Мейвен опустилась на колени, не обращая внимания на облепившую ноги грязь, и отбросила закоченелые мертвые руки, открыв лицо инквизитора, называвшего себя сиром Орвином. Его искореженное забрало заливала кровь. Из дыхательных отверстий с хрипом вырывался воздух. Его душа горела скрытой силой, и он исцелялся.

Оглядевшись по сторонам, Мейвен через отверстие в забрале воткнула обсидиановый нож прямо в глаз сира Орвина. Клинок жарко горел в руке, погружаясь в череп и пожирая душу. Слишком жарко. Мейвен стиснула зубы, ладонь и пальцы покраснели и пошли волдырями, но она не выпустила нож, пока он не выпил все до капли.

Она откатилась в сторону и села в грязи, глядя на свою почерневшую и покрытую волдырями кожу. Нож пульсировал в руке, почти живой и жаждущий применения – или это всего лишь эхо ее собственных желаний? Оружие уже было могущественным, но все же тело посвященного рыцаря вместе с душой покинуло что-то еще, и оно избежало поглощения. Это была сила его Богини? Расспросы Тиарнаха дали ей несколько интересных намеков, однако природа богов и их могущества пока оставались за пределами ее понимания. Одна душа поглощена, осталась вторая…

Лоран Дарин жаждал смерти, но Богиня не отпускала его. Он лежал лицом в грязи, а тела его друзей и слуг, тех, кого он должен был защищать, давили на изломанное тело, как мстительный сапог старшего брата. Каждый булькающий вдох был мучителен, но неумолимая воля Богини толкала его вперед, сжигая всякую надежду на безболезненное забытье.

«Сражайся! Сражайся!»

Все его люди мертвы. Все мертвы из-за нее и ее гребаного принца Сокола.

«Сражайся!»

Какой теперь смысл?

Из своей тюрьмы из тел Дарин услышал звук приближающихся шагов.

– Приветики, – сказал женский голос. – Кто это у нас тут?

Руки, ноги, камни и разбитые щиты соскользнули с головы Дарина, и он приподнял голову, чтобы сделать благословенный вдох без крови и желчи мертвых людей. На него, с интересом наклонив голову, сверху вниз смотрела бледная женщина с темными волосами и в сером одеянии. На покрытом шрамами лице злобно извивалась черная татуировка. Колдунья, сражавшаяся с ним на стене. Она рассеянно постукивала ножом из черного камня по ладони, поджав губы.

– Убей меня, – прохрипел он, закрывая глаза.

– С чего бы? – сказала она, садясь на перевернутый щит рядом с ним. На фоне всей этой бойни ее лицо казалось невыразительным и нечеловеческим. – У меня сегодня и так весьма продуктивный день.

«Убей ее! Убей ее!» – настаивала Богиня.

– Отвяжись, сука! – рявкнул он голосу в своей голове.

Мгновение потрясенного молчания позволило ему впервые с момента встречи с принцем Соколом стать самим собой.

– Чего еще ты хочешь? – прохрипел он. – Ты уже сделала худшее, на что способна.

– Даже не начинала, – возразила женщина. – Я чувствую в тебе Богиню, но ты не кажешься таким фанатичным, как посвященные рыцари. Однако солдат вел именно ты. Почему?

Он рассмеялся, хрипло и истерично.

– Да пошли они. Да пошла их Богиня. Да пошел их принц Со… – У него перехватило горло.

«УБЕЙ ЕЕ!»

Он зарычал и попытался подняться, чтобы разорвать ее голыми руками. Окоченелые руки трупов схватили его и толкнули обратно. Глаза защипало, рот наполнился грязью.

– Я некромантка, – сказала женщина. – На поле битвы у тебя не получится даже дотронуться до меня. Скажи мне, кто ты и что знаешь о своей Богине?

Дарин плюнул в нее, попытался подняться и снова упал. Богиня требовала ее смерти, но искалеченному телу задача была не под силу. Разочарование Богини отзывалось острейшей болью.

Женщина вздохнула, посмотрела на нож и засунула его за пояс. Затем подняла сломанный меч и осмотрела зазубренное острие.

– Полагаю, это сойдет.

Она присела и прижала клинок к шее Дарина.

Дарин почувствовал легкий порез, и на ее сапоги хлынула кровь. Она перерезала артерию, и через несколько мгновений он умрет. Облегчение превзошло угасающую ярость Богини. Все его люди были мертвы, и Дарин был рад последовать за ними.

Он чувствовал, как вместе с жизнью его покидает Богиня…

Когда он очнулся, сердце больше не билось в груди.

– Привет, любовь моя. – На губах некромантки играла холодная улыбка. – Теперь никакая надоедливая Богиня нам не помешает.

Лачуга была разрушена в ярости, каждый стул и полка разбиты, а крепкий деревянный стол разломан на части. Вся постройка сильно покосилась из-за сломанных опорных балок и дыры от кулака в стене. Грудь Амогг вздымалась, когда она переводила дыхание, глядя на тела своих старых друзей.

Вундак исчезла, отправившись готовить тело Рагаша к почетному пиру. И только с рассветом их тела нашли.

Кожа Амогг горела красным, кулаки тряслись. Тело Рагаша осталось неподготовленным, портилось и покрывалось мухами. Вундак лежала ничком на столе, под ее раненой ногой собралась лужица засохшей крови. Пока Амогг сражалась и убивала, Вундак бесславно умерла в одиночестве.

Как бог Гардрам мог допустить такую насмешку? Особенно над той, кто была его языком и ушами в этом мире. Тут что-то не так. Когда Амогг успокоилась, у нее возникли подозрения. Маленькая рана от копья не могла убить старейшину орков, но ее также коснулась и святая сила инквизитора, о которой Амогг ничего не знала. Но кое-кто точно знал.

Искать Тиарнаха пришлось недолго: его лицо было погружено в очередную кружку эля. Морщины вокруг глаз разгладились, седеющие волосы стали рыжими и густыми, как у юноши. Он выглядел намного моложе, чем до битвы, но руки его дрожали, а борода была испачкана рвотой. Амогг отметила это, но не стала ничего спрашивать, а просто схватила его и потащила в хижину.

Амогг оскалилась, обнажив бивни.

– Вундак умерла, – прорычала она. – Маленькая рана от копья не убивает взрослого орка. Скажи, как это получилось. Расскажи про силы человеческих богов.

Вопреки своему обыкновению Тиарнах не стал насмехаться, а просто посмотрел в глаза Амогг.

– Соболезную тебе, – сказал он. – Я слишком хорошо знаю, каково это.

Он осмотрел тело Вундак, ощупывая места ломкой кожи на руках и лице – дар Светлейшей и ее пламенных рыцарей, и покачал головой.

– Ерунда, просто мелкие ожоги. – Затем он обратил внимание на рану от копья и сунул туда палец. Понюхав желто-зеленый гной, Тиарнах вытер руки об одежду Вундак. – А вот эта хрень – другое дело. Видишь, уже гниет. Это неправильно, слишком быстро.

– Приведу Мейвен, – сказала Амогг и встала. – Она лучше понимает смерть.

Тиарнах схватил ее за толстое запястье, скорее предупреждающе, чем физически останавливая.

– Ты уверена, что ей можно доверять? Эти колдуны – сами за себя. Мейвен, Черная Герран, Джерак Хайден – все чокнутые, один хуже другого. Алхимик хотя бы не пытается это скрывать.

Амогг уставилась на него:

– Говоришь, один из них убил Вундак? Зачем?

Он пожал плечами:

– Мы оба знаем, что ее убило не маленькое копье. Думаю, это и не посвященные рыцари или жрецы. А кто тогда? На их стороне больше нет магов. Мой тебе совет: поговори с вампиром. Он, конечно, тот еще козел, но разбирается в мертвой плоти и, скорее всего, не хуже некромантки знает истинную причину. По крайней мере, у него осталась хоть какая-то честь.

– А ты? У тебя есть честь?

Он фыркнул и помотал головой:

– Не-а, я забыл про это дерьмо, когда мой народ погиб из-за того, что я был вусмерть пьян. Я здесь только ради возмездия, и не забывай, я сыграл на твоей чести, чтобы привести вас сюда. Мне плевать, если вы все умрете, лишь бы добыть голову принца Сокола. Я прост как табуретка.

Амогг хмыкнула и посмотрела на тело Вундак.

– Да, месть понять легко. Мы оба ее получим, даже если придется выпотрошить остальных.

Двенадцать грубо сколоченных боевых кораблей Империи света выстроились боевым порядком, чтобы вступить в битву с авилданским флотом, обогнав свои более уязвимые грузовые суда, набитые людьми и припасами. Их оказалось гораздо больше, чем ожидала Верена. Она наблюдала в подзорную трубу, как ее авангард движется навстречу врагу. Кровь бурлила, Верена с нетерпением ждала начала битвы. Ее изящные корабли и опытные команды заставят империю поплатиться за то, что посмела сунуться в ее моря.