– Не говори глупостей, – выпалила Эддис. – В Аттолии уже сто лет не отрубают руки ворам. И вообще ты не обычный вор. Ты мой вор. Ты из королевской семьи. В твоем лице она напала на весь Эддис, и ты это понимаешь.

– Эддису нечего было являться к ней во дворец, – прошептал Эвгенидес. Королева поняла, что он устал.

– А Аттолии нечего заигрывать с медийцами, – повысила голос она.

Гален открыл дверь и бросил на нее предостерегающий взгляд.

– Уйди! – бросила она.

Он покачал головой, но отступил, оставив дверь открытой.

– Это поступок, достойный варвара! – обернулась Эддис к Эвгенидесу. Его глаза были закрыты. – И она за него поплатится, – добавила королева, уходя.

Она вышла в библиотеку. Гален отвесил ей очень официальный поклон, принес извинения и прошел в спальню. Осмотрев Эвгенидеса и напоив его снотворным, вернулся в библиотеку. Эддис ждала его там. Сидела в одном из кресел, поджав ноги.

– Ну вот, теперь вы оба плачете, – сказал лекарь.

Эддис всхлипнула:

– Я злюсь.

– А у него не хватает сил выносить ваш гнев. – Лекарь взглянул беспомощно.

– Понимаю, – вздохнула королева. – У него не хватает сил слушать, как я кричу, и, если он умрет, виновата буду только я, и я уже виновата в том, что он потерял руку, и надо благодарить богов за то, что он не ослеп. – Она чуть приподняла подол и краем нижней юбки вытерла глаза. Всхлипнула и встала.

Гален смотрел на нее с иронией. Она улыбнулась ему:

– Ну же, продолжайте свою лекцию.

– Которую? – осведомился Гален.

Эддис прижала руку к груди и с выражением заговорила:

– Если после долгих лет службы вашей семье вы придете к выводу, что к моим советам не следует прислушиваться и я должен оставить свой пост, то это в вашей власти, но покуда я являюсь дворцовым лекарем, то буду настаивать, чтобы ради благополучия пациента мои предписания неукоснительно выполнялись… Я верно излагаю?

– Да.

– И остальное я тоже могу угадать.

– Спасибо, ваше величество, – поклонился Гален. – Я рад, что мне не пришлось говорить этого самому.

С тех пор королева Эддиса стала навещать Эвгенидеса, пока он спал. Лихорадка миновала, но он страшно похудел и обессилел, только спал дни и ночи напролет. Гален сказал, силы вернутся к нему, нужно только время.

В те редкие моменты, когда Эвгенидес просыпался, Эддис толковала с ним об урожае, который обещал быть хорошим, о погоде, которая тоже была хорошей, и никогда не упоминала о своих встречах с министрами, с управляющими рудников, с начальником королевской кузницы, с командирами своей небольшой армии, о бесчисленных дипломатических письмах, прибывающих из Сауниса и Аттолии. Когда его боль стихала и он дольше бодрствовал, она пересказывала ему дворцовые сплетни и извинялась за то, что приходит нечасто.

– Даже будь ты не так занята, Гален все равно бы тебя не пустил.

– Верно, – подтвердила королева. – И он слушает наши разговоры, боится, как бы я тебя не огорчила. Наверняка и сейчас стоит, прижав ухо к двери, – прошептала она, и ответом была нечастая улыбка.

Она откинулась на спинку кресла, сняла с головы тонкий золотой обруч и провела пальцами по коротким волосам.

– Как мне все надоело, – пожаловалась она. – С рассвета и до заката ко мне каждый миг кто-нибудь подходит и о чем-нибудь спрашивает. Ксанта, когда будит меня по утрам, спрашивает, хочу ли я позавтракать. Лучше бы просто поставила тарелку передо мной. Одной проблемой было бы меньше.

Он не стал спрашивать, какими проблемами она так занята. А она не стала рассказывать.

– Загляну через несколько дней, если смогу. – Она склонилась над кроватью и поцеловала его в лоб. – Поешь чего-нибудь. – И ушла.

Королева Аттолии внимательно выслушала доклад, присланный ее послом из Эддиса.

– Значит, лихорадка его не убила, – заметила она.

– Кажется, нет, ваше величество.

– Очень хорошо, – ответила королева.

Когда в горах уже наступила ранняя осень, Эвгенидесу наконец надоело лежать и глазеть в потолок. Он усилием воли встал с постели и выглянул в окно. Во дворе на земле выпала изморозь. Армейский вестовой гарцевал на горном пони, уже обросшем лохматой зимней шерсткой. Эвгенидес отошел, сел в кресло у камина, давно поджидавшее его. Он был одет в теплый халат и тапочки. На обрубке руки белела чистая повязка. Вообще-то она была уже не нужна, рана зажила, но Эвгенидесу не хотелось на нее смотреть, и повязка казалась наилучшим выходом.

Левая рука, принявшая на себя работу правой, казалась неуклюжей и нескоординированной, хотя дед всегда требовал от Эвгенидеса тренировать обе руки. Эвгенидесу казалось, что с воровскими инструментами обе руки управляются одинаково хорошо, пуговицы тоже не доставляли сложностей, однако застегнуть пряжку на ремне оказалось непросто, и дед никогда не учил его откидывать волосы с лица и заправлять их за правое ухо левой рукой. Так обнаружилась дедова недоработка. Эвгенидес долго смотрел в огонь, потом провел пальцами по отросшим волосам – они уже падали на глаза – и окинул взглядом комнату. Слева от камина стоял книжный шкаф, справа – письменный стол. В задней части стола скопилась неровная стопка бумаг. Видимо, под этими бумагами лежит свиток, который он переписывал перед тем, как отправиться в Аттолию. Если он еще там, сложно будет найти его под мисками, повязками, флаконами бесчисленных снадобий, оставленных Галеном и его помощниками. Стул, стоявший возле стола, исчез. Его перенесли в библиотеку, а взамен поставили между изножьем кровати и камином удобное кресло.

Эвгенидес встал, потянулся к бумагам на столе, но медицинский хлам занимал все свободное пространство, и для нормальной сортировки не осталось места. Кто-то опрокинул чернильницу на текст, который он переписывал, и вся левая сторона длинного абзаца скрылась под большой кляксой. Эвгенидес вздохнул. Вероятно, ему удастся вспомнить почти все слова, но все равно их придется тщательно сравнивать с другой достоверной копией. Он скатал свиток, бросил его в груду бумаг, опять вздохнул. Сохранилось слишком мало достоверных копий первоначальных мыслей Фалеса об основных элементах Вселенной. Вот почему этот свиток был таким ценным, и вот почему его надо переписать. Если документ еще какое-то время поваляется в глубине письменного стола, от него ничего не останется. Надо убрать его в футляр и положить на полку в библиотеке.

Он нехотя побрел искать футляр и нашел почти все свои книги, свитки, другие материалы сваленными в кучу на одном из библиотечных столов. Пошарил в этой груде, выудил футляр с именем Фалеса и названием труда. Убрал туда свиток, поставил на свое место на библиотечную полку. Потом вернулся в кресло у камина. Задремал. Пришел Гален, принес небольшую амфору летиума, осторожно наполнил флакон на столе Эвгенидеса.

– В библиотеке всё вверх дном, – сказал Эвгенидес.

– Я заметил, – отозвался Гален. – На прошлой неделе ходил искать алдменедийские схемы человеческого тела и не смог найти.

– Почему никто не наведет порядок?

– Это твоя библиотека.

– Не моя. Это королевская библиотека. Я тут просто живу.

– Чья бы она ни была, разбираться в ней придется тебе самому. Больше ни у кого нет желания. – Он шагнул к двери.

– Гален, – остановил его Эвгенидес.

– Что?

– Забери свое барахло с моего стола. Он мне нужен.

Гален фыркнул:

– Попробую найти того, кто не очень занят.

Несмотря на лишенные всякого сочувствия слова, после полудня один из помощников Галена забрал лекарства, миски, неиспользованные бинты. Эвгенидес посмотрел на остатки, но не сделал попытки их разобрать. До самого вечера он сидел и смотрел в огонь. Стол остался нетронутым.