Козловский протянул справку эксперта Глушакову, мрачно сказал:
— Прочтите этот любопытный документ. Интересно, что вы сейчас запоете?
Глушаков читал долго, о чем-то напряженно думая. Наконец, вернув справку Козловскому, развел руками, сказал:
— Может, и мои отпечатки на той бутылке остались...
— Ваши? — сразу насторожился Козловский и даже привстал за столом. — Тогда объясните, каким образом они там оказались?
— Очень просто. Вчера, когда ходил в магазин за сигаретами, взял там бутылку вина. Потом раздумал, вино вернул, выпросил у продавщицы бутылку водки.
— И это в восемь вечера? — удивленно посмотрел на Глушакова Козловский. — Ведь спиртное продается до 19 часов! Липа все это!..
Гурин поднялся со своего места и официальным тоном сказал:
— Вот что, товарищ Козловский. Показания гражданина Глушакова оформите протоколом допроса. Пишите все, что он говорит. Потом решим, что делать с ним. Через час я к вам зайду. А сейчас мы с подполковником вас оставим.
8
— Черт ногу сломает в этом деле! — сказал Гурин, когда мы вернулись в кабинет заместителя начальника отдела, где из-за отсутствия хозяина временно обосновался я. — Голова прямо-таки трещит от всего этого!
— У тебя есть сомнения в виновности Глушакова? — осторожно спросил я.
Борис невесело усмехнулся:
— Я уже сегодня объяснял одному своему ретивому подчиненному, что нам дано право сомневаться во избежание ошибки.
— Тогда давай думать, — предложил я, усаживаясь за стол. — Возьмем на вооружение ту же презумпцию невиновности, то есть будем исходить из предположения: Глушаков не совершал разбойного нападения и не имеет к нему никакого отношения.
— Ничего себе «не имеет отношения»! — возразил Борис. — А как же с отпечатками его пальцев, с ножом? Их ведь не сбросишь со счетов!
— С отпечатками пальцев проще, если поверить Глушакову. С продавцами буду говорить сам. Кроме того нужно назначить криминалистическую экспертизу и поручить ее опытному эксперту оперативно-технического отдела УВД. Из ОТО мне сегодня звонили: отпечатки пальцев на бутылках с вином оставлены несколькими людьми...
Гурин покосился на меня, видно, ожидая, что я опять напомню ему о проверке пальцевых отпечатков продавщиц, уборщицы, грузчиков и прочих людей. Но я ничего не добавил, и Борис глубокомысленно кивнул головой:
— Ясно, сегодня же назначу экспертизу. А как же с ножом?
— Тут дело сложнее.
— А если допустить, что и нож кто-то подбросил к магазину, чтобы нацелить нас на след Глушакова? — Борис ухмыльнулся: — Кто-то запачкал его в крови Дорониной и подбросил к магазину, а? Если мы это докажем, тогда Глушаков будет чист, как стеклышко. И презумпция невиновности восторжествует.
— Перестань, не до шуток сейчас! — поморщился я. — Ножом Глушакова мог воспользоваться преступник.
— То есть Глушаков отдал нож преступнику, хочешь сказать?
— Нож могли украсть.
— Кто же, например?
— Ну, хотя бы Натаров.
— Натаров? — уставился на меня Гурин. — Откуда ты взял?
— Я не утверждаю. Это только предположение. Мы же просто рассуждаем. Натаров зол на Глушакова за Нюрку. Тут вот какая петрушка. Год назад Натаров из-за Нюрки развелся с женой. А Нюрка вдруг в феврале сошлась с вернувшимся из заключения Глушаковым, с которым знакома была еще до его осуждения. Вот Натаров и обозлился на Глушакова. Об этом рассказал мне участковый Шамрай.
— В таком случае, — сказал Гурин, — Натаровым надо заняться вплотную.
— Уже делается. Работает Шамрай со своими внештатными помощниками. Я их проинструктировал.
По внутреннему телефону позвонил дежурный по отделу:
— Товарищ подполковник, Гурин у вас?
— У меня.
— Тут ему срочную телеграмму принесли.
— Откуда телеграмма?
— Из исправительно-трудовой колонии.
— Давайте живо ее сюда!
На стандартном бланке было всего лишь две фразы:
«Курчевский освобожден шестого тчк Выехал Озерное тчк Самсонов тчк».
— Как видишь, подает мне о себе весточку гражданин Курчевский, — улыбнулся Борис. — Только где он сейчас обитает? По времени, пожалуй, уже вчера должен прибыть к месту своего постоянного жительства, в Озерное. Никак у нас загостился, а? Искать его надо, искать. Может, с Глушаковым вдвоем и ходили на «дело», как думаешь?
— Конечно, если Курчевский появился в Соколове, то он не мог не навестить своего приятеля, — согласился я. — Но еще бабушка надвое гадала: был или не был здесь Курчевский?
— А это уж нам с тобой предстоит проверить. Я буду у Козловского. Буду сам допрашивать Глушакова.
4. Свидетели
1
Участковый инспектор Шамрай положил мне на стол рапорт и смущенно кашлянул в кулак.
«Докладываю, что после вызова в РОВД Домшель С. Ф. навестила свою приятельницу Садовскую Люсьену Леонидовну, проживающую по пер. Пороховому, 12. Там она находилась 20 минут, после чего проследовала к себе домой.
Савчук Янина в беседе со мной рассказала, что тоже хорошо знает Садовскую. Сегодня около трех часов дня видела ее в универмаге, где Садовская покупала мужской костюм...»
— Непонятно мне, товарищ подполковник, — опять кашлянул Шамрай, — зачем Садовской понадобился мужской костюм? Живет она с трехлетним сынишкой. Может, опять мужика заимела. Она все больше, доложу вам, с приезжими мужчинами водится. Разрешите, я проверю ее дом?
— Ни в коем случае! Следите за домом Садовской и не оставляйте без наблюдения Домшель. Но делайте это очень осторожно.
— Да мы уж и так аккуратно поступаем, товарищ подполковник. Со мной четверо дружинников. Ребята толковые, смышленые. Не подкачаем, товарищ подполковник!
— А как с Натаровым? — спросил я.
— Ваше задание выполнили. Правда, не совсем полностью, но кое-что установили, — Шамрай достал из папки листок со штампом, пояснил: — На всякий случай взял в автобазе справку. А о Натарове вот что вам доложу, товарищ подполковник...
2
Я спустился в дежурную часть, сказал помощнику дежурного:
— Возьмите машину и привезите ко мне Натарова. Если его не будет на работе, вот его домашний адрес. Я скоро вернусь.
В магазине шла ревизия. Торговый зал был завален коробками с обувью, рулонами тканей, на стульях и на прилавке лежала одежда, возле стен громоздились ящики с крупой и макаронами.
Я отозвал в сторонку продавщицу Марию Тарасюк, спросил:
— Кто из вас — вы или Сикорская — работали позавчера в продуктовом отделе?
— Я. А в чем дело? — насторожилась Тарасюк.
— Где мы сможем поговорить?
— Идемте в конторку, — Тарасюк пропустила меня за прилавок, толкнула ведущую в складское помещение дверь: — Сюда, пожалуйста. Осторожнее, не зацепитесь за ящики.
В маленькой, тесной комнатушке я достал из портфеля бланк протокола допроса свидетеля, сказал:
— У меня мало времени, поэтому перейдем сразу к делу. Но я обязан вас предупредить, что от правдивости вашего ответа зависит судьба человека. Я уже не говорю об уголовной ответственности за ложные показания...
— Вы так строго говорите, что я начинаю бояться, — заявила Тарасюк. Я видел: она и в самом деле волнуется.
— Вопрос у меня к вам один: отпускали ли вы вчера после 19 часов покупателям водку и кому именно?
— Нет, не отпускала, — с готовностью ответила продавщица. — Что я — враг себе, не знаю последнего законодательства об усилении борьбы с пьянством?
— Не спешите, подумайте. Разница между наказанием за нарушение правил торговли спиртными напитками и тем, которое грозит человеку, купившему вчера у вас бутылку водки, очень и очень большая. Подумайте над этим, Мария...
— А чего мне думать? — прервала она меня. — Водки после семи мы не продаем. Зачем нам из-за кого-то неприятности?
— Хорошо. Вот вам протокол допроса. Ответ на мой вопрос напишите своей рукой.