Чем планировали угощать гостя? Королева стола – толма. Рубленую телячью вырезку сначала заворачивают в почти прозрачный ломтик мяса, а уж затем в маринованный виноградный листок. В компании мацони с зёрнами граната она оказывается сочной и живой. Вкусно, и всё тут. Это и про тушёного с помидорами и эстрагоном козленка, и про ршта – толстые армянские спагетти, сваренные и затем обжаренные с помидорами, орехами, армянским базиликом, баклажанами и шампиньонами. Необходимо признать, что, как и всякий гостеприимный армянский хозяин, Ашот был немного тиран и деспот. Он запрещал менять хоть что-то в своих рецептах, не позволял ставить солонки и перечницы на столы, ибо считал свои блюда идеально сбалансированными. В общем, проявлял темперамент. Прелесть его блюдам придавали сладковатые акценты, отсутствие которых, как он считал, испаряет из еды волшебство.

На белоснежные хрустящие скатерти, где источали немыслимо аппетитные ароматы всякие вкусности, Ашот Вазгенович выставил две запотевшие тёмно-зелёные бутылки без этикеток:

– Им арев (арм. – моё солнце), Борис Борисович, вот – как заказывали!

– А, не забыли – знаменитый сибирский первач, наслышан! Ну, давайте, за ваш гостеприимный Кемерово!

– Борис Борисович…

– Давай – просто Борис.

– Борис, армянское радио спросили: «Правда ли, что смех – это лучшее лекарство?» Оно отвечает: «Да, если у вас закончился армянский коньяк!» Но сегодня мы сделаем исключение! К первачу рекомендуем солёные закуски – всё домашнее: капустка квашеная, огурчики… И обязательно попробуйте солёный папоротник. Из тайги!

Ужин прошёл легко и весело. Борис уже обращался к Ашоту на «ты», а тот чувствовал себя на седьмом небе.

– Ашот, а кто сотворил сию амброзию8? – спросил БГ.

– Иваныч! Живёт в деревне Пугачи, это недалеко от Кемерово.

– А давай махнём к нему, в эти ваши Пугачи! – предложил БГ.

– А давай! – легко согласился уже лёгкий на подъём Ашот Вазгенович.

Дело было уже к ночи, и когда БГ, Ашот и Рюша приехали в Пугачи, Иваныч собирался ко сну.

– Доброй ночи, Иваныч! Ты уж извини, что мы на ночь глядя, но артист завтра в Москву улетает и хотел с тобой познакомиться как с творцом настоящего сибирского первача!

Лицо Иваныча потеплело:

– Ну заходите, доброму человеку у нас всегда двери открыты!

– Меня зовут Борис, а вас как звать-величать, хозяин? – поинтересовался БГ.

– Уже лет адцать как все в деревне Иванычем кличут, и ты не робей!

На столе появилась знакомая запотевшая бутыль первача, и он, как будто взмахнули скатертью-самобранкой, украсился простой деревенской закуской.

– А вы по какой части артист-то будете?

– Это же тот самый, который «Город золотой»! – поспешил вмешаться Ашот Вазгенович.

– Артист как артист. Редко народный – частично инородный. Иваныч, а в чём секрет вашего творения? – спросил БГ.

– Ты про первачок? Да какой уж тут секрет, что бабка даст, на том и ставлю – тут калинка, там малинка, тут кака лесна травинка.

– Ну, может быть, вода какая-то особенная?

– Умный ты человек! Вода – да. Её специальные ходы под землёй ведаю.

– Ашотик, а гитару-то захватили? – спросил БГ.

– Конечно!

– Давай сюда.

И БГ спел про Ереван – «Город золотой», и про старика Козлодоева, а потом ещё и ещё.

Иваныч внимательно слушал и предложил:

– Давайте-ка и я вам наше представлю – праздничное, – взял гармонь, развёл меха и сыграл что-то озорно-переливчатое.

– Иваныч, это же почти Сантана – Самба пати! – восторженно зааплодировал ему БГ.

– Сам ты – сатана. Витька это, тракторист наш, придумал, на свадьбах играет. Людям нравится. А я у него перенял!

– Ну, поздравляю ваши Пугачи с мировым уровнем! – БГ так рассмеялся, что у него даже выступили слёзы.

До третьих петухов пили они самогон, закусывали хрустящими огурцами и пели песни. И было им хорошо.

Под утро, когда Ашот Вазгенович с Рюшей уже приткнулись на стареньком чёрном кожаном диване с большими деревянными накладками по бокам и мирно посапывали, БГ обнял Иваныча за плечо и спросил:

– Слушай, а что это за книга – «Заветный корабль мёртвых»? Слышал про такую?

– А ты про неё откуда знаешь? Это же только для «своих».

– Вот видишь, значит, и я – «свой».

– Есть такая книга. Ещё на пергаментах писанная. Сколько ей лет и откуда она к нам пришла, никто не ведает. Писана кириллицей по-старому. Окована в оклад тяжёлый, да на замке мудрёном, чтобы всякий несведущий нос туда не совал без спросу. Хранят её светлые люди – есть их у нас. А сказывает она, как родится человек, да как уходит обратно к Свету.

– Ну и как же? – заинтересовался БГ.

– Да просто всё. Ты каплю видел? Пока ползёт по стеклу – это жизнь человеческая, а в лужицу упала, да в ручеёк попала – вот и к Свету вернулась. Так всё и вертится. А книга учит, как приготовиться ко встрече со Светом, не забояться.

БГ обнял его ещё крепче и спросил:

– Встретимся ещё?

– А то! Ты как устанешь там в столицах колесо сансары крутить – приезжай к нам в Пугачи, отомлеешь, – Иваныч оказался неожиданно сведущ в вопросах буддистской мысли.

На пути в аэропорт БГ уже через полусон заметил:

– А Иваныч-то наш – вылитый Де Ниро…

Через неделю БГ прислал Ашоту Вазгеновичу новую песню – «Человек из Кемерова».

Когда ему говорят, что это про него, он всегда сердится:

– Да при чём тут я? Это же он про Иваныча… – а потом шутит: – А про меня будет особенная песня – «Человек из Еревана в Кемерово»!

– Пушкин – наше всё?

– К сожалению, да.

Песня о солнце

Площадь Пушкина

Памятник А. С. Пушкину установлен на одноимённой площади 6 ноября 1954 года.

Сама площадь была названа в честь поэта чуть раньше – в 1949 году.

Скульптор – Матвей Генрихович Манизер.

До завершения формирования площади Советов здесь был центр праздничной городской жизни: устанавливали новогоднюю елку, шумно гуляли на масленицу и выступали на митингах к дню Октябрьской революции. На старых фотографиях площади у дома №5 по ул. Орджоникидзе видны солидные деревянные трибуны для почётных горожан.

Почему именно Пушкин стал любимцем Кемерово, а, например, не Лермонтов? Странный вопрос. Ведь именно Александр Сергеевич написал о нашей Томи: «Опрятней модного паркета, блистает речка, льдом одета».

С появлением новой фаворитки площадь Пушкина приобрела столь ценимую сегодня камерность. И если бы не толпы паркующихся здесь по будням авто, то быть бы ей королевой города, а стала она королевой бензоколонки.

Карл Иванович Блинов, главный снабженец «Коксохима» и, если покопаться поглубже – великий комбинатор на срок лишения свободы от восьми до пятнадцати с конфискацией имущества, знавший, что и где лежит в стране всеобщего дефицита и, главное, как это взять в нужных количествах и в нужные сроки, проснулся в приподнятом настроении.

За окном его новой трёхкомнатной квартиры в только что сданном доме на улице Весенней плескалось июньское утро 1953 года. Все трудящиеся давно уже несли трудовую вахту, а он – нет. Он был в законном отпуске, который специально подгадал на июнь: любимая дочка Светочка должна была скоро родить, и от забот у Карла Ивановича кружилась голова. Даже с его связями обставить детскую и подготовиться к достойному приёму нового члена советского общества было непросто. Вот, например, детская кроватка. Наши советские, конечно, были в продаже, но ему хотелось для внука солидную, из дуба, чтобы с первых же дней на белом свете Блинов-младший привыкал ко всему хорошему. Коллега из Новосибирска обещал поискать по базам немецкую – первые поставки из «нашей» Германии уже пошли, но что-то не звонил. «Надо бы ему набрать самому», – подумал Карл Иванович.