и дострой график функции. Нехорошо при синусах так себя вести. – Отругала её Верча, будто компотом напоила.