Вообще, насколько правомерно предположение о том, что пространство (любого количества измерений) существует само по себе, отдельно от материи? Общая теория относительности (ОТО), например, предполагает жесткую взаимосвязь между свойствами пространства и динамикой материи, определяемую гравитационными уравнениями Эйнштейна. Тем самым она отрицает ньютоновскую концепцию абсолютного пространства (при этом ОТО хорошо подтверждается экспериментально). С точки зрения философии, как мне кажется, взаимосвязь пространства и материи тоже представляется очевидной. Если мы полагаем материю основой всего, то всякое «обособленное» пространство следует рассматривать как одну из ее форм (иначе мы снова столкнемся с вопросом о субстанциальном дуализме, который уже обсуждали в предыдущей главе). Кроме того, эмпирически мы знакомы только с материей — с тем, что способно реально воздействовать на сущность сознания, — и наши представления о взаимоположении материальных объектов лишь характеризуют эти воздействия; соответственно, памятуя о принципе Оккама, нет необходимости считать, что за данными представлениями скрывается некая особая сущность, именуемая пространством.
Приведу несколько исторических примеров, демонстрирующих похожие философские позиции. Так, в натурфилософии Декарта пространственная протяженность рассматривалась как атрибут материи, то есть пространство фактически отождествлялось с материей. Также и Лейбниц утверждал, что пространство не существует отдельно от материи, — оно лишь выражает положение материальных объектов относительно друг друга. Представление Канта о пространстве как форме внешних созерцаний, являющейся субъективным условием чувственного восприятия, подразумевало, что вне сферы восприятия феноменов понятие о нем лишено смысла; тем самым подчеркивался его условный, несубстанциальный характер.
Особенно хочу обратить внимание на лейбницевскую реляционную концепцию пространства. Если пространство определяется совокупностью отношений между материальными объектами, то описание физических взаимодействий должно строиться на основе принципа дальнодействия. Известный российский физик-теоретик Ю. С. Владимиров о возможности создания подобной реляционной теории взаимодействий говорит следующее: «Если избран реляционный подход к природе пространства-времени, то далее для описания физических взаимодействий необходимо использовать именно концепцию дальнодействия, так как теперь невозможно ввести переносчики взаимодействия, распространяющиеся по пространственно-временному фону, которого просто нет. Необходимо строить теорию без использования понятия полевых переносчиков взаимодействий в качестве исходной физической категории. Здесь подсказку дает теория прямого межчастичного электромагнитного взаимодействия Фоккера — Фейнмана, опирающаяся на принцип Фоккера, в котором взаимодействие описывается лишь через характеристики взаимодействующих частиц»[51]. Причем, согласно теории Уилера — Фейнмана, при рассмотрении взаимодействия любой пары частиц необходимо учитывать все частицы окружающего мира, поскольку они оказывают определенное влияние на данное взаимодействие. Это отвечает принципу Маха, который постулирует, в частности, что инертные свойства каждого физического тела зависят от всех остальных физических тел во Вселенной.
В соответствии с реляционным пониманием пространства, оно фактически представляет собой статистический результат всей совокупности взаимодействий, то есть некую обобщенную систему отношений всех материальных объектов между собой. Реализуются эти отношения через дальнодействие, которое подразумевает непосредственную взаимосвязь объектов (в том числе наблюдаемую в экспериментах «спутанность» состояний частиц).
Теперь настало время вернуться к проблеме двойственности природы материи — и дискретной, и непрерывной. Реляционный подход, вытекающий из констатации зависимости пространства от свойств материи, с одной стороны, предполагает дискретность (выделенность объектов, вступающих во взаимодействия). С другой стороны, механизм дальнодействия может быть объяснен только скрытым от нас единством объектов, что предполагает непрерывность материи. Эта непрерывность образует «фон», на котором происходят взаимодействия, и потому недоступна прямому наблюдению (так рыбы, согласно образному сравнению, не замечают воды, в которой живут).
Остается вопрос, какова природа этого «фона» и каким образом на нем выделяются объекты, а также как возможно их движение, если материя по сути непрерывна.
За ответом предлагаю обратиться к Аристотелю, который утверждал, что «все изменяется из существующего в возможности в существующее в действительности»[52]. Надо заметить, что мысль об Аристотеле в контексте рассуждений, касающихся современной физики, приходила на ум не только мне, но и — в свое время — Гейзенбергу, который использовал понятие potentia (латинский перевод греческого «дюнамис») аристотелевской философии при объяснении квантовой теории. По этому поводу не могу не процитировать Хайдеггера: «Аристотель и древние греки не “выдохлись”, не “устарели”. Напротив, мы даже не начинали их понимать»[53].
Итак, «пустое пространство», тот «фон», на котором происходят взаимодействия, можно представить как материю в состоянии потенциального бытия. Тогда простейшие материальные объекты (фундаментальные частицы) возникают в результате ее переходов в состояние актуального бытия. Связь этих бинарных состояний и сам механизм переходов в привычных физических терминах, пожалуй, наиболее правильно будет обозначить как некую разновидность флуктуации, то есть случайный эффект качественного изменения в материальном субстрате (сказать об этом что-либо более содержательное затруднительно в силу предельной элементарности этих процессов, выражающих глубинные свойства материи). Аристотель также считал, что если имеются противоположности, то должно быть и нечто промежуточное; и вероятно, в качестве такого промежуточного между потенциальным и актуальным бытием материи выступает физический вакуум — в пользу данного предположения свидетельствует его гипотетическая способность порождать и поглощать виртуальные частицы, то есть как бы «мерцать» на грани между существованием и несуществованием.
Таким образом, можно условно выделить три уровня материи: «верхний», который в той или иной мере доступен для нашего наблюдения вплоть до субатомных частиц (при наблюдении которых, однако, уже возникают всяческие парадоксы вроде квантовой неопределенности и нелокальности, корпускулярно-волнового дуализма и т. п.); промежуточный уровень, который может теоретически описываться как физический вакуум или близкие к нему состояния полей; и, наконец, полностью скрытый от нас базовый уровень, который содержит в себе материальное бытие остальных уровней как потенцию и обеспечивает единство и связанную с ним внутреннюю упорядоченность материи.
С позиции, обусловленной нашим опытом, базовый уровень материи должен представлять собой нечто абсолютно единое, несоставное и неопределимое, аналогом чего может служить геометрическое понятие точки. В этой неопределенной «точке», однако, выделяются, актуализируются многочисленные континуальные «области». Пытаться говорить об этом языком классической геометрии явно бессмысленно: ее термины к такому предмету просто неприложимы.
Вопросу происхождения множества из единства особое внимание уделялось в неоплатонизме. В философии Плотина этот процесс описывается как эманация, излучение единого Первоначала, которое не есть сущее, но возможность сущего, и порождает все сущее вследствие преизбытка своей природы, не рассеиваясь в нем, но сохраняя свое постоянство. Здесь важным представляется акцент на качественном изменении бытия при переходе от Единого ко многому. Обычный для нашего способа познания принцип сведения всякого качественного изменения к количественному здесь не работает. Порождение многого Единым — это процесс не физический, а в буквальном смысле метафизический, то есть вне границ предмета познания физики. Как сказал авторитетный исследователь античной философии Джон Рист, «за метафизикой нужно обращаться именно к Плотину — без преувеличения, царю метафизиков. И его философия, выходящая за пределы конечного мира греков, выглядит созвучной современному миру и, подобно теории относительности, разрушает привычный и механистичный мир умопостигаемой реальности»[54].
