Вот ведь как всё удачно складывалось. Это ещё больше расположило к ней Витьку и его маму. Да, это было действительно очень дорого, но модные штаны им обоим сразу сильно понравились. И такие деньги у них были.

– А какой размер? – спросила мама, показывая готовность к покупке. – У сына – сорок восьмой.

– Сейчас померим, – девушка достала матерчатый метр и ловко обхватила Витьку за талию.

– Нет. Эти ему явно будут большеваты… Но у меня дома есть ещё одна пара точно вашего размера. Давайте встретимся завтра у фонтана на Драме, – предложила замечательная новая знакомая.

– Договорились, – счастливые, что хорошо сторговались, они пошли с базара домой, уже не прицениваясь к другим вариантам.

Назавтра ровно в 11 они сидели, как два солдата, на скамейке у фонтана перед Драмтеатром. Девушка чуть опоздала:

– Здравствуйте! Вот, всё, как обещала, – в руках у неё был обычный белый пакет.

Достали из него джинсы-бананы. Точно такие же, как вчера на базаре, но правильного Витькиного размера. Ещё раз измерили Витьку, потом джинсы по талии – всё точно, они идеально подходили друг другу. Вывернули штанину, как учил дядька на рынке, проверили строчки, посмотрели болты29 спереди и сзади – джинсы были точно «фирма».

– А можно примерить? – мама всё-таки хотела на все сто убедиться в правильности размера.

– Конечно, – втроём они направились через арку в ближайший двор на улице Весенней и зашли в один из подъездов; тогда подъезды не закрывались на замок – заходи кто хочет. Поставили Витьку на картонку, надели на него «бананы» – великолепно!

– Вот умеют же люди шить за границей, – восторженно заметила мама.

– Покупаете? – уточнила девушка.

– Да, берём!

Мама отсчитала ей семь новеньких полтинников, и, довольные удачной покупкой, они поехали домой.

Дома, прямо с порога, Витька снова начал изучать джинсы – они были прекрасны: вонючая ткань, матово-золотые толстые молнии с хвостиками, на которых было выдавлено Super Perry’s. «У меня есть супер перриз, в них ношу я супер пеннис. Парам-пам-пам, парам-пам-пам. Если потереть немножко, будет синяя ладошка. Парам-пам-пам, парам-пам-пам», – роилось в голове неприличное. Померил, прошёлся по комнате. Он полюбил их уже больше старых пакистанских. Хотелось побыстрее пойти к товарищам, чтобы на вопрос: «Что это за чудо?» небрежно ответить:

– Да вот, предки на днюху подогнали. Я их даже и не просил. Штатовские…

Витька снова их снял и начал пристально изучать дальше. И тут он зачем-то вывернул наизнанку молнию на ширинке, которая была плотно прикрыта джинсовой тканью.

На сердечнике молнии стоял маленький, хорошо известный всем советским людям пятиугольник – знак качества СССР.

– Чем отличается наш миллионер от нашего миллиардера?

– Наш миллионер воспитан партией, а наш миллиардер – комсомолом.

Из жизни махинаторов

Областной комитет ВЛКСМ , ул. Ноградская, 3

В самом сердце города Кемерово, на тихой улице Ноградской, в доме №3, рядом с рестораном «Солнечный», располагался областной комитет ВЛКСМ и дружественные комсомолу организации. Мощное пятиэтажное здание с огромными окнами было не таким пафосным, как похожий на итальянский театр обком КПСС на площади Советов, но тоже олицетворяло серьёзные притязания его хозяев на участие в будущем дележе портфелей и чёрных волг. «Выгнать этого придурка из комсомола! Как не комсомолец? Принять и выгнать!»

В отличие от пионерии, к которой у партии было отеческое, но шутливо-карнавальное отношение, комсомол считался уже солидной организацией, которая была запасником для кадрового резерва КПСС и народного хозяйства.

Как всегда и бывает в народных сказках, самый любимый сын оказался и самым главным подлецом: сначала продал трон басурманам в фотозону, сестёр-царевен пристроил в бордель, да на шесте крутиться, а самого батюшкуцаря определил в ресторанные вышибалы.

18 мая 1988 года на центральном телевидении в программе КВН прозвучала исторически пророческая шутка команды НГУ: «Партия, дай порулить!» Это был рефрен к популярному агитационному лозунгу «Партия – наш рулевой!», который горел большими буквами на крышах домов в каждом городе.

Партия немного подумала, подумала и дала! Лёд тронулся, а по стечению обстоятельств вместе с ним куда-то в неизвестном направлении уплыла и вся советская стабильность, где «человек человеку – друг, товарищ и брат», а цены на сковородках и часах отливались в металле.

В 1989 году нашему книгоиздательскому бизнесу стало тесно в условиях полной нелегальщины и самодеятельности – требовалось срочно «выйти на свет».

Все ксероксы, которые мы оккупировали в ЦНТИ и в офисах угольных трестов, уже не справлялись с потоком наших заказов, почтовые работники косо смотрели на массовые переводы наложенным платежом в одни руки – мы начали привлекать к себе внимание бдительных совков, а встреча с ОБХСС никак не входила в наши планы. Это был «налоговый рай» на грани провала. Оборот нашего «детского дела» достиг десятков тысяч рублей в месяц (средняя зарплата советского человека в 1988 году – 240 рублей в месяц). Дело пахло какой-нибудь серьёзной статьей УК. Нужно было срочно приобретать статус предприятия, чтобы покупать бумагу, размещать заказы в типографии, легально получать доход и платить налоги, но как это сделать?

Закон «О кооперации в СССР», разрешивший кооперативам заниматься любыми не запрещёнными законом видами деятельности, в том числе и торговлей, был принят 26 мая 1988 года, но в Кемерово его реализация буксовала.

Как всегда, нужный человек находится в нужное время.

С Любой Мухиной, актрисой кемеровского театра кукол, меня познакомила Эвелина Воронцова.

Квартира Любы напоминал штаб Смольного в самые горячие часы октябрьского переворота. Постоянно звонил телефон, приходили какие-то люди, и крутился поток товаров и денег: телевизор «Шилялис» меняли на армянский коньяк в трёхлитровых банках, финские сапоги на ковры, мебель на плитку. Люба меняла и продавала всё, что не имело духовной ценности, широкому кругу желающих купить за деньги повышенный комфорт в жизни. Каждого, кто попадал в фокус её внимания, она моментально оценивала, как опытный товаровед оценивает товар, и прикидывала – какая с этого человека ей будет польза. Люба была богиней связей и дефицита. У неё везде была своя длинная и ловкая рука. Торгаш «от бога», она понимала, как достать какой-нибудь дефицит и что дать взамен. А дефицитом в 1988-м стало практически всё.

Поскольку я был введён в круг подругой Любы, а подруга была аспиранткой моей мамы, то отношение ко мне было хорошее, несмотря на мои никчёмные «потребительские качества» в её пищевой цепочке оборота ценных товаров и услуг.

– Слушай, Люба, а вот мягкой мебели нет на примете? – поинтересовался я.

– Решим вопрос, дам тебе контакт товароведа из «Уюта» на Базовой. Скажешь, что от Любы Мухиной. Договоритесь. Что ещё?

Связями и контактами она делилась легко, не вставляя везде свой интерес «на пять копеек». Это было удивительно, поскольку обычно в те времена каждый товар, проходя через цепочку «умелых ручек», поднимался в цене на каждой ступеньке процентов на двадцать и связями за просто так никто не делился.

Я рассказал Любе о тяготившей меня проблеме легализации бизнеса.

– Решаемый вопрос, – спокойно сказала Люба, параллельно продавая кому-то уже «видик» по телефону. – Завтра я позвоню Володе Бабичу в обком ВЛКСМ и обсудим твой вопрос. Там они пробили через ЦК ВЛКСМ хозяйственные комсомольские структуры, и он главный по этой теме.