– А вот и жертва объявилась. – со злой улыбкой прорычал он.

Сначала я не понял, о чём он говорит, но потом всмотрелся в поле и увидел, как мяч гоняет тот самый главный из компашки, что избили нас. Только на этот раз он был один, никого из той шайки я не заметил.

– Что ты хочешь сделать? – спросил я.

Я боялся, что Раф натворит глупостей.

– Будем, как хищники. – ответил он. – Выжидать.

Игра продолжалась ещё долго, примерно час. Наконец, народ стал расходиться, игроки постепенно покидали поле и уходили вместе с болельщиками. Тот же тип играл до последнего. И, когда уже на поле остались единицы и сыграть серьёзную игру было невозможным, он попрощался с ребятами и пошёл вон из поля. Один! Совершенно один!

Раф резко встал с места и побежал по лестнице вниз, я – прямиком за ним.

– Что ты задумал? Что ты задумал? – повторял я по дороге, но Раф не отвечал.

Мы вышли на пешеходную дорожку, освещённую фонарями, и посмотрел туда, куда глядел Раф. Тот тип сошёл с дороги и по тропинке пошёл в темноту, в гущу деревьев. Тропинка вела к дыре в заборе, выходящей на автомагистраль. Он просто решил срезать путь.

– Он сам идёт в лапы к зверю. – сказал Раф и забежал в заросли. Я последовал за ним.

Тёмный силуэт свободной походкой шёл в темноте. Он не заметил нас.

– Готов? – тихо спросил Раф.

Я знал, к чему я должен был быть готов, хотел остановить Рафа, но боялся, что переросток нас заметит и мы окажемся в невыгодном положении. Раф в пару тихих прыжков настигнул беспризорника и прыгнул на него, обхватив шею. Тот от неожиданности дал слабину, но вовремя спохватился и вмазал Рафу в бок локтем.

– Дави, помоги! – кричал Раф. – Мочи его!

Переросток сбросил Рафа и встал в боевую стойку. Посмотрев на них двоих, можно было решить, что исход в пользу громилы неизбежен: Раф был маленький и худой, но от того невероятно шустрый, он кружился вокруг переростка и короткими очередями наносил по два-три удара в бока, в ноги, в живот. У того уже закружилась голова и он всё чаще и чаще пропускал удары. Раф понял, что извёл противника, прыгнул и вмазал ему лбом в нос. Тот упал. Раф в ярости пинал его, и, кажется, хоть я не мог разглядеть этого в темноте, пинал его по лицу.

– Ты хотел нас поздравить? – кричал Раф. – Ну же! Поздравляй! Это я! Это я тебя поздравляю, сука!

Вглядевшись в темноту, я заметил, что переросток перестал сопротивляться и вообще двигаться. Я подбежал к Рафу и оттащил его от бедняги. Раф освободился от моих рук, плюнул в сторону переростка и молча двинулся по тропинке. Мы дошли до дыры в заборе и вышли на дорогу. Раф метался, не зная, куда деть энергию, а затем подошёл ко мне и ткнул в меня пальцем.

– Почему ты не бил его? Я мог не справиться с ним!

Меня возмутил его наезд.

– Нет, уж! Прости, Рафи, но лучше я буду побитым неудачником, чем буду творить беспредел. Хер его знает, может ты убил его!

– Беспредел! – рявкнул он. – Это то, что они сделали с нами.

Мы ещё долго метались вдоль дороги и спорили, но сейчас я уже слабо помню предмет наших споров. Все уже легли спать. За окном ночь играла в свете звёзд и уличных фонарей. Я настроил печатную машинку, смазал её, установил новую ленту и вставил чистый лист. Сначала слегка забил по клавишам проверить, не шумит ли она. Но, убедившись, что моя красавица никого не разбудит, забил пальцами по клавишам и на листе напечаталось «Глава первая». Я откинулся на стуле и стал размышлять над первой строчкой, к каким всегда отношусь с самым большим трепетом. Да, режиссёром я так и не стал. И сценарии мои никто не поставил. Зато я стал писателем, способным прокормить себя на гонорары. И это, в какой-то степени, искусная неудача. Наверное, я полностью познал искусство быть неудачником.

Уже была поздняя ночь, когда Мухаммед отвёз последнего пассажира. Он протёр слипавшиеся глаза и посмотрел на часы. Пора домой. В таком состоянии ездить по ночным дорогам небезопасно. Он уже собирался сдавать назад, как задняя дверь открылась и в салон сел человек.

– В Дзержинский.

Это было далеко, да Мухаммеду и не хотелось ехать с незнакомцем ночью на край города.

– Моя смена закончена. – сказал он.

– Плачу вдвойне.

Мухаммед посчитал пассажира крайне мутным типом и чувствовал напряжение от того, что он сидит в его машине. Но он подумал о хорошей прибыли и о детях: дорога до Дзержинского и так стоила немало, а тут ещё и платят вдвое больше – машина тронулась.

Всю дорогу Мухаммед поглядывал на таинственного пассажира. С виду он походил на представителя уличной шпаны: кеды, чёрный спортивный костюм с белыми полосками по бокам, твёрдые, как дерево, мышцы под олимпийкой. Только вот его глаза не складывались с остальным образом: спокойный глубокий взгляд мыслителя, будто видящий тебя насквозь. Пассажир дёрнул ремень поясной сумки и открыл её. Мухаммед напряг все мышцы, готовясь к нападению. Но из сумки пассажир достал всего лишь книжку карманного формата, раскрыл её и принялся читать. Уличные фонари хорошо освещали салон машины, и Мухаммед разглядел название – Максим Горький, «Детство». Данная картина сильно удивила таксиста.

– Любите читать? – спросил он.

Пассажир поднял глаза и хитро посмотрел на него.

– Да, имею за собой грешок.

Речь его полностью была лишена провинциального говора. Голос был настолько бархатным, а дикция – чёткой, как у прирождённого оратора.

– А я прошлой ночью подвозил одного писателя! – похвастался Мухаммед, пассажир внушал ему доверие, и он решил завязать с ним разговор.

– Да что вы? – удивился тот. – И что же культурные люди забыли в наших краях?

– Кажется, он здесь вырос.

Пассажир закрыл книгу. В глазах его заиграло любопытство.

– Хм! Дайте угадаю. Шанхай? Московская, 15?

– А вы его знаете?! – удивился Мухаммед.

Пассажир улыбнулся и положил голову на окно. Он наблюдал, как движущаяся тень машины пожирает свет на дороге. Он прошептал:

– С возвращением на родину, милый друг.

Утром я бродил по дому и его окрестностям: саду, огороду, соседним дворикам, где играл мальчишкой. По дороге сюда, в поезде, я думал, что вернусь в прошлое, что каждая улочка будет рождать в голове очередное воспоминание. Но увы! Улицы как улицы. Дворы как дворы. Чтобы действительно вытянуть какое-либо воспоминание, приходится напрягать голову. А после двухлетнего отсутствия знакомые улочки открываются под другим углом. На площадках играют дети; раньше я их не видел, но, наблюдая за тем, как старательно они раскачивают скрипучие качели и разгоняют карусель, я довольно киваю; нашей мальчишеской армии пришла достойная замена.

Уже светало, когда я вернулся домой. Родители собирались на работу; я разогрел им остатки вчерашней еды и составил компанию за столом. Совместный завтрак в точности показывал наши отношения: разговор не задался. Мать жаловалась на работу, государство и маленькую зарплату. Отец поставил перед кружкой с кофе планшет и смотрел аниме. Тем не менее, я был рад, что сижу с ними за одним столом, слушаю жалобы матери и частые смешки отца на реплики героев. Они ушли. Я помыл посуду и принялся готовить завтрак.

Если Вы живёте в частном доме с собственным огородом и живностью, Вы, наверняка, знаете, что даже простая яичница может получиться произведением кулинарного искусства. Я нагрел сковороду. Наколол на вилку кусок домашнего сливочного масла, за коим дед ездил рано утром в каждый выходной на рынок. Положил дольки помидоров и разбил четыре домашних яйца. Желтки отливали сочным оранжевым цветом, белок вспенился, поднялся и стал похож на заварной крем. В нос заполз аромат топлённого масла и нежно обнял стенки ноздрей. Я натёр сыр, нарезал репчатого лука. Бросил всё в сковороду и накрыл крышкой, будто занавесом, сообщающем о том, что спектакль закончен. А главное, выключил конфорку. Чтобы яичница получилась идеальной, словно с картинки, важно её не передержать. Не нужно дополнительного жара: яйца запекутся благодаря температуре сковороды и пару, оседающему на крышке. Пока яйца доходили в сковороде, я вышел в огород и сорвал пучки свежей зелени: укроп, зелёный лучок, петрушечку. Обмыл холодной водой, мелко накромсал и посыпал золотистую яичницу. Репчатый лук пропитался томатным соком и создавал феерический аромат. Я снова накрыл блюдо крышкой, чтобы оно не остыло. Бросил в турку две ложки молотых кофейных зёрен, залил водой и поставил на конфорку. Заранее бросил в кружку две ложки сахара. Затем, что немаловажно, залил в пластмассовую колбу немного молока, закрыл крышкой и хорошенько взболтал. Молоко вспенилось, и пена поднялась по колбе вверх, пытаясь выползти в щель между крышкой и горлышком.