Лесная тропа услужливо стелилась прямо под ноги. Чуть шагнешь в сторону – и сапоги проваливались в море крапивы, что в этих местах росла почти по пояс. Жалила она нещадно, не спасали даже ботфорты из бычьей кожи. Воистину, когда нужно, фейри умеют быть жестокими.

– Угораздило же служить… еще дальше не могли забраться?.. Ох, тролль тебя подери! – пришлось обернуться и приложить палец к губам, чтобы парень не слишком усердствовал. В чужих владениях негоже было лишний раз поминать имя хозяев. Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься у них в гостях. А у них и подарка нет, кроме как собственной шкуры…

Ларс, похоже, до сих пор не до конца осознал, как оказался на ногах в такую рань, да еще в той части леса, куда никто в здравом уме не сунется без осинового креста под мышкой, мешка железных гвоздей и рябинового веника в придачу. У самого Гарна в нагрудном кармане лежит сшитый заботливой женской рукой мешочек с клевером. Один лепесток на любовь, другой на удачу. Третий, от дурного глаза, по всей видимости, оторвался, раз не уберег его от того злополучного кошмара.

Хозяина Гарн и прежде нередко видел во сне, но всякий раз гроза проходила мимо. А вот в ту ночь Фафнир так крепко схватил его за грудки, что наутро Гарн обнаружил на коже парочку самых взаправдашних царапин.

– Ах ты ж ведьмин сын! – проревел чародей, и только огнем в него не плюнул. —Разлегся, не дозовешься его. Долго еще мне тебя ждать, гаденыш? – по словам перепуганной кухарки, Гарн с диким воплем скатился посреди ночи с кровати и чуть было не побежал в лес в чем мать родила.

Однако же, следовало все устроить с умом. Вот почему сейчас за ним, след в след, тащится этот юнец, а подопечные не один месяц будут поднимать тосты в его честь, пропивая его же жалованье в местных трактирах. Зато не будут болтать лишнего.

И что только не сделаешь ради старого господина…

Путеводная нить тянется едва заметной паутиной – чтобы ее заметить, приходится постоянно прищуривать левый глаз, и при этом смотреть в оба, чтобы ненароком не наступить на запрятанный в траве капкан из чистого золота или искусно расставленные паутинные силки. И хотя четвертый лепесток обязан был притянуть богатство, Гарн не хотел бы отвоевывать свою долю у рассерженного тролля.

Плечи оттягивает лямка раздутой сумки. Старику зачем-то позарез понадобилось перенести весь свой колдовской скарб в новое пристанище. Если уж так приспичило, почему бы просто не щелкнуть пресловутым золоченым ногтем и не перенести все в мгновение ока? Гарну пришлось выкручиваться, чтобы не привлечь внимание Темного Графа, как прозвали в замке нового родственника короля. Тот уже вовсю наводил во дворце свои порядки, хотя до свадьбы было еще далеко, да и жених числился в бегах. Особенно Хокана заинтересовали книги и снадобья опального алхимика. Еще пара дней – и Гарн не решился бы и голову на подушку преклонить, чтобы ненароком снова не встретиться с разъяренным магом – поди потом объясни тому, что труд всех его бессонных ночей перешел в чужие руки…

Кажется, пришли – вот это место, фиалковая поляна, обрамленная густо-зелеными перьями папоротников. Когда увидел его впервые во сне, не поверил, что такое есть на самом деле. Здесь можно было без опаски скинуть с плеч опостылевший груз и присесть на мягкий мох. А потом ждать. По ту сторону наверняка уже знали об их приходе.

***

Холм издалека походил на спящего человека. Удобно подперев щеку гигантским валуном, тот мирно дремал в раскидистых зарослях бузины. Темнеющая мушка на курносом носу оказалась птичьим гнездом – свитым на виду у всех, на солнышке. Стоило немного присмотреться, и вокруг обнаружились и другие гнезда, а еще превеликое множество норок, из которых высыпали разношерстые обитатели холма.

– Ну, развела зверинец, – пробормотал Коори, отдергивая сапог от не в меру любопытного енота, которому приглянулись его зеленые бубенчики. – Со всего леса собирала, не иначе…

– Кто? – спросила Ханна и осеклась: воздух здесь был настолько чистый, что каждое слово еще долго звенело где-то в вышине. Стило Свейну чихнуть, как дружный гомон птичьих голосов принялся с удовольствием передразнивать его на все лады.

– А вот и хозяйка, – указал Бересклет на особенно пышный куст с гроздьями ярко-алых ягод. Птицы переговаривались между собой, подбираясь поближе и с любопытством рассматривая гостей, барсук обнюхал ладонь Ханны и теперь стоял, млея от почесывания за ушами, а следом уже образовалась очередь из недовольно пищащих маленьких барсучат. Совсем как дети. Потому-то девочка нисколько не удивилась, увидев в самой гуще ветвей приветливое лицо.

Вышитая шаль, заколотая на груди сверкающей зеленой брошью, ярко-алая шерстяная юбка и чепец с кружевными оборками – по всей видимости, Матушка Бузина была той еще модницей. Пронзительно-зеленые глаза внезапно почернели, как и подвешенные у висков гроздья ягод, когда она заметила позади сжавшуюся фигуру Фафнира.

– А это еще кто? – грозно загрохотало в воздухе, и целые полчища насекомых разом вспорхнули, бросились темному колдуну в лицо. – Вы кого сюда привели?

– Мы тут ни при чем! – разом подняли руки фейри, держа Ханну перед собой, словно щитом загораживались. – Ты просила милую девочку в помощницы, вот мы тебе ее и привели. А те… сами увязались!

Птицы кружили над головами отбивающихся Свейна и мага, неуклонно тесня их к призрачной границе. А ведь королевская стража преследовала их по пятам. Как же вытянулись лица гвардейцев, когда все трое буквально испарились в воздухе, осыпав их на прощание куриными перьями.

– Не иначе, колдовство фей! – зашептались самые пугливые, а командир отряда сделал было шаг – и получил по носу гибкой веткой орешника.

– Глядите, уши-то, уши… – солдаты в страхе отпрянули от своего начальника, у которого виски закучерявились молодой порослью, а ушные раковины вытянулись на манер ослиных.

Что, если отряд еще не успел уйти далеко? Тогда-то Фафниру придется ответить за все сполна, да и принцу наверняка не поздоровится.

– Подождите… Перестаньте! – крикнула Ханна, пытаясь перекричать птичий гомон. Те, как ни странно, сразу затихли – и скрылись за малахитовыми шпилями елей.

– Что ты хочешь сказать, девочка? – прищурила чуть раскосые глаза эльфийка, и в этом медово-ласковом голосе явно слышалась опасная нотка, как муха барахтается в липкой жиже, обреченная на сладкую смерть. ‒ Какая ты миленькая… А волосы-то! ‒ она ахнула, хлопоча над растрепанными локонами Ханны с резным деревянным гребнем. ‒ Разве можно запускать такое богатство! Пожалуй, ты-то можешь остаться. Надо тебя привести в порядок.

– Грёнхен… надо же, а я-то было подумал, ты меня позабыла… Тьфу, да хватит уже! – усмирившийся было цветочный вихрь возобновился с прежней силой, облепив Фафнира с головы до пят. – Слушай… я бы снял перед тобой шляпу, как полагается, но, видишь ли, у меня ее попусту нет!

– Неужто так торопился? – презрительно фыркнула женщина, но все-таки махнула платком, отзывая своих крылатых помощников. – Опять что-то натворил? И надеешься, что сможешь жить у меня припеваючи, пока все не уляжется?

– В память о добрых старых временах… – начал было Фафнира, но закашлялся.

– Не плюй! Даже не смей мне тут… гадить! – словно встревоженная наседка, защищающая выводок, Бузина грозно замахав руками прямо у мага перед носом, оттеснила его подальше от ухоженных цветочных клумб, в заросли крапивы-лебеды. – Вон твое место. Или нет, лучше вон там – зеленая палочка-луч высветила заросшую осотом каменистую гряду, – скройся с глаз моих долой!

Позже, правда, выяснилось, что у Матушки Грёнхен глаза и уши находятся буквально повсюду. Так что Фафниру пришлось в конечном счете обернуться вороном и большую часть дня проводить вдали от «гостеприимного» бузинного островка. Впрочем, в остальных гостях эльфийка души не чаяла, особенно в Ханне.