Однако был и тот, кто оказался рад моему появлению. Я даже не думал, что такие люди вообще существуют. Ну, разве что, кроме тети. Но нет, Поток не был способен врать. Максутов испытывал небывалое воодушевление и сейчас уговаривал Императора, используя все свое красноречие, что тот попросту обязан встретиться со мной, чтобы привлечь нечаянного помощника на свою сторону.
Я знал, что сам Игорь Вениаминович не верит в то, что говорит. Он игрался с Романовым, давно пожертвовав этой фигурой, чтобы добиться успеха в собственной партии. Максутов по-прежнему был уверен, что все происходящее находится в его власти. При мысли об этом, в груди что-то сжалось, будто предчувствуя плохое. Но я отогнал от себя тревожную мысль. Сейчас не время предаваться беспокойству.
На набережную стекалось многочисленное население Петербурга. Так уж повелось, что у русского человека, в каком бы он ни находился мире, любопытство идет впереди чувства самосохранения. Вот уж когда рядом грянет пушечный выстрел, когда разорвется снаряд, тогда-то он и побежит сломя голову, чтобы залезть поглубже, спрятаться подальше, затаится в месте, что потемнее. Но не прежде.
Я узнавал людей с рынка, учащихся пажеского корпуса, лицеистов, даже разглядел бледного Горчакова, облаченного в военную форму. Жив, уже неплохо. Еще бы узнать, что случилось с остальными, в порядке ли? Но это потом. Я лишь был благодарен судьбе, что тети здесь не оказалось. Она могла все испортить.
Император пожаловал в закрытом экипаже всего с шестью всадниками сопровождения. И не потому, что не боялся за собственную жизнь. Значительно поредел и Конвой, часть которого пришлось отдать на усиление Стены. Романов вылез наружу, поддерживаемый Максутовым, и упер в меня свой туманный от выпитого вина взгляд.
Романов открыл рот, чтобы что-то сказать. Нечто невероятно повелительное, способное возвеличить себя в глазах защитников. И вместе с тем великодушное. Потому что знал цену совершенной сегодня победы. Однако я заговорил раньше, протянув к нему нити через Поток.
— Ко мне!
И Император послушался. Удивленно, даже не понимая, почему он это делает. Но вместе с этим не в силах противиться. Он медленно, чуть пошатываясь, зашагал к тому, кем собирался повелевать. Шаркая по мостовой подошвами сшитых на заказ сапог, постоянно спотыкаясь и едва не теряя равновесие.
Метрах в пяти от меня он все же растянулся на булыжниках, впрочем, движения не прекратил. Император всего магического мира, как он себя величал, а ныне лишь горстки отщепенцев, до моего вмешательства без шансов на будущее, медленно пополз на глазах у всех подданных.
По пути он мычал нечто невразумительное. Лишь изредка я разбирал ту самую присказку про «перевернутого мага». Видимо, Император окончательно повредился умом. Какое бы я отвращение к нему сейчас ни испытывал, правитель магов должен был доиграть роль до конца.
Вскоре Романов добрался до меня, даже не предприняв попытку подняться. Он потянулся двумя руками к отставленной ладони и стал покрывать пьяными поцелуями длань спасителя. Тогда я понял, что уже достаточно. Коснулся его другой рукой, и Император упал под ноги с самой блаженной улыбкой, на какую только способен человек. Разве что из уголка его губ мерзко текла слюна. Но это уже издержки путешествия по Потоку.
Формально я не просто забросил его в самые глубины Потока, дабы он странствовал, пока его сознание не устанет бороться. Я сплел для Романова небольшое пространство, где все подчинялось его хотелкам. Там он будет великим Императором, повелевающим народами и странами. Своего рода, я создал виртуальную реальность, подменив ею существующий мир.
Довольно скоро его сознание затухнет. Растворится в Потоке, как нечто, не достигшее просветления и не имеющее права на самостоятельную жизнь. Но по мне, то, что я сделал, было невероятно гуманно. После всего сотворенного Императором.
Честно сказать, провернул я все это не только для Романова. Сказать по правде, мне было искренне плевать на этого тщедушного человечка. Однако мирный переход из одного состояния в другое видели все, кто сейчас собрался здесь. Я уберег их от попытки помочь своему государю, а значит, спас. Потому что шансов у обычных магов против нового Патриарха Падших не было никаких.
Даже весь Конвой стоял сейчас в такой растерянности, что они не сразу бросились поднимать Императора. Потому что каждый чувствовал: Его Величество жив. И находится в полном благополучии. Разве можно желать чего-то еще? Если бы они узнали, что он и приказы им перестанет отдавать, то на руках бы меня носили.
Ну, а теперь, наверное, произойдет, самое главное. Король мертв, да здравствует новый король. Я еле сдержал улыбку, когда Игорь Вениаминович подался ко мне.
— Возблагодарим нашего героя, графа Ирмер-Куликова, который во главе диверсионного отряда нанес сокрушительный удар по противнику! — сделал несколько шагов Максутов. — Ура!
Больше всего мне хотелось протянуть руки вперед и сказать: «Что ты несешь?». Какой диверсионный отряд, какой герой, какой удар? И как он собирался объяснять то, что сейчас произошло с Императором? Однако все оказалось гораздо проще.
Растерянные зрители принялись нестройно кричать: «Ура», ожидая дальнейших объяснений. А Максутов меж тем, улыбаясь, спокойно направился ко мне. Явно не опасаясь участи Романова.
Хотя я чувствовал, что Игорь Вениаминович меня остерегается. Его невероятно смутила обезображенная правая часть туловища, которой коснулась Скверна Патриарха. Впрочем, Максутов великолепно держал лицо. Даже не скривился. Молодец князь, лопни, а держи марку.
Еще он дерзнул протянуть мне руку. А я, из-за какой-то угрюмой веселости, какая бывает от предчувствия скорой смерти, пожал ее.
— Мы ждали тебя. Признаться, Его Величество даже отчаялся. Перестал верить в Пророчество, но я знал, что оно исполнится.
— Пророчество? — искренне удивился я. — И кто напророчил?
— Вельмар. Признаться, он после этого так и не пришел в себя. Сидит в инвалидном кресле. Зато какой шаг для всей Империи!
— Города. Петербургу никогда не стать Империей. Чем раньше вы это поймете, тем спокойнее станет жить.
— Ну, это мы еще посмотрим. Ведь, как я понял, все застенцы уничтожены?
— Только большая часть обороны этой страны.
— Ну, это пустяки, — легкомысленно отмахнулся Максутов. — Теперь осталось последнее, но не менее важное. Позволь…
Он протянул руку, и в Потоке я увидел, как ко мне тянутся синие, покрытые инеем линии. Которым я не в силах противиться.
Что-то щелкнуло в вещевом мешке, который по-прежнему был накинут на плечи. Нечто разрезало его, и на свет появился артефакт, некогда переданный Максутовым для моей защиты. Тот самый кулон.
В груди опять неприятно заныло, словно некто встал на меня подкованным сапогом. И дышать сразу стало тяжело, как если бы я резко поднялся на большую высоту.
— Все это время он был с тобой, — удовлетворенно произнес Игорь Вениаминович. — Знаешь, что это?
Я промолчал, давая возможность Максутову самому все рассказать.
— Артефакт поглощенного разделения. В нашей семье его еще называли Троянским конем. Замечательная штучка. Даришь ее своему неприятелю, и артефакт начинает подпитываться его силой в расчете один к двум. Скольких бы существ ты ни убил, как бы ни возвысился, половина всей твоей мощи будет заключена здесь.
Он постучал ногтем по кулону, довольно улыбаясь.
— Пока обладатель артефакта, истинный, а не мнимый, вроде меня, не решит забрать эту силу себе. Так? — уточнил я.
— Так, — улыбка сошла с лица Игоря Вениаминовича.
Ну вот, что я за человек? Опять все испортил.
Максутов понял, что что-то пошло не так. Не по его гениальному и ранее задуманному плану. Он торопливо раскрутил верхнюю часть кулона и опрокинул его в себя, жадно глотая еле осязаемый эфир. Ту силу, что хранилась внутри.
Игорь Вениаминович захлебывался, его глаза выходили из орбит, вены под кожей набухли от притока силы. Но он все равно оставался недовольным. Я чувствовал это.