– А потому, сынок, что если в ней перевернёшься, то тебе каюк!
Зачем нужна такая лодочка, которая переворачивается, думалось тогда ребёнку, и что такое каюк, всё равно было непонятно…
Не для продажи, понятно, он их строил, в те годы такое изделие было невозможно продать, лодки предназначались, как уже говорилось, исключительно для его личных совместно с друзьями-товарищами нужд. Была в те годы у них компания добычливых смелых мужчин, где каждый делал что-то нужное для общего предприятия: у одного была машина «газик», незаменимый в промысловом деле вездеход, другой хорошо знал охотничьи места и водил знакомство с охотинспекцией и рыбоохраной, третий ещё чем-то важным занимался, а вот отец строил лодки, которые потом всей компанией отвозили на место за несколько десятков километров от города на берег безлюдного залива в устье реки, впадавшей здесь в море, и прятали в безграничных прибрежных камышовых зарослях. Приезжая на берег в очередной раз, находили в укромном месте свой каюк, выталкивались на нём через камыш с помощью шеста на чистую воду и ставили на ночь сети – конечно же сети, баловство с удочками здесь не признавалось – с него же делали засидки утром и вечером на дичь, на нём и собирали убитую добычу.
По понятным причинам в лёнькиной семье имел место ярко выраженный охотничий культ, в большом почёте была на столе жареная и тушёная дичина, чистка отцом охотничьего оружия привлекала всеобщее внимание, а за зарядкой патронов дети наблюдали, как заворожённые. Со временем старший брат подрос и стал ездить с отцом на охоту, ему там доводилось стрелять из отцовой двустволки, покуда для приобретения своей и получения охотничьего билета не подоспел возраст.
Лёнька, судя по всему, тоже должен был стать охотником. В целях соответствующего воспитания духа а также для стрелковой подготовки отец купил в дом ещё одно ружьё, которое и отдал ему в пользование. Это была пневматическая винтовка, стрелявшая маленькими свинцовыми пульками, такая, какие используют в городских тирах, её дома называли «воздушка», из неё мальчишка стал практиковать свою меткость прямо во дворе. Отец научил правильно прицеливаться, изготавливал различные мишени, и день ото дня Лёнька стрелял всё лучше и лучше. А ещё при всём этом приветствовалась стрельба по живым целям – по воробьям, которые в большом количестве там и сям скакали по фруктовым деревьям в саду позади двора.
– А что это они нашу черешню обклёвывают? – возмущался отец. – Надо пострелять этих разбойников, сынок.
В самый первый раз он сам взял в руки воздушку, зарядил её и с одного выстрела подстрелил воробья, после чего забросил его на крышу сарая со словами:
– Кошки нам спасибо скажут!
После этого случая воробьи стали целью и для подрастающего охотника. Лёня охотился на эту мелкую дичь, защищая урожай от потравы, от чего испытывал чувство гордости, а когда случалось удачное попадание, то получал всплеск эмоций, подобный охотничьему азарту, ещё кормил своей добычей соседских котов, полагая, что они ему за это в самом деле благодарны.
– Молодец, охотником будешь, – похлопывал отец сына по плечу, когда тот хвалился ему очередным метким выстрелом, – вот начнётся сезон, возьму тебя с собой на залив уток пострелять.
– Из моего ружья? – Лёнька к нему.
– Нет, сынок, из моего, твоё для этого дела слабовато будет.
– А быть охотником – это хорошо? – не отставал мальчонка.
– Охота – самое мужское занятие, какое только бывает, – отвечал отец ему очень серьёзно, – там, на пустынном побережье, ты хозяин самому себе и всему, что есть на свете! Стоишь с ружьём в руках и патронами у пояса посреди бескрайнего простора, а вокруг тебя, сколько хватает глаз, ни души, ни огонька, ни дымка – только ты, ветер и первые лучи солнца над горизонтом!..
– А тебе не жалко уточек, когда ты в них стреляешь?
– Нет, не жалко – нам ведь дома нужно кушать мясо?.. Нужно… Поэтому надо охотиться, а то где же ещё его возьмёшь?..
Таким образом в плане подготовки ребёнка к обращению с оружием, соответствующему отношению к добыче в частности и в целом к очень мужественному занятию под названием охота всё шло по накатанной дорожке, но тут произошёл вот какой случай.
Однажды Лёнька бродил по саду со своей винтовкой в руках, высматривая в ветвях деревьев крылатых серых разбойников, но воробьи, как на зло, все разлетелись после первого неудачного выстрела, и вот вдруг на одной из веток посреди спелых абрикосов он, наконец, увидел птичку, только она была не серенькая, а цветастая с жёлтыми боками и размером чуть-чуть меньше воробья – синица, нечастый гость в саду. Рядом с ней и на соседних деревьях никого больше не было, а ружьё было заряжено и взведено, палец на спусковом крючке азартно зудел – тут охотник прицелился и выстрелил… а цветастый комочек перьев взял да и упал к подножию дерева…
Лёня подошёл, наклонился к негаданному трофею и поднял из травы маленькую красивую птичку в жёлтеньком оперении, испачканном вдруг красным, стал её рассматривать – красивая… Вот ведь незадача, она только что, бодрая и весёлая, резвилась, перелетая с ветки на ветку, и радовала глаз, а теперь недвижно лежала в ладони. Почему-то стало вдруг очень жалко жизнерадостное и красивое, превратившееся вдруг в мёртвое и печальное… Да и отец вёл речь о стрельбе по воробьям, а тут… Забросив привычным движением недвижную птаху на крышу сарая, он ушёл в дом и постарался поскорее забыть случившееся, вскоре забыл, родителям про происшествие не стал ничего говорить, а сам продолжил ждать начало охотничьего сезона и обещанную поездку.
Шло время, и вот отец после работы вечерами стал готовиться к предстоящему открытию сезона, которое ожидалось совсем уже скоро, привлёк он к этому делу и Лёньку:
– Ну что, сынок, давай заряжать патроны – это для охотника первейшее дело!
Для того, чтобы утятинки поесть, утку надо сперва поджарить, – приговаривал он, раскладывая по столу принадлежности, – а чтобы утку поджарить, её надо что?.. Подстрелить… А перед тем, как стрелять, надо что сделать? Правильно, сынок, патроны надо зарядить… Давай-ка мы с тобой этим сейчас и займёмся. Вот посмотри, как вставляют капсюль в гильзу.
Он взял латунную гильзу, из которой предварительно выбил специальным устройством старый стреляный пистон, установил её в приспособление и запрессовывал в дно новый блестящий капсюль свежего медного цвета.
– Видел? А ну-ка попробуй сделать то же самое… вот так, хорошо получилось, молодец, будешь мне помощником. Продолжай…
Лёнька вставлял капсюли в гильзы и передавал их отцу на проверку, если проверка выявляла некачественную работу, то тот вновь выбивал капсюль, который вылетал из наковаленки гильзы с лёгким хлопком, и отдавал на переделку.
– Поставь новый, а то этот на охоте даст осечку, – говорил он.
– А что такое осечка? – малец к нему.
– Это когда ты прицелился, жмёшь на спуск – ружьё молчит, а утка смеётся: «Кря-кря-кря».
Дальнейшую зарядку патронов отец производил исключительно сам: насыпал в гильзу специальной меркой порох, запрессовывал пыж, потом засыпал дробь, которую сверху также закрывал пыжом – теперь заряд был готов. Снарядив таким образом три-четыре десятка патронов, он распределил их в патронташ и в специальный отдел охотничьей сумки.
– Ну вот, сынок, теперь мы с тобой к охоте готовы! – сказал он в заключение кропотливого труда…
Вспоминая эти события, Лёнька незаметно для себя заснул, а проснувшись наутро, осознал, что, наконец, настал день, когда он поедет с отцом на вечёрку открытия охотничьего сезона.
Действующих охотников в той поездке оказалось трое, а вместе с Лёнькой четверо, места в кабине автомобиля хватило всем. Автомобиль, тот самый «газик»-вездеход с брезентовым тентом, бодро проскочил пески и буруны, по которым пролегала охотничья дорога, проглотил бездорожье с распутицей после дождя, и через пару часов пути компания оказались в заветных охотничьих угодьях – на побережье морского залива в устье реки, где пресная вода, смешиваясь с солёной, создавала тем самым уникальные условия, привлекавшие сюда обилие рыбы, а следом и водоплавающей дичи. Со стороны восхода солнца, сколько видел глаз, стеной стоял камыш, прикрывавший кромку воды, а с противоположной стороны простиралась бескрайняя приморская солончаковая степь с редкой растительностью и песчаными заносами на едва прокатанных дорогах.
