Литмир - Электронная Библиотека

Наблюдать за ожившими вещами было странно, но куда больше Рина удивлялась тому, как быстро к этому привыкла.

«Ну, я все-таки сама была вещью последние двести лет, даже если сейчас ничего не помню, – сказала она себе. – Где-то внутри воспоминания остались».

Печь нагрелась, и стало намного теплее. Рина подвинула табурет к беленому боку и прислонилась к нему спиной, поджав босые ступни. Клим еще раз выехал во двор и на этот раз вернулся с двумя ведрами на ручках, полными парного молока. Рина ненавидела козье молоко. Оно было слишком жирным и неприятно пахло. Но когда кружка зависла прямо перед ней, она приняла ее с благодарностью. Наверное, от жажды и голода молоко показалось ей сладким и совсем без запаха. Только выпив его до капли, Рина вспомнила про подарок короля. Она торопливо вытерла губы большим пальцем правой руки, на который надела перстень. Камень остался белым. Рина тихонько выдохнула, ей стало стыдно за плохие мысли о бабушке, но осторожность никогда не повредит.

Беднягу Клима снова отправили по поручению – на этот раз в огород. Он вернулся оттуда с корзинами, полными тыквы, картошки и зелени. Под звуки готовки, шкворчание и шипение Рина совсем расслабилась и почти задремала. Но тут бабушка громыхнула заслонкой рядом с ней и сунула в печь котелок.

Потом с Рины сдернули шаль, и табурет вытолкнули из-под ее ног. Она в ужасе застыла, и вдруг мелкие змейки заскользили по ее телу. Рина сначала не поняла, что происходит, а потом увидела, что это шерстяные нити из клубка. Одна обхватила за бедра. Вторая за талию. Третья сомкнулась прямо на горле, как удавка, и Рина бы завизжала, продлись это чуть дольше. Но нити обвивали ее и тут же отпускали, а портняжные ножницы делили их на отрезки. Только когда дело дошло до запястий, Рина поняла, что, кажется, бабушка снимает с нее мерки.

– Ай! – вскрикнула она: шерстяная нить задела ободранную коленку.

Бабушка на минуту оставила Рину в покое. Что-то загромыхало на полках в дальнем углу, потом оттуда прилетела большая бутыль темного стекла и встала у печи. Слетевшая с горлышка пробка покатилась по полу, запахло спиртом. Бабушка открыла сундук у стола, порылась в нем и шлепнула на ладонь Рины лоскут чистой ткани.

– Это чтобы я промыла рану?

«Дзинь», – подтвердил Клим.

– Спасибо!

Рина присела возле бутыли, наклонила ее и смочила ткань. Потом аккуратно, морщась и шипя, промокнула ранку. Ее сильно щипало. Даже глаза заслезились, хотя, скорее, не от боли, а от спиртовых паров.

Бабушка понаблюдала за картиной «Рина себя жалеет» минуты две, а потом отобрала у нее тряпку и без всяких церемоний прижала к ушибу.

– А-ай! – взвыла Рина, прыгая на одной ноге. – Больно же! Больно!

Но бабушка в жалельщицы не записывалась. Она хорошенько обеззаразила рану и туго ее забинтовала. Под конец Рина почти молилась о том, чтобы ее оставили в покое, но бабушка сняла с нее все мерки до последней.

Потом под Рину снова пихнули табурет, на колени ей упала шаль, а из комода поднялась коробка с вязальной машиной и целый мешок мотков с пряжей. Видимо, бабушка напряла их из козьей шерсти. Вязальная машина работала так быстро, что от нее рябило в глазах. Рычажки и кнопки постоянно перещелкивались, и какая-то деталь сверху металась вправо-влево с такой скоростью, что невозможно было разглядеть ее форму. А потом р-раз! и готов целый кусок ткани, а за ним и отличнейшая кашемировая кофта – очень тонкая и мягкая на ощупь. Она плюхнулась Рине на колени, и тут же заслонка печи отъехала в сторону. Головокружительно запахло тыквенной кашей на молоке и печеным бататом.

Бабушка мигом собрала на стол, и Рина не стала дожидаться, когда табурет под ней опять запляшет.

Она так хотела есть, что сама похромала к столу, удивляясь собственной наглости. Каша обжигала губы и долго не стыла, но была невероятно вкусной, как и сладкая картошка.

«Сюда бы еще риса добавить, – мечтательно подумала Рина. – Но и так пальчики оближешь».

Она опять забыла про кольцо и запоздало ткнула его в тарелку, стараясь сделать это незаметно для бабушки. После ужина был чай с вишневым вареньем и приторным виноградом, а потом Рину уложили спать – в комнате Клима, судя по обстановке. Тут все было какое-то мальчишеское: стены без узоров и ни одной симпатичной вещицы, а из мебели только стол, сундук да кровать у стены, застеленная сразу тремя покрывалами – одно невзрачней другого. Голое окно без занавесок выходило в темный сад.

Свеча в фонаре погасла, как только Рина забралась под одеяло, и она дала себе слово не смыкать глаз всю ночь, но в тепле и уюте после целого дня волнений и сытного ужина сдержать это обещание было выше ее сил.

Глава 3

Занавесочные сплетни

Наутро оказалось, что бабушка вязала всю ночь. Плоды ее трудов мягкой башенкой высились на сундуке, и было видно, как в лучах солнца на них оседают пылинки. На кухне что-то уютно шумело, совсем как у папиных родителей на даче. С тех пор как дедушка умер три года назад, бабушка Ната больше не возвращалась в их сельский дом. Ей невыносимо было жить там одной, и она занялась бесконечными визитами к подругам – ездила то к одной, то к другой или снимала комнаты в отелях. Последнее письмо от нее пришло из приморского городка на севере Хайзе, который славился своими курортами. Бабушка Ната отлично проводила там время на пару с кузиной. Она еще не придумала, куда поедет после отдыха, и написала: «Живу одним днем!

Ничего не загадываю на завтра». Поэтому Рина даже не знала, где бабушка Ната сейчас, и оттого скучала по ней вдвойне. Особенно по той, прежней бабушке, какой она была при живом муже. Тогда Рину будили такие же звуки готовки по утрам. И как здорово было просыпаться от запаха оладий!

– Доброе утро! – шепнула Рина часам.

Папа с мамой станцевали синхронную улыбку.

«Засоня!» – покрутился влево сердитый Альберт.

Новые вещи решено было надеть прямо на пижаму. Так и теплее, и не сильно колется. Кроме кашемировой кофты, Рину ждали плотные штаны, длинные гольфы, перчатки, шарф и куртка из толстой шерсти с капюшоном и кучей карманов. Для всего этого было еще слишком жарко, но бабушки есть бабушки – они всегда готовятся к зиме заранее. Рина пока надела только кофту и штаны, но подвернула их до колен, чтобы не вспотеть. Ткань была приятного коричневого оттенка, близкого к цвету кофе с молоком.

«Но у бабушки все козы белые… Чем она красит пряжу, если красильни давно не работают? В луковой шелухе варит, что ли?»

Луком от шерсти не пахло. От нее исходил тонкий аромат мыла и розового клевера. Рина оставила часть вещей на сундуке, заправила постель и вышла в комнату с печкой.

– Доброе утро! Большое спасибо вам за одежду!

Теперь она совсем не боялась бабушку. Если бы та и решила что-то с ней сделать – уже давно бы сделала.

Клим у стола приветственно дзинькнул, и к Рине подлетела знакомая зеленая бутыль. Пришлось сесть на табурет и вытянуть перевязанную ногу, хотя от воспоминаний о вчерашнем лечении бросало в дрожь. Зато эффект от бабушкиного лекарства был что надо: опухоль почти спала за ночь, а ранка подсохла и затянулась корочкой.

«Может, мой талант в том, что я везучая? – подумала Рина. – Ведь умудрилась же я познакомиться с Климом, и так вышло, что именно его бабушка единственная из деревни не уснула и приютила меня».

Эта мысль ей понравилась и придала уверенности в себе. С тех пор как Натан сказал, что Странников выбирает сама судьба, Рина пыталась понять, за что именно выбрали ее. Наверняка в ней скрывался талант, о котором она еще не знала, но пока из подходящих вариантов было только везение и любовь к прогулкам.

Будильник на подоконнике показывал без четверти восемь, когда Рина села за стол. На завтрак бабушка испекла кукурузные оладьи, вскипятила молоко с корицей и медом и подогрела вчерашнюю кашу. Вкусно было до умопомрачения. Пока Рина ела, бабушка упаковывала ей в дорогу вареный батат, заворачивала в капустный лист морковь и сыр, насыпала в банку изюм, орехи и курагу.

11
{"b":"839540","o":1}