Большинство исследователей, пожалуй, все же полагают, что память локализована преимущественно в коре головного мозга. Однако это противоречит результатам известных опытов Карла Лэшли, в ходе которых он удалял у крыс различные участки коры, что не приводило к существенным потерям запоминаемой ими информации. Кроме того, у птиц, отдельные виды которых по своему интеллекту и способностям к запоминанию превосходят многих млекопитающих, кора больших полушарий мозга практически не развита, что также ставит под сомнение определяющую роль коры, как особой структуры головного мозга, в работе памяти и сознания в целом. Наконец, следует учитывать, что даже простейшие организмы (инфузории, слизевики), лишенные нервной системы, тем не менее способны к запоминанию определенной информации.
Опыты Лэшли подтолкнули его коллегу Карла Прибрама к тому, чтобы выдвинуть гипотезу о голографическом принципе организации памяти, согласно которой воспоминания не локализованы в каких-то конкретных участках коры, а распределены в мозговой ткани, так что во многих ее областях хранящиеся воспоминания присутствуют в полном объеме[75]. Предполагалось, что в основе данного механизма памяти лежит интерференция электрических потенциалов нейронных мембран. Вместе с тем если основой памяти является электрическая активность мозга (порождающая специфические эффекты интерференции или циркулирующие по нейронным цепочкам нервные импульсы), то воздействие на него электрошоком приводило бы к частичной утрате памяти (по крайней мере, кратковременной), которая была бы необратима. Однако известны случаи спонтанного восстановления памяти после действия электрошока. Это говорит о том, что память поддерживается также на молекулярном уровне (или же действуют иные механизмы, пока нам не известные[76]).
Тем не менее электрическая активность, безусловно, является важной составляющей работы мозга. Электрохимические процессы — это тот «язык», с помощью которого мозг управляет телом. В этой связи особый интерес представляют исследования канадского невролога и нейрохирурга Уайлдера Пенфилда, проводившиеся с применением электрической стимуляции различных отделов мозга. В ходе исследований было установлено, что при электростимуляции височных долей у пациентов с височной эпилепсией возникает эффект «ретроспекции», когда пациенты заново переживают в подробностях отдельные события своей прошлой жизни. Возможность подобного возвращения «потока сознания», как считал Пенфилд, доказывает, что память о пережитом опыте полностью сохраняется.
Подводя итог своей многолетней практики, Пенфилд отмечал, что с помощью электродов можно воспроизвести запись потока сознания или запустить некоторые моторные функции; однако путем стимуляции электродами не было инициировано ни одного действия, так или иначе связанного с функциями разума (т. е. высшей психической деятельности). Между тем если механизм, способный выполнять то, что выполняет разум, существует в мозге, то следовало бы ожидать, что он проявит себя каким-либо свидетельством электродной активации. Поскольку этого не происходило, Пенфилд пришел к заключению, что достоверных данных о том, что мозг выполняет все функции, присущие разуму, не существует[77].
На неоднозначность соответствия в работе мозга и сознания обращал внимание также нобелевский лауреат Роджер Сперри (известный своими открытиями, касающимися функциональной специализации полушарий мозга): «Возбуждение мозга может значительно варьироваться по своим геометрическим, пространственно-временным или другим свойствам, в то же время сохраняя инвариантную или эквивалентную субъективную функциональную ценность. Одно и то же психическое значение может быть получено в моделях мозга, нейронные элементы которых значительно различаются в разных случаях»[78].
Несмотря на ощутимый прогресс в развитии когнитивных наук, то, как функционируют мозг, сознание и память, по-прежнему остается загадкой. Связь между мозгом и сознанием очевидна, но все же она слишком сложна, чтобы ее можно было представить с помощью понятной модели. Возможно, прав Пенфилд, считавший, что такую модель никогда не удастся построить, поскольку мозг — это лишь «сенсорно-моторный компьютер», выполняющий переведенные в нейронные коды команды сознания, которое имеет иную природу, не обусловленную работой нейронных механизмов.
Во всяком случае, известные нейрофизиологии факты определенно оставляют место для философской интерпретации. Кроме того, способность сознания к самонаблюдению сама по себе дает пищу для философского анализа.
Рассмотрим, как работает сознание, на примере зрительного восприятия, являющегося основным источником информации о внешней среде[79]. Визуальная информация A, которая содержится в световом потоке, попадающем на сетчатку глаза, преобразуется (перекодируется) в нервные импульсы B; такая преобразованная информация декомпозируется и классифицируется специальными структурами мозга и снова преобразуется в сигналы C, соответствующие визуальному образу, который будет воспринят; эти сигналы воздействуют на некую структуру, отвечающую за формирование моего внутреннего «я», и вызывают изменение ее динамического состояния D; данное изменение, собственно, и представляет собой акт восприятия моим сознанием зрительного образа внешнего мира, состоящего из объектов определенной формы и цвета, находящихся в определенных пространственных отношениях. Далее происходит отражение воспринятого образа в структуре памяти E. Впоследствии запомненный образ может быть воспроизведен в сознании (если окажется ассоциированным с его актуальным содержанием), но уже в реконструированном виде F.
Таким образом, информация о видимых объектах проходит как бы шесть этапов кодирования. На первом этапе (A) она определяется количественными характеристиками потока фотонов. Понятно, что такой «физический» образ мира достаточно далек от привычной нам зрительной информации. Промежуточный этап B реализуется, можно сказать, «в темноте», то есть вне сферы моего сознания. На этом этапе полученная информация обрабатывается зрительным анализатором, состоящим из специализированных клеток глаза и головного мозга. Этап C также является промежуточным и скрытым от сознания. Обработка изображения на этапе C, осуществляемая различными зонами мозга (специализирующимися на распознавании, например, цвета, направления линий или движения), позволяет нам идентифицировать его или хотя бы сопоставить с узнаваемыми визуальными элементами[80]. «Готовый» зрительный образ возникает в моем сознании лишь на этапе D. Любое изменение (и в частности, D) в структуре субстрата, являющегося носителем сознания (представляет ли он собой часть мозга или что-то еще — это отдельный вопрос), означает тот или иной акт сознания, сопровождающийся соответствующими субъективными ощущениями реальности. Последующий процесс запоминания зрительного образа E вновь происходит без участия сознания (я могу узнать, что именно я запомнил, лишь попытавшись вызвать это из памяти) и, соответственно, вне «контура» субстрата сознания. Этап F тоже нельзя считать полностью осознаваемым: сознание адресует памяти «поисковые запросы», но не контролирует, какая именно информация будет предъявлена ею в ответ. На этом этапе информация, как правило, утрачивает часть подробностей, присущих информации E, и вместе с тем может обрастать новыми подробностями, не вполне соответствующими исходной реальности. При этом информация D и F все же достаточно схожа, хотя последняя, безусловно, заметно беднее деталями. Тем не менее во сне образы объектов, воспроизведенные из памяти, кажутся такими же реальными, как и наяву (несмотря на то что они более схематичны, иногда местами как бы размыты)[81].
