Новость действительно не айс. Это была явная подстава, и где гарантии, что других не будет?

Догадываюсь, что моё освобождение приключилось не просто так. Не появись столь вовремя Николов, Дзатоев продолжил бы копать под меня, тем более пищи для размышлений у него предостаточно, вон как ловко поймал меня в ловушку с Филимоновым. Всё-таки башка у ротмистра работает, пусть и не в том направлении.

– Господин полковник, это ведь я вам обязан свободой?

Он усмехается.

– В проницательности вам не отказать. Да, мне пришлось вмешаться в ход расследования. Я внимательно изучил все материалы и понял, что Дзатоев старательно лепит из вас предателя. К счастью, у меня была возможность составить о вас, штабс-ротмистр, собственное мнение. Вы толковый и инициативный офицер с прекрасным послужным списком. Вы воюете на передовой, а не отсиживаетесь в тылу, в отличие от некоторых, а ваш недавний рейд существенно облегчил ситуацию на фронте. Теперь японская артиллерия старательно экономит снаряды. Ну, и как мне сказали, за чинами не гонитесь, хотя достойны гораздо большего. – Николов подмигнул. – Скажу вам по секрету, ротмистр: офицеры в полку переживают за вашу судьбу, а подполковник Али Кули Мирза уже все уши прожужжал моему начальству, грозился дойти аж до самого государя!

Я невольно закашлялся. Приятно, блин, когда тебя настолько ценят! Правда, это не спасает от губы, но… чего там переживать из-за пустяков.

Оно, конечно, слушать бы в свой адрес дифирамбы и слушать, однако я вспоминаю о более важном на текущий момент.

– Господин полковник, помните, я говорил с вами о ловушке, которую японцы могут устроить для нашего флота в Цусимском проливе?

– Безусловно, – мрачнеет Николов.

– Моя информация… подтвердилась? – с замиранием сердца спрашиваю я, а сам молюсь, чтобы этого не произошло и наш флот остался цел.

– Эскадра ещё в пути, – поясняет Николов. – Я, конечно, воспользовался кое-какими своими связями, чтобы о ваших соображениях донесли адмиралу Рожественскому, но, как понимаете, флот есть флот… Боюсь, к моим словам не отнеслись в полной мере серьёзно, тем более подкрепить их особо нечем.

Это да, учебника истории из будущего под рукой у меня нет, так что предвидения какого-то сухопутного штабс-ротмистра в глазах мореманов не стоят и выеденного яйца. Но надежда умирает последней. Вдруг Рожественский примет хоть какие-то меры предосторожности? В то, что удастся разбить японцев на море, я не верю, их флот на голову выше нашего, что, собственно, и покажет Цусима, однако если часть кораблей какими-то кривулями сможет дойти до Порта-Артура, многое в его обороне изменится, и зимой тысяча девятьсот четвёртого крепость не падёт.

– Разрешите поделиться с вами ещё одним предчувствием? – спрашиваю я.

Подполковник догадывается, что ничего хорошего из моих уст не услышит, и мрачно кивает:

– Безусловно.

– Я очень переживаю за судьбу Порт-Артура…

– А что с ним? Гарнизон сражается, и весьма неплохо.

– Так и есть, но японцы готовят решающую атаку. В общем, есть вероятность, что в декабре этого года они его возьмут.

– Вы с ума сошли! – вскидывается Николов.

– Больше всего на свете я бы хотел, чтобы это было именно так. Но если мы ничего не изменим, Порт-Артур падёт через несколько месяцев. Это неприятный, но факт.

Говорить правду вроде легко и просто, но у меня аж душа наизнанку выворачивается.

Собеседник чувствует, что я не вру, окидывает меня задумчивым взглядом.

– Вы очень необычный молодой человек, не зря так мне приглянулись в прошлый раз.

Поскольку не знаю, что ответить, предпочитаю промолчать.

Николов смотрит в окно.

– Не возражаете, если мы продолжим наш разговор по дороге?

– Какой дороге? – не понимаю я.

– Вы ведь не откажете мне в любезности сопроводить меня в поездке? Пусть ротмистр Дзатоев разгребает тут свои дела, а мне пора к себе, в штаб контрразведки.

– На улице темно. Вы собираетесь ехать на ночь? На дорогах может быть неспокойно.

– Поэтому я и хочу, чтобы вы помогли нам добраться без происшествий. Ваше начальство не будет возражать, – улыбается он.

Догадываюсь, что это ему не вожжа под хвост попала, а, действительно, необходимо возвращаться.

– Служба-с, – вздыхает Николов.

Выбора у меня точно нет – а ну, попробуй откажи контрразведке! – поэтому щёлкаю каблуками (эх, пропали моя ванна, душ и какава с чаём!) и склоняю подбородок:

– Сочту за честь!

– Прекрасно. Ваша лошадь ждёт вас на коновязи у дверей штаба, – сообщает хорошую новость контрразведка. – Но мы поедем в моём авто.

В авто так в авто. Несмотря на то, что кое-какие навыки прошлого владельца тела ко мне вернулись, бравым наездником я себя не считаю.

Выходим на улицу. Темень такая, что не видно ни зги, пусть я и понятия не имею, что это за штука такая – зга. Не видно, и всё тут. Вот и знакомая машина, и водитель-вампир на месте. Пусть он вроде и на нашей стороне, всё равно мне как-то не по себе, особенно после той сцены, когда он пил кровь японцев. Вроде и увидел лишь краем глаза, а всё равно – бр!

Вместе с полковником садимся на заднее сиденье, коняшку привязываем к машине: эта «антилопа гну» быстро не бегает, так что ещё неизвестно, кто быстрее устанет, – чудо техники начала двадцатого века или прекрасное животное.

Насколько понимаю, вампиры прекрасно видят в темноте, так что вряд ли мы угодим в аварию. Правда, на сей раз вольноопределяющийся Кузьмин снял очки-консервы, и его глаза стали походить на кошачьи.

Мерно затарахтел двигатель, автомобиль пару раз дёрнулся и сдвинулся с места.

– Хорошо на свободе? – заходит с дежурного вопроса Николов.

– Спрашиваете! – усмехаюсь я. – На свободе и дышится иначе. Полной грудью…

– Признаюсь, я неспроста попросил вас разделить со мной дорогу… Задали вы мне задачку.

– Не понимаю вас, господин полковник.

– Попрошу без чинов, Николай Михалыч.

– Как скажете, Сергей Красенович.

Он ненадолго замолкает.

– Я не первый год живу на свете, многое повидал, причём такого, что врагу не пожелаешь. Так что меня сложно удивить. Но вы, Николай Михалыч, просто какой-то ходячий набор вопросов, причём без ответов.

Разговор явно ведётся неспроста. Пожимаю плечами.

– Попробуйте спросить, может, я смогу дать вам ответ.

– Кто вы такой?

– Э-э… Штабс-ротмистр Николай Гордеев, выпускник Тверского кавалерийского училища.

У Николова кривится лицо.

– Пожалуйста, не надо врать, Николай Михалыч или как вас там зовут на самом деле… Неважно. Главное другое – на вас офицерский мундир, не срамите погоны, – задевает он святое.

– А вам точно нужно знать правду, Сергей Красенович?

Я смотрю на него и прикидываю возможный ход действий.

– Работа у меня такая – узнавать правду, – вздыхает он. – Вы умный человек, должны понимать, что я не с бухты-барахты затеял этот разговор.

– Разве я в чём-то прокололся?

– Теперь это так называется среди молодёжи? Не знал… Знаете, внешне вы всё тот же Гордеев, каким были до госпиталя, мать родная не отличит. И при этом путаетесь в собственном прошлом, не знаете элементарных вещей, а эта история с амнезией… Даже не смешно, Николай Михалыч. Звучит, конечно, правдоподобно, но до поры до времени, пока вами не займётся настоящий специалист. А у нас есть такие спецы, уж поверьте мне на слово.

– Верю…

Если станет совсем жарко, боюсь, подполковника придётся убрать, пусть он и вызывает у меня искреннюю симпатию. Нормальный мужик, но какого хрена ему вдруг понадобилось меня расколоть?! Что-то я не уверен, что выдержу гипноз или какие-нибудь магические штучки-дрючки, наверняка выложу всю подноготную. А если ликвидирую Николова, получается, что и вампира придётся грохнуть. А как иначе? Свидетели в таких делах не нужны. Понятия не имею, как справлюсь с обоими, тем более это не совсем люди, один так и вовсе упырь, но коль припрёт нужда…

И всё-таки в душе тлеет малюсенький огонёк надежды, что в лице Николова я могу найти себе нужного союзника. Одному мне эту долбаную войну не переиграть. Булавочными уколами победу из рук врага не вырву, нужна артиллерия более крупного калибра.