– И тебя не смущает, что Церковь считает изучение Обратной Стороны губительным для души? Как там… – он воздел палец и словно прислушался к едва слышным отзвукам архиепископских наставлений, и затем изрёк пастырским звенящим голосом: – Изобретателен Падший, кому-то услаждает очи, ласкает слух – иных же манит запретным знанием. И горе тем, кто ищет правды о про́клятом чёрном крае, об Обратной Стороне: своей пытливостью они лишь распахивают душу свою для алчных демонов. Неплохая была энциклика, мне нравится её слог.
– А вы сами в это верите? – раздражённо буркнул Айдан, и когда Рихард промолчал в ответ, ввернул давно уже дожидавшийся своего часа довод: – В Писании такого не было, в Писании в принципе нет Обратной Стороны. А Церковь – она и ошибиться могла, правда?
– Потрясающе.
– Вы не ответили. Вы верите, что?..
– Не важно, во что верю я, – он пожевал щёку, раздумывая, что сказать дальше. – Хорошо, я понял, что ты ни во что не ставишь учение Света, устав и монашеские обеты. Само по себе это не является проблемой. Но вот не подумают ли другие монахи, что им тоже всё можно?.. – взгляд Рихарда рассеянно скользнул по стене. – Хм-м.
– То есть вы намерены запретить мне исследовать путешествие Дейермера, чтобы удержать других от искушения? – спросил Айдан, когда молчание стало утомительным. – И как вы это сделаете? Пойдёте ругаться с бароном?
– Что? – вырванный из паутины раздумий, Рихард моргнул и непонимающе уставился на Айдана. Тому пришлось повторять вопрос. – А. Нет. Я не буду препятствовать. Прости. Тебе, боюсь, не понять моей тревоги о душах других монахов. Ты же у нас ревнитель истины.
Айдан стерпел этот плевок и холодно бросил:
– Так я могу идти?
– Куда? В скрипторий?
– В скрипторий, в Хейвенфельт – в любое место, куда меня призывает Владыка.
– Ах, Владыка. Он такой: как призовёт – не отвертишься, не правда ли?
– Я могу идти?
– Да-да, конечно, – пренебрежительно махнул рукой, а потом, уже в спину, промолвил: – Ты ведь понимаешь, какой приём тебя ждёт в Хейвенфельте?
– Простите? – Айдан обернулся.
– Это же очевидно, – Рихард позволил себе половинку довольной улыбки. – В столице твой интерес к Обратной Стороне вряд ли встретит понимание. А вот, кстати ещё, – он нахмурился, словно эта мысль сейчас только посетила его, – полагаю, архиепископ уже осведомлён о том, что ты колдун. Хм, такое неудачное сочетание: чародей в рясе, интересующийся Обратной Стороной… Будь ты ещё мирянин… Но тогда ты утратил бы все привилегии и связи, которым сейчас обладаешь, – теперь улыбка высветилась целиком, хоть и ненадолго.
– На меня донесли, да? – не очень-то и удивившись этому, выдохнул Айдан.
– А ты как думал? Брат Мельхиор написал, как только услышал. Сколь жутко доброму чаду Света делить кров с мерзким колдуном. И его послание мы с Бернхардом перехватили – тебе бы оно понравилось, сильные формулировки – но кто знает, сколько ещё монахов поспешили доложить о тебе архиепископу? Так что подумай. Это мне ты можешь сказать: отвали, не то будешь иметь дело с бароном, а в Хейвенфельте Генрих фон Ланциг не сможет защитить тебя.
– Вы хотите сказать, что меня обвинят в ереси? – Айдана прошиб холодок.
– В ереси? Хм. Ты не проповедуешь ничего зловредного, так что нет. Просто отступничество. Думаю, тебя закуют в колодки и посадят на хлеб и воду, – как будто чтобы успокоить, он добавил: – Выпустят, наверное, лет через десять, если раскаешься, но книг тебе больше не видать.
– Что же делать?..
– Не знаю, – так вкусно выговорил, даже облизнулся. – Может быть, всё-таки стоит сказать Генриху, что ты погорячился и не хочешь марать душу об это дело?
– Я… Я подумаю.
– Ну, подумай. Досадно будет, если ты сгинешь, ничего не добившись. Хотя… – Рихард пожал плечами. – Мне всегда казалось, что в этой обители слишком много хронистов, – он отсутствующе кивнул и пошёл прочь.
– Но как же барон? – теперь Айдан кричал ему в спину. – Он ведь… Он ведь сам предложил мне поехать в Хейвенфельт, – два проходивших мимо монаха встрепенулись, как напуганные шумом птицы.
– Как же так, да.
– Ладно барон. А как же Швайгер? Он ведь умный.
– Ах, Швайгер? Швайгер неглуп, да, и у него есть знакомые в столице. Но вряд ли он понимает, как всполошится Церковь, когда ты заявишься там с вопросами по поводу Обратной Стороны. Может быть, если король заступится за тебя… – Рихард мечтательно щипнул подбородок. – Он мог бы: унизить Церковь – доброе дело в глазах его союзников из Королевской гильдии магов. Но, может быть, им будет проще устранить тебя, чтобы не искушал попусту?
Брат Рихард совсем ушёл в себя, беседа разладилась. Айдан не стал тормошить его и побрёл наконец в скрипторий, с трудом продираясь сквозь дебри страхов, которые обильно посеял и взрастил зловредный мастер. Айдану совсем не хотелось на хлеб и воду, и в колодки тоже, но этот исход теперь казался почти неизбежным. Не в Хейвенфельте закуют – так Генрих затравит собаками – и одна из них как будто уже возилась в животе, то и дело прихватывая зубами кишки несчастного хрониста. У входа врезался в Брайана, который караулил за дверью и выскочил навстречу с участливым:
– Что? Что? Скажи! Чего зануда от тебя хотел?
– Да ничего… Не знаю, – отмахнулся Айдан. Вот уж с кем не хотелось говорить сейчас, но тот и не думал отставать. – Это же из-за того, что тебе сказал Генрих? – шёпот противно защекотал ухо. – Он же тебя попросил разведать о своём папаше?
– Что? Нет! – отпрянул Айдан.
– Да ладно тебе, – рожа Брайана светилась от гордости. – Все об этом только и болтают! Как здорово!
– Ничего хорошего, – обречённо уронил Айдан. Оглядел скрипторий – отовсюду блестят любопытные глазки. Когда, раздражённо подумал он, только успели растрепать?
– Ты ведь волшебник, ты всё сможешь! – восхищённо протараторил Брайан. – А я ещё думаю, что в тебе наверняка течёт кровь шид!
Мнимый колдун очень внимательно посмотрел на него, представив, как этим взглядом замораживает насмерть, но, чтобы толстяка проняло, требовалось настоящее чародейство. Айдан заскрипел зубами. Кровь шид! А дальше что? Почему так трудно смириться с тем, что успех даётся умом и старанием, а не наличием в родословной мифических лесных духов?
Перестав злиться на Брайана, он снова оказался перед обрисованной Рихардом пропастью. Тотчас же собака в животе заворочалась с новыми силами, а голова вспыхнула, словно туда насыпали горящих угольев. Что с этим всем делать, было совершенно непонятно, и Айдан просто сидел, безразлично пялясь к соседям в рукописи. Вот тянется, разевает пасть, свивает синие кольца дракон на миниатюре, толпятся узкие домишки, мечники сгрудились на крышах, машут оружием, по головам бежит подпись. Одна из чёрточек не в ту сторону смотрит – брат Рихард наверняка заставит переделывать. На столе, прямо рядом с очередным листом «Истории Церкви в Северной Марке» пристроился пучок сухой травы, перехваченный посередине черными нитками – это по-здешнему: «Сдохни, проклятый колдун!» Айдан прищурился. Черноту отчаяния рассекла пылающая дорожка злости: они хотели оскорбить, напугать даже – но не дали себе труда свернуть приличную человеческую фигурку из соломы? Пучок травы – такая глупая, жалкая попытка! Может быть, найти по жадным, прячущимся взглядам и в самом деле пригрозить проклятьем? Айдан ухмыльнулся. Теперь и в голове прояснилось, уголья оттуда вымели, хотя пальцы по-прежнему были словно в снег погружены, а в животе оставалась какая-то слабость. Сейчас ты, Айдан, – сказал он себе, – возьмёшь вот это перо и начнёшь писать очередное слово. Ну, зачем ты его сломал-то? Ты ещё пятно туда посади!
Какое-то оживление, все прервали работу, затихли разговоры. Куда они смотрят?
– Братья, – возгласил Рихард. Он стоял возле кафедры, где прежде сиживал покойный Бернхард, и, хотя не стал садиться на его место, всё же властно облокотился на стол, похожий на изогнутый росчерк пера. Рядом с ним застыли два незнакомых монаха в чёрном, важные, деловые, словно бы от самого архиепископа. – В этом зале уже несколько столетий… – он замялся и начал снова: – Мы храним традиции, сохраняем для будущего свою память и память наших предшественников. Но если подумать, то как далеко мы ушли от образа мыслей первых обитателей монастыря! Они приехали сюда как носители Слова Владыки, как просветители душ, они несли бальзам истинной веры блуждающим во мгле народам, – он говорил уверенно, веско, но каким-то будничным тоном и смотрел при этом отчего-то не на затихших, настороженных слушателей, а себе под ноги, словно не верил в то, что говорит. – А мы? Что мы делаем для простых людей? – он широко раскрыл глаза и поднял руку, будто собрался обнять кого-то, потом поглядел наконец на хронистов, растерянно, вопрошающе. – Мы создаём сокровища для княжеских кладовых, обычный человек за всю жизнь и одной такой не увидит. Мы окружили себя златом и пурпуром, в гордыне своей мы отринули служение людям.
