— Но ты выглядишь нормально.

— Сегодня я изменился шесть раз.

— Боже мой, — пробормотала она, чувствуя подкатывающую тошноту в животе. Изменения оборотней причиняют боль. Чудовищную боль. Теперь Торрен, казалось, контролировал ситуацию, но было ясно, что это не так. Его горилла так часто заставляла его перекидываться? Она даже представить себе не могла, что тигрица предаст её так. Она перекидывалась раз в неделю, и это было на её условиях, когда она этого хотела. — Чем я могу помочь?

— Не можешь. Никто не может. — Внезапно Торрен сдернул рубашку через голову и крепко сжал её в руках. Он тяжело сглотнул и повернулся так, чтобы она могла увидеть его спину. Верхняя часть его плеч и задняя часть шеи были покрыты татуировками, но на остальной части спины не было чернил. Огромное родимое пятно тянулось, как млечный путь, от левого бедра вверх по спине до края татуировок. — Я помечен, как и мой отец. Это называется Знак Конга. Я должен стать путеводной гориллой, возглавляющей самую большую семейную группу с лучшей генетикой оборотней-горилл. Теперь я следующий Конг, но мой отец дал мне выбор. Я могу занять своё место среди своего народа и править им, а могу бы стать как он. Я могу нарушить традиции и жить той жизнью, которую сам выбрал.

— Что бы ты делал, будучи Конгом?

Торрен сжал рубашку, пока костяшки пальцев не побелели.

— Собрал группу самок. Мой отец должен был породить такое же поколение монстров, как я. Но он выбрал мою маму, а у них были только я и моя сестра. Как только гориллы поняли, что меня пометили, давление клана усилилось. Я должен настрогать им горилл-монстров для следующего поколения. Армию. Вот как они работают. Семейные группы — это не большие любящие команды. У них есть свои правила по воспитанию детей ради увеличения их популяции. Я всегда хотел ребенка… Черт. Пойдем. Я не хочу больше об этом говорить. — Торрен внезапно встал и подошел к двери, где и повернулся. — Просто я хотел то, что нашел мой отец, и я сделал неправильный выбор. Я пошел ва-банк, думая, что найду такую ​​же пару, как и мои родители, но этого так и не произошло, и теперь я запутался. — Он стоял ещё несколько секунд, его глаза выцвели до цвета лесной зелени и умоляли её понять его. — Я схожу с ума, и я сделал неправильный выбор. Я не могу быть твоим другом. Отношения делают меня неуравновешенным, и я должен дождаться операции моей сестры. Ты понимаешь? Я должен оставаться достаточно устойчивым. Я не могу этого сделать. Мне жаль.

Сердце Кендис физически болело за него. Он нёс больше бремени, чем любой мужчина, которого она когда-либо встречала. И у неё было пронзительное ощущение, что даже его команда не знает, какой вес он несёт на своих плечах.

Мне жаль. Он извинился за то, что не смог подарить ей свою дружбу. Он признал, что ходит по грани. Торрен этого не понимал, но это был поступок хорошего человека. Он был не из тех, кто вселяет надежды в людей или ведет кого-то за собой. Он знал, на что способен, и, хотя он выглядел опустошенным, чтобы признать это, он заранее сказал ей, что его нельзя исправить.

И теперь она вернется к одиночеству, а он снова к своей команде, но всё ещё одиноким с бременем слишком короткой жизни.

— Мне тоже жаль, — пробормотала она.

Глава 6

— Ну, это отстой, — пожаловался Карл, откидывая занавеску в раздевалке. — Ты была похожа на выброшенную на берег рыбу! Как кто-то возбудиться от этого? Твои глаза были мертвыми. Ты под кайфом?

— Что? Нет! У меня просто выходной. — Кендис нанесла ещё один слой блестящих румян на щеки и накрасила губы ярко-красной помадой. Сейчас она ненавидела своё отражение, она выглядела убито для такой работы. И похожа на ту куклу, которую кто-то дал маленькой девочке, которая хотела научиться делать макияж, и маленькая девочка сделала радужное месиво на её лице. Однако это была часть работы — часть, которая была для неё необходима. Если она посмотрит в зеркало и увидит здесь своё настоящее лицо, она не сможет вернуться туда и отработать как полагается.

Ей нужно заработать сто пятьдесят долларов, но рассказ Торрена о его сестре всю ночь крутился в её голове. Она хотела, чтобы она была богата и смогла помочь. Ей хотелось что-нибудь сделать. Она отчаянно хотела, чтобы он прожил достаточно долго, чтобы сказать своей сестре, что любит её. Меньшее было бы слишком трагично, чтобы вынести эту тайну.

Почему она уже так глубоко завязла в этом? Кендис нанесла ещё один слой подводки перед винтажным зеркалом с лампочками по краям. Карл пытался сделать гримерку гламурной, но в основном она выглядела дёшево и пахла отчаянием. О, она точно знала, о чём говорил тогда Торрен. Дорис проработала здесь почти десять лет, и каждую ночь её глаза были мертвы. Она совершала движения, как дрессированный труп. Сейчас она сидела в конце гримерки, глядя на себя в зеркало, не двигаясь. Она была следующей, но всю ночь выглядела на грани слёз.

— Я не могу, — прошептала она.

— Что ты сказала? — спросил Карл.

Дорис кинула пустой взгляд на Карла. В её глазах стояли слёзы.

— Я сказала, что…

— Она хочет, чтобы я исполнила её номер, — вмешалась Кендис. — Мы работали над этим. У Дорис был плохой день, и она хочет немного передохнуть. Все нормально. Я смогу.

Карл сузил глаза.

— Отлично. Дорис, ты можешь взять выходной до конца ночи. Это был твой последний танец. Корица, не облажайся. По крайней мере, выгляди там поживее. — Он выскочил из комнаты, и занавеска со свистом закрылась за ним.

— Тебе не нужно было этого делать, — пробормотала Дорис.

— Скоро должна появится вакансия в «Кладовой Эсси», — быстро сказала Кендис, прежде чем две другие девушки вернулись с танцев. Музыка гремела, и ей пришлось повторить, чтобы Дорис услышала. — Я думала о смене работы. Я не пойду на эту работу, если ты туда решишь устроиться.

— Но тогда ты не выберешься отсюда, — сказала Дорис отсутствующим голосом. — Ты закончишь так же, как я.

— Я найду другой способ.

Дорис фыркнула и покачала головой, вернув внимание к своему отражению.

— Мы с тобой обе знаем, что зарплата в продуктовом магазине не сравнится с теми мгновенными деньгами, которые мы здесь зарабатываем.

— Но стоят ли деньги потраченных усилий? — спросила Кендис.

Дорис не ответила. Вместо этого она оторвала свои накладные ресницы и бросила их в мусорную корзину рядом с собой, затем перекинула спортивную сумку через плечо и направилась к двери.

— Ты не переоденешься? Ещё рано, может поужинали где-нибудь?

— Нет, сладкая. Я иду домой. У меня есть ужин в микроволновке, и меня не волнует, что я одета в откровенную одежду. — Она слабо улыбнулась и ушла.

Сегодня вечер — отстой. Кендис какое-то время боролась с этим настроением, но, увидев Дорис такой грустной, она испугалась, что, если она не поменяет свою жизнь, она действительно станет такой же, как она. Через десять лет она будет совершенно измучена мужчинами и тем, как они смотрят на таких девушек, как она и Дорис. Как они к ним относились. О, некоторые были достаточно милы, но Кендис не танцевала приваты, и иногда мужчины злились из-за отказа, когда выпивали здесь в баре. Иногда они грубили или говорили жестокие вещи, пытаясь пристыдить её и заставить танцевать только для них.

Что она здесь делает? Папа перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что она вот так оплачивает его медицинские счета. Она была так далека от девочки, которую вырастил её отец, и стыд, который она так старалась спрятать, поднял свою уродливую голову. Жар разлился по её шее и остановился на щеках, и она медленно отвернулась от зеркала.

— Твоя очередь, — прокричал Карл через занавеску, перекрывая аплодисменты из главного зала.

Сто пятьдесят долларов за танец полуголой, и по какой-то причине она почти не чувствовала себя дешевкой, когда хотела переспать с Торреном за деньги. Почему? У неё никогда не было искушения переспать с парнем, который не относился к ней серьезно. Почему сейчас? Было ли это отчаянием из-за бедности? Из-за возможного появления друга? Из-за возможных перемен? Из-за него?