– Бамблби превращался в точно такого же Сhevrolet Camaro. Это, – поучительно указывает на мою машину, при этом закатывая глаза, – прототип Бамблби.

Я нихера не понял, но раз режиссёры выбрали для фильма эту модель, значит у меня хороший вкус. Это приятно тешит мое самолюбие, блть.

Перекладываю сумки в багажник, освобождая задние кресла. Пацан ловко запрыгивает назад, а его мамаша, к моему изумлению, садится на переднее пассажирское.

Останавливаю машину возле старой панельной девятиэтажки и выхожу вместе со всеми. Хватаю неподъемные пакеты под непонимающе-удивленный взгляд рыжей. Она считает, что я позволю ей тащить эти гири? Я, конечно, не благородный рыцарь, но и не последняя сволочь. Хотя я сволочь, но и не последняя.

– Я донесу, – поясняю, раз уж сама не догоняет.

– Спасибо, но не стОит, – вредничает.

– А я не спрашивал.

– Пошли, Макс, – тянет за руку за собой мальчонка. Никитос, все-таки, гораздо смышленее своей бестолковой мамаши. – Пока, Бамблби!

Мы с парнишкой идем впереди, а вредина плетется за нами сзади. Когда мы заходим в подъезд, я мысленно готовлюсь увидеть и прочувствовать все прелести старых панелек: невыносимый смрад, исходящий из мусоропровода, старые разбитые окна, обвисшие почтовые ящики, окурки, грязь, обоссанные углы и лифт «привет клаустрофобам». Но каково мое изумление, когда я вижу цветы в горшках на окнах и чистые выкрашенные стены.

– А вы, должно быть, ожидали алкашей с наркоманами увидеть? – слово прочитав мои мысли, спрашивает девчонка.

– Честно, да, – признаюсь.

Рыжая беспечно пожимает плечами и поднимается на второй этаж, копошится в рюкзаке, выискивая ключи.

Первым в квартиру запрыгивает Шумахер, а его мамаша придерживает дверь, пропуская следом меня. В прихожей тесно и нам втроем крайне сложно разойтись, не задев друг друга. Я ставлю пакеты на пол и разворачиваюсь лицом к выходу, но сталкиваюсь в дверях с рыжей ведьмой, которая смотрит на меня своими изумрудами. Она намного ниже меня и едва ли достает мне до плеч. Мы стоим очень близко к друг другу, и я отчетливо слышу ее учащенное дыхание. Или это мое?

Меня волнует. Волнует ее запах, так упоительно наполняющий мои легкие ароматом магнолии, сладкой ванили и медовыми яблоками. Он, несомненно, подходит к ее солнечной пшеничной шевелюре, зеленым глазам и янтарным веснушкам. Я опять чувствую дикую потребность прикоснуться к ее волосам и втянуть в себя их запах: чувственный, обволакивающий, женственный. Меня волнуют ее бледные, слегка потрескавшиеся губы, по которым хочется провести языком, увлажняя и наполняя живительной влагой.

– Макс, а ты с нами поужинаешь? – меня выдергивает из мира фантазий и бросает сюда, в тесную квартирку, где живут двое и где мне совершенно нет места.

Этот неловкий момент.

И ты, вроде, понимаешь, что по правилам приличия должна пригласить пройти в квартиру, предложить чай или кофе, но вы – не друзья и даже не знакомые, вы – ненавидящие друг друга люди.

Но как же неловко, Господи!

– Маам, – дергает меня за рукав Никитка, – Макс же останется с нами покушать?

– Эмм… Я не знаю… Ему, наверное, нужно торопиться и … – запинаюсь и красноречиво смотрю на этого огромного обезьяна, надеясь, что он самостоятельно попрощается и покинет наш с сыном дом.

– Я останусь, – перебивает меня нахал и начинает активно разуваться.

– Урааа! – ликует Никитка и несется в комнату, пока я ошарашенно моргаю глазами.

Останется? В смысле? Как это?

Нет, нет, нет! Мы так не договаривались!

Хочу возразить, но этот наглец с легкостью прихватывает с пола сумки и направляется в сторону кухни.

А откуда он знает, где в моей квартире кухня?

Следую за ним, и когда мы остаемся на кухне вдвоем, прикрываю дверь.

– Если ты… то есть вы согласились, чтобы не обидеть Никиту, то вовсе не обязательно нарушать твои… ваши…

– А че на ужин? – не церемонясь. – С утра ни че не ел, – шаркает глазами по газовой плите.

Вот так просто, да?

– Тушеное мясо с рисом, – отупело говорю я.

Господи, Жукова, очнись! Ты правда собралась его кормить?

«Но он же ехал с работы, возможно, голодный. Не погнушался изменить свои планы и помочь тебе с тяжелыми сумками», – подзуживает мой внутренний голос.

Мне хочется крикнуть ему – «заткнись!», но не успеваю.

– Это типа плов? – усмехаясь, выгибает бровь наглец.

– Это типа отдельно тушеного мяса и отдельно сваренного риса, – поясняю.

Он что, никогда не ел обычную человеческую еду? Какими же деликатесами баловала их повариха?

– Годится, – лениво бросает Филатов, будто делает мне огромное одолжение.

Неужели его Высочество Заносчивая Задница снизойдет до нас смертных и отведает нашу мирскую пищу?

Дверь резко открывается и в кухню влетает взъерошенный Никитка с горящими, как факел, глазами.

– Макс, пойдем! Я покажу тебе кто такие Трансформеры, – довольный ребёнок утягивает нашего непрошенного гостя в комнату, а я остаюсь одна в полном непонимании и смятении.

У меня очень странные и противоречивые ощущения. Я здесь, в своей квартире, всё привычно и знакомо, за исключением понимания того, что сейчас в комнате мой сын не один. С ним мужчина. И он – не мой отец, не Леон, редко заглядывающий к нам в гости, не сантехник или слесарь по вызову. Он – мужчина: чужой и не мой, не близкий и не знакомый, но отчего-то волнующий до вспотевших ладошек.

Механически совершаю привычный порядок действий: мою овощи, нарезаю салат, подогреваю кастрюли с едой. Но по неизвестной причине я достаю праздничный салатник вместо бывалой глубокой суповой тарелки, аккуратно нарезаю треугольничками хлеб, расставляю тарелки из маминого сервиза. И спрашиваю себя: «Жукова, ты собираешься произвести впечатление на вот этого наглеца с дьявольскими ямочками?». Да брось, ведь он даже не заметит твоего немецкого фарфора.

Стискиваю кулаки и делаю долгий выдох и два коротких.

«Гостеприимство! Я просто проявляю гостеприимство! Я воспитанная дочь своих родителей! Он поест и уйдет!» – подключаю аффирмации и чувствую, как они начинают работать.

Разглядываю стол: три тарелки, три вилки. Это так непривычно и странно, будто твой прежний, сложившийся годами уклад вмиг без твоего разрешения трансформировали, вторглись на твою личную территорию, а как с этим существовать не объяснили.

Я стою в дверном проеме нашей единственной комнаты и вижу картину, поражающую меня точно в сердце, которое бесцеремонно разгоняет по венам дофамин. Смесь из моих противоречивых чувств подобна ядерному взрыву и смотреть на то, как эти двое сидят на ковре бок о бок и смотрят пресловутых Трансформеров – выше моих моральных сил. Мужская идиллия, черт бы её побрал!

В носу начинает щипать, а глаза увлажняются. Я не должна проникаться и придумывать себе того, чего нет и быть не может. По крайней мере с этим наглецом. Поэтому старательно сдерживаю себя и, крепко зажмурившись, ухожу обратно на кухню.

Именно так выглядит обычная среднестатистическая семья: уютный дом, заботливая жена, накрывающая стол к ужину, счастливый ребенок и любящий муж и папа. Только вот незадача – мы не семья, а мужчина, находящийся в моей квартире, ненавидит меня так же, как и я его. И ничего с этим не попишешь.

– Ужин готов! – кричу из кухни, развязывая фартук.

Я не успела переодеться, собрала только волосы в высокую гульку на голове.

Они заходят вместе и на кухне тотчас становится слишком тесно. Какой же Максим все-таки высокий! А эти его широкие плечи… Чем они так натренированы? Академической греблей?

Никитка гордо усаживается на свое привычное место, а я замечаю, как наглец пристраивается на мое.

Ладно.

«Гостеприимство. Гостеприимство», – как мантру повторяю я.

Мне не стыдно за свою стряпню, и я абсолютно уверена, что получилось съедобно. За те годы, что мы прожили здесь с мамой, она поднатаскала меня в хозяйстве и быту.