– Нет, – он останавливается в нескольких шагах от неё, поглядывает сверху вниз и хмурит брови, но глаза у него такие, будто врёт. Или ей просто кажется? – Тебе обратиться бы к медсестре, а не спасаться прогулками по коридору. Ты же понимаешь, что будь на моём месте любой другой воспитатель – и в лучшем случае тебя отправили бы к куратору?

– Конечно. Но никому другому я бы об этом и не рассказала, – она едва заметно пожимает плечами и поправляет накинутую на плечи поверх пижамы кофту. Ночами в коридорах прохладно. – Мне кажется, это не просто кошмары.

Она не знает, зачем рассказывает об этом. Единственный человек из детства, мистер Джейсон, – ей стоит звать его просто Лиамом, но язык не поворачивается – он кажется ей почти своим. По-настоящему близким, родным… Нет, родным не кажется. Ванесса знает точно.

Ей просто хочется поделиться с ним своими мыслями. Он знает о ней так много, он почти вырастил её – когда-то помогал бабушке, а потом устроился в интернат – и едва ли кто-то, кроме него, стал бы её слушать. Разве что соседка по комнате.

– Знаете, это как… – она пытается подобрать нужные слова, но на языке вертится одна чушь. После сна тяжело собрать мысли в кучу. – Как будто я что-то вспоминаю. Сон повторяется, но обрастает новыми деталями. Как книга. Если я дочитаю до конца, то точно узнаю, что там происходит. Только страниц в ней не хватает. Обидно даже.

Несколько мгновений они молчат, просто глядя друг на друга. Ей начинает казаться, что она ошиблась, и тема оказалась слишком уж личной. Наверняка он теперь считает её глупой, полной несбыточных надежд и слепого желания вернуть хоть частичку потерянного прошлого.

Родителей она вернуть не сможет, бабушку – тоже, но на воспоминания-то понадеяться можно? Теперь ей не хочется слышать ответ. Не хочется рвать тонкую нить надежды. Единственную нить, что у неё ещё есть.

– Неужели ты до сих пор хочешь вспомнить аварию? – наконец-то выдыхает он. В его голосе слышатся усталость и легкое недовольство. Об аварии они говорят уже далеко не впервые. – Поверь мне, Ванесса, нет в таких воспоминаниях ничего хорошего.

– Мне снится не авария, – она качает головой и невольно, почти инстинктивно тянется своей рукой к его – сжимает крепко, едва ли не до боли. – Это всегда какой-то коридор, свет, а потом кто-то велит мне прятаться, и через несколько мгновений я падаю из окна своей комнаты, когда ко мне подходит кто-то другой. Не знаю, кто – во сне не разглядеть.

Тишина становится почти осязаемой. Ванесса слышит глухой вой сигнализации за окном, свои шумное дыхание и биение сердца. То грозится выскочить из груди – от страха, от волнения и от желания быть понятой правильно. Мистер Джейсон старше почти на семнадцать лет и мыслит совсем другими категориями.

Пожалуйста, не называйте это глупостями. Не отвергайте мои догадки. Не отбрасывайте в сторону настолько важные вещи.важныеПожалуйста, не называйте это глупостями. Не отвергайте мои догадки. Не отбрасывайте в сторону настолько важные вещи.

Он сжимает её руку в ответ.

– Ты слишком много об этом думаешь, Ванесса, – он качает головой и передает ей фонарик. Когда он толкает вперёд коляску, она уже догадывается, что будет дальше. – Хочешь, я достану для тебя газетные архивы в местной библиотеке? Наверняка сохранились какие-нибудь выпуски, где об этом писали.

Не таких слов она от него ждала. Ванесса с любопытством поворачивается в кресле, крутит в руках фонарик, но делает только хуже – в этом ярком свете его лица не разглядеть, да и светит она ему прямо в глаза. Мистер Джейсон щурится и недовольно морщится.

– Простите, – она вновь направляет фонарик вперёд. – Вы серьёзно? Одну меня не выпустят, да и неудобно…

Говорить об этом тоже неудобно. В интернате она знает каждый угол и прекрасно передвигается сама, но за его пределами… Даже на каникулах она предпочитает гулять проверенными маршрутами – там, где точно не застрянет вместе с коляской. Ближайшая библиотека находится в нескольких кварталах от «Дома Святой Марии», и добираться туда нужно либо на автобусе, либо на машине, а ехать на автобусе Ванессе хочется в последнюю очередь.

Даже если вдруг отпустят.

– Знаешь, ты можешь обращаться ко мне на «ты», когда вокруг никого нет, – усмехается вдруг он. – И да, я серьёзно. Если дело дошло до ночных кошмаров, то с этим нужно что-то делать. И съездить в библиотеку или попросить у медсестры снотворное – меньшее из того, что я могу сделать. Как твой воспитатель и не только.

«И не только», – Ванесса несколько раз повторяет про себя эти слова. Что значит «и не только»? Она гадает, считает ли он себя её другом, а может, думает, будто заменяет ей отца или старшего брата. Или… Нет, от последней мысли она отказывается сознательно.

Так бывает только в фильмах, и то в неправдоподобных. Она на героиню фильма уж точно не похожа.

– А потом отвлекусь и «тыкну» прямо при Мегере. Она же мне после этого голову открутит!

Ванесса смеётся.

– Звать Донован Мегерой ты, значит, просто так не боишься, – и мистер Джейсон смеётся в ответ. Точно так же тихо, как и она сама. – Ещё и в беседе с другим воспитателем. Тебе должно быть стыдно, Несс.

Стыдно ей не становится, зато становится спокойно. Их короткая беседа словно сбрасывает с её плеч груз жуткого сна. Когда Ванесса оглядывается по сторонам, тени уже не кажутся зловещими, а окна – пугающими.

Она знает, что никто не станет толкать её вниз.

Останавливаются они у дверей комнаты. Она возвращает Лиаму фонарик. Спустя столько лет ей странно звать его по имени даже в своей голове. Как будто так они становятся друг к другу ближе; как будто «мистер Джейсон» – это серьёзный и взрослый воспитатель, а «Лиам» – просто друг. Лиамом можно назвать кого-то из сверстников или хорошего знакомого, а он… Он должен оставаться мистером Джейсоном.

– Спасибо, что подбросили, мистер Джейсон, – улыбается Ванесса.

– Не за что, мисс Кларк, – он подыгрывает ей. – Не забудьте зайти ко мне за газетами на следующей неделе. И не разгуливайте больше после отбоя. Я прослежу.

Она слышит, как он глухо смеётся себе под нос, когда уходит. Иногда ей кажется, что они с ним одного возраста.

Вернувшись в свою комнату, Ванесса хочет выбросить из головы эту глупую мысль. Не выходит. Она почти уверена, что только та и помогает ей уснуть и не видеть навязчивого, из раза в раз повторяющегося кошмара.

В комнате нет стола, и Ванесса раскладывает пожелтевшие от времени, потрепанные страницы газет по кровати. Первые полосы неизменно заняты крупными происшествиями или громкими новостями: об открытии железнодорожной станции, об аварии на путях, даже о разводе когда-то живущих в городке звезд. О чём угодно, только не об авариях.

Она не замечает, как нервно перебирает пальцами по колесам и двигает свою коляску то вперёд, то назад. Аккуратно, с осторожностью откладывает в сторону одну страницу за другой, но не видит ничего из того, что действительно хочет увидеть. Вот какая-то авария на другом конце города – мужчина и двое детей разбились насмерть; а вот ещё одна – по вине пьяного водителя столкнулись на перекрестке несколько автомобилей, но никто не погиб. Ни одного знакомого имени.

– Что ты ищешь-то? – Эрика – её соседка по комнате – отрывается от чтения книги и поднимает на Ванессу взгляд. – Я же и помочь могу. Книга всё равно скучная, такое впору детям читать.

У неё в руках «Русалочка» – сказка Андерсена, и когда-то Ванесса зачитывала ту до дыр. В двенадцать лет она не могла понять жертвенности самой русалочки, но понимала другое – понимала, что с удовольствием променяет и голос, и что угодно ещё на здоровые ноги. Сейчас всё воспринимается гораздо проще: она прекрасно понимает, что жизнь в инвалидной коляске полна ограничений, но представить себя немой ей куда сложнее.

Простыми разговорами можно решить кучу проблем. Столько, сколько зачастую не могут решить и самые здоровые ноги на планете.