Королева вышла, и министр почти без слов стал укладывать сына. Резким рывком стянул с него тунику, рубашку, подтолкнул к кровати. Велел:

– Сядь.

Эвгенидес сел, отец раздел его и натянул через голову ночную сорочку. Потом уложил и накрыл одеялом.

– Помоешься утром.

Эвгенидес опустил голову на подушку, глядя в потолок.

– Есть хочешь? – спросил отец.

– Перекусил церемониальным хлебом в храме.

Отец изумленно покачал головой:

– И на тебя не обрушились громы и молнии?

– Ни единой, – ответил Эвгенидес.

– Счастливчик. – Отец подошел к двери и остановился. – Эта твоя затея с учебой на Полуострове…

– Что с ней не так?

– Она была разумной.

«Почему “была”?» – задумался Эвгенидес и уснул.

Утром Эвгенидес спал допоздна. Когда проснулся, комната была полна света, а в кресле у изножья кровати сидел волшебник из Сауниса.

– Что вы тут делаете? – спросил Эвгенидес безо всякого удовольствия.

– Решил, что мне не скоро выпадет случай снова нанести визит, вот и приехал. Ты же знаешь, мне нравится Эддис.

– Страна или королева?

– Страну предпочитаю свою, – признал волшебник.

– А королеву – мою, – заключил Эвгенидес. – Впрочем, вам она не достанется.

Волшебник улыбнулся. Он всеми силами пытался завлечь сопротивляющуюся королеву в политический брак со своим королем, но потерпел неудачу, во многом – из-за Эвгенидеса. Несмотря на разницу в возрасте и в целях, они питали друг к другу глубокое уважение.

Волшебник имел доступ к отчетам королевского посла в Эддисе и за осень и зиму тщательно прочитал их все от корки до корки. Его личные взгляды не совпадали с политическими. Король был в восторге от исхода событий в Аттолии. Волшебник горевал, но продолжал работать над планами, которые считал полезными для своей страны. Однако он был осторожен и решил сначала прийти повидаться с Эвгенидесом лично, а уж потом подталкивать своего короля к открытому конфликту с Эддисом.

– Что же вас держит в Саунисе? Почему вы не можете поскорей вернуться и вволю полюбоваться на мою королеву? – спросил Эвгенидес.

Волшебник был готов столкнуться с апатией, но не ожидал подобной неосведомленности.

– Летом Саунис объявит войну Эддису, – ответил он.

Эвгенидес выпучил глаза.

– Может, ты к тому же не знаешь, что твоя страна с осени воюет с Аттолией?

– Не может быть, – решительно ответил Эвгенидес. – С какой стати нам воевать с Аттолией?

Волшебник указал пальцем на правую руку Эвгенидеса.

– Глупости! – Эвгенидес вскочил с кровати, достал из шкафа халат и набросил на плечи. – Если вы вздумали так шутить, я вас убью, – прорычал он.

– Тебя вернули в Эддис, подразумевая, что воды Арактуса снова потекут. Ты это знал? – спокойно спросил волшебник.

Эвгенидес вздохнул, отодвинул стул от письменного стола и сел напротив волшебника.

– Да, – ответил он и стал ждать продолжения.

– Твоя королева согласилась открыть ворота шлюза выше по течению Арактуса. В то же время она приказала конфисковать первые же десять караванов, идущих через ущелье. Аттолия заявила протест. Эддис назвала это репарацией. Аттолия сочла это объявлением войны и потребовала вернуть груз караванов. Эддис предложила судебное разбирательство в Совете десяти стран, но Аттолия отказалась. Послала ультиматум: либо Эддис возвращает караваны, либо начинается война.

Эвгенидес терпеливо слушал.

Волшебник откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Твоя королева ответила всего двумя словами: «Значит, война». Приказала запереть аттолийского посла и его свиту в их покоях и открыть главные затворы Гамиатесского водохранилища. Поток воды Арактуса обрушился на неподготовленную оросительную систему Аттолии и уничтожил ее почти полностью. Эддис послала диверсионный отряд. Он пошел от подножия горы по полям на дальнем берегу Сеперкии и предал огню двадцать пять процентов выращенного в Аттолии урожая. Все, кто был в отряде, погибли. – Волшебник внимательно посмотрел на Эвгенидеса. – Это для тебя новость?

– Продолжайте.

Волшебник продолжил:

– К тому времени, как Саунис узнал об атаке, и прежде чем Аттолия успела выйти на рынок и поднять цены, Эддис скупила почти все излишки зерна в окрестностях. Сверившись с записями, я обнаружил, что она сделала это даже раньше, чем Аттолия объявила ультиматум. Ты и правда всего этого не знал? – Волшебник не мог в это поверить.

Эвгенидес снова вскочил, стал расхаживать, качая головой. Волшебнику он напомнил медведя на цепи, хоть и очень мелкого.

– Совет министров Эддиса единодушно проголосовал за войну, – сообщил волшебник. – Воздержался только военный министр.

– Почему? – взвыл Эвгенидес, имея в виду поступок Совета, а не отца.

– Наверное, потому, что они к тебе хорошо относятся, – предположил волшебник.

– Что-то раньше за ними такого не водилось, – с горечью проговорил Эвгенидес.

Волшебник сказал:

– Если бы ты дал себе труд присмотреться, то заметил бы, что за год ты превратился в величайшего народного героя.

Эвгенидес упал на стул и закрыл лицо рукой. Волшебник обратил внимание, что сначала он поднял обе руки, но потом опустил покалеченную на колени.

– Не желаю этого знать, – простонал он.

– А еще я слышал, – продолжал волшебник, – что этой зимой ты почти не выходил из своей комнаты. Лежал с головой под одеялом? – Он встал, подошел к письменному столу Эвгенидеса, перебрал бумаги.

Эвгенидес вздохнул, откинул голову, не открывая глаз.

– Шли бы вы отсюда, – сказал он.

– Изучаешь биологическую классификацию? – Волшебник взял в руки одну из книг. – И, как вижу, человеческую анатомию, и «Геометрию» Эвклида. Или просто переписываешь текст? – Он посмотрел на листки, исписанные старательным почерком Эвгенидеса. На полу возле стола валялась целая груда. Он поднял их, перелистал. – Прошу меня простить, но, когда твоя страна ведет войну, это все не имеет никакого значения.

Эвгенидес вырвал листки из рук волшебника.

– Еще как имеет! Потому что я больше не могу сделать для своей страны ничего! Совсем ничего! – заорал он и швырнул бумаги на стол. – Потому что у меня только одна рука, да и та не правая! – Он схватил со стола чернильницу, швырнул ее о дверцу шкафа. Она разбилась вдребезги, забрызгав черными кляксами светлые доски и стену. Черные капли дождем брызнули на простыни.

В тишине после этой вспышки оба услышали, как вошла королева.

– Волшебник, – сказала она из дверей. – Я слышала, вы приехали.

Эвгенидес резко обернулся к ней:

– Ты начала войну от моего имени, ничего мне не сказав?

– Прошу меня извинить, – обратилась королева к волшебнику, словно не слышала. – Я проспала. Иначе приветствовала бы вас раньше.

– Мы ведем войну с Аттолией? – требовал ответа Эвгенидес.

– Да, – сказала королева.

– И с Саунисом? – спросил Эвгенидес.

– Почти, – ответила королева.

– И ты каждую неделю приходишь ко мне поболтать о погоде и ни разу не заикнулась о войне?

Эддис вздохнула:

– Сядь наконец и перестань вопить.

– Вопить перестану. Но не сяду. Вдруг придется опять бросаться чернильницами. Это Гален не разрешал тебе говорить о войне?

– Сначала – да, – призналась королева. – А потом ты, Эвгенидес, и сам не хотел ничего знать. Ты не слепой, ты не мог не замечать всего, что вокруг происходит, но ни разу не спросил.

Эвгенидес припомнил все, что видел и слышал, не проявив ни капли любопытства. Во двор то и дело въезжали верховые армейские гонцы, из-за обеденного стола одно за другим исчезали знакомые лица. Из библиотеки пропали все карты вместе с грузиками. Королева была так занята, что могла навещать его не чаще раза в неделю, а он ни разу не спросил почему.

– Кто… – Он запнулся на слове и начал еще раз: – Кто был в диверсионном отряде?