— Врешь! — закричал Белинский. — А кто только что по Риму гулял? Кто из Иерусалима вернулся?
— Я там голодал… и здесь, в России, буду голодать, пока не умру.
— Прекрасная идея!.. За некролог я недорого возьму, — пообещал Белинский, уже видя воочию, как Гоголь, похороненный в летаргии, просыпается и переворачивается в гробу. — Твоя смерть — мой хороший бизнес! А что ты кривишься?.. Сегодня рыночные отношения у нас у всех… есть даже такса: ведро помоев — одна цена, тонна комплиментов — другая.
— Зачем ж за помои платить?
— Скрытая реклама. Ты ничего не знаешь, ничего не понимаешь!.. Сегодня за интеллектуальный разнос дают иногда больше, чем за паршивый комплимент типа «блестяще» или «потрясающе». Особенно хорошо идут слова «художественный экуменизм», «постмодернистская вербальность», «виртуальная парагеневтика».
— Ой! — воскликнул Гоголь. — Я и слов-то таких не знаю… Это на каком же языке люди пишут?
— На нашем, — сказал Белинский. — Это все мои ученики, молодые ребята упражняются!
Николай Васильевич усмехнулся и еще туже завернул себя в мокрые простыни. Белинскому захотелось запечатлеть этот момент, но фотография тогда была еще не развита. А жаль. Голый Гоголь в простынях, с этим своим длинным носом — классная, между прочим, могла бы выйти обложка для российского «Плейбоя», а рядом, представил критик, уже и статейка про онанизм классика и женщин, которых у него никогда не было… Да, хорошие бабки на этом Гоголе можно было бы заработать, очень хорош-ш-шие бабки!..
— Слушай, Гоголь, а можешь мне по секрету сказать, сколько ты Федору за этот его гениальный слоган заплатил?
— Какому Федору, какой «слоган»?
— Ну, Федору Михайловичу Достоевскому… он же про тебя сказал: «Все мы вышли из «Шинели» Гоголя»… Ну, здорово же!.. Ну, действительно здорово!
— Не знаю я ни этого Достоевского, ни этого «слогана», — сказал Гоголь, глядя, как трясся от восхищения критик, и подумал: все-таки правы те, кто называет нашего Виссариона Неистовым.
— Ну, ладно, — сказал тот. — Быстро давай пятьсот тысяч деревянных. Я знаю, с тебя больше не сдерешь.
«И какой эрудит! — думал Николай Васильевич. — Таких мало у нас».
— Сейчас все такие, как я, — сказал Белинский, словно читая его мысли. — Очень много великих критиков развелось.
— В каком смысле?
— По-великому берут. Ну, ты ж это все знаешь лучше меня — кто «Ревизора» написал?.. Я, что ли? Вот мы все теперь по твоей комедии и живем!..
— Боже, как грустна наша Россия! — сказал Гоголь запомнившийся ему слоган Пушкина, а про себя подумал: лучше все же дать ему деньги, а то ведь, Неистовый наш, не отвяжется.
Он встал, подошел к камину, вытащил из тайника все свои сбережения и отдал их выдающемуся материалисту, противнику «чистого искусства».
— Пиши письмо, Виссарион. Верю: ты про меня такое скажешь, что во веки веков не отмоюсь. А я… я буду с тобой бесплатно полемизировать.
— Договорились. — сказал Белинский, пряча деньги в спецкарман своего сюртука, где уже лежали кругленькие суммы от Мочалова и Каратыгина — театральная братва все-таки больше нуждалась в паблик релейшнз…
Когда хлопнула дверь и Белинский ушел, Гоголь немного постоял в молчании, соображая, во сколько обошелся Пушкину этот знаменитый посмертный слоган Белинского: «Солнце нашей поэзии закатилось».
— Небось тысчонок пять «зелеными» заплатил подлецу!.. А ведь гениально сказано!.. Дорогого стоит!
Затем он решительно подошел к камину и, умирая от тоски и безысходности, сжег к черту все свои рукописи.
1998
Посвящается Ю. Киму
Однажды Киму стало плохо.
Ну, вдруг совсем нехорошо.
Что делать? Такова эпоха.
К нему Михайлов — друг пришел.
«Давай, — сказал Михайлов строго, —
Ты будешь дальше сочинять
Всегда талантливо и много,
А я все это продавать».
И — по рукам. Все — как по нотам.
Дивился даже КГБ,
Как принцип здорово работал
«Ты мне, как будто бы себе!».
Они дружили. Водку пили.
Один другому стих читал.
Когда Михайлова хвалили,
Зубами Ким поскрежетал.
Пока Михайлов суетился,
Ким над бумагами корпел.
Михайлов для кино трудился.
Ким у себя на кухне пел.
Пока не требовал поэта
К священной жертве наш народ.
Ким жизнью жил анахорета,
Михайлов в гору шел, вперед!
Обоим полагался рублик,
Он лучше все ж, чем ничего.
Михайлову вручали бублик,
А Киму дырку от него.
Пусть оба вы недоедали,
Но ели разное дерьмо.
Все, что Михайлову давали,
То Киму не разрешено.
Был Ким и весел и невесел,
Ведь он остался не у дел.
Чем больше друг Михайлов весил.
Тем больше Ким в те дни худел.
Михайлову кричали: «Браво!»
О нем народная молва…
Михайлову успех и слава,
А Киму крошки со стола.
Но оба вы попались в сети.
Потом узнали мы, ворча:
Все гонорары кто-то третий.
Какой-то Юлик получал!
Ох, этот Юлик! Разве плохо.
Что мы собрались здесь сейчас?
Он обманул свою эпоху.
Чтоб та не обманула нас!
Прошли года. Раскрыта тайна
И мы от радости кричим:
«Хвала тебе, наш друг Михайлов!
Да здравствует наш Юлик Ким!»
2006
Разговор со Станиславским
Из цикла «Диалоги на подмостках»
Ночь. На пустую сцену выходит ранее невидимый К.С. Станилавский.
РЕЖИССЕР. Уважаемый Константин Сергеевич!.. Вы незримо присутствуете на наших репетициях и спектаклях. Вы на расстоянии следите за всеми премьерами. Вы знаете о российском театре все, даже больше, чем мы сами. Скажите, есть ли «сверхзадача» у нашего сегодняшнего театра?
СТАНИСЛАВСКИЙ. Зарабатывать деньги.
РЕЖИССЕР. А какое «сквозное действие» у нас?
СТАНИСЛАВСКИЙ. Зарабатыванье денег.
РЕЖИССЕР. Жива ли великая русская школа переживания?
СТАНИСЛАВСКИЙ. Все переживают из-за отсутствия денег.
РЕЖИССЕР. Сегодня в театре много наигрывают, много кривляются.
СТАНИСЛАВСКИЙ. Это приносит деньги.
РЕЖИССЕР. Много пошлости.
СТАНИСЛАВСКИЙ. Это приносит большие деньги.
РЕЖИССЕР. Мало искусства.
СТАНИСЛАВСКИЙ. Деньги грандиозные.
РЕЖИССЕР. Пустота пустоту пустотой погоняет.
