Да, не все, что называют мыслью, ею является.

Человек говорит: «Я думаю, что…» Пожалуйста, не сразу верьте этим словам. Вслушайтесь в рассуждения говорящего. И нередко (а сегодня, я бы сказала, даже часто) вы столкнетесь с тем, что думаньем тут и не пахнет. Мало этого – вы встретите (уверяю вас!) таких собеседников, которые и представления-то не имеют об этом увлекательном процессе…

Сразу поясню: речь не о тех, которых русский народ издавна припечатал присловьем «Пьяный проспится, дурак – никогда».

Говорю о людях, наделенных вполне себе нормальным интеллектом. Вопрос только в том, когда они его включают. И включают ли? Начиная о чем-то рассуждать, выстраивают ли необходимые логические цепочки?

Простой пример. В 90-е годы (к ним сегодня прилепили сознательно, с целью остановить размышление над ними, ярлык лихие; я же называю их поворотными; но сейчас речь не о политике) я была членом Комиссии по вопросам помилования при Президенте России (была такая очень важная для нашей страны Комиссия – каждую неделю рассматривали мы по 250 прошений к президенту; ликвидирована преемником президента Ельцина в конце 2001 года). Мне не раз приходилось говорить с людьми о смертной казни. Сама я убежденная ее противница с девятнадцати лет и, сколько ни искала, как человек науки, аргументов против себя – не нашла. Так вот, в 90-е годы те, кто со мной спорил, приводили неотразимый, с их точки зрения, аргумент в пользу смертной казни:

– А как же тогда сексуальные маньяки, у которых на совести столько жертв? Чикатило?

– То есть, – уточняла я, – вы полагаете, что смертная казнь нужна, чтобы остановить этих убийц? Правильно я вас понимаю? Маньяки – действенный аргумент в ее пользу? Их надо расстреливать, чтоб другим неповадно было?

– Ну да!

– Вынуждена вас разочаровать. Это аргумент не против меня, а против вас. Те самые страшные маньяки были как раз при наличии смертной казни. Они не раз и не два имели случай убедиться, что за это расстреливают. И – увы! – это их не остановило.

…И что, вы думаете, человек спохватывался? Ах да, мол, и правда? Задумывался над бесспорным моим аргументом? Да нет, нисколько. Мозг прочно выключен. Сложившееся когда-то (и уже порядком слежавшееся) мнение закреплено. Человеку то ли неохота, то ли просто в голову не приходит его перепроверить – под влиянием новой информации.

А что это такое, собственно говоря, – мнение?

Как часто мы слышим: «Это мое мнение!»

Или: «Могу же я иметь свое мнение!»

Но все ли хорошо понимают, что они при этом имеют в виду?

Если углубиться в далекое прошлое – в языки так называемой индоевропейской группы (литовский, готский, древнеиндийский и т. п.), предшествовавшие нашему родному языку, везде «мнить» (в соответствующих тем языкам формах) будет означать, как и сегодня, – думать, полагать. «Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь?» (Самозванец в «Борисе Годунове» – Марине Мнишек).

Мнение – суждение не с кондачка, а на основе размышления: «…Я совершенно с мнением господина прапорщика согласен, ибо мнение сие основано на всех правилах здравой тактики…» («Капитанская дочка»).

Это может быть и оценочное суждение, основанное, однако, на фактах: «Он уронил Россию во мнении Европы…» (письмо Пушкина Нащокину, 1831).

Проливает свет на еще один оттенок слова «мнение» давнее высказывание Сергея Адамовича Ковалева в бытность его народным депутатом: «Я выражаю не мнения своих избирателей, а их интересы».

Очень важное различие! Человек может настойчиво высказывать свое мнение – поддерживать, скажем, политику своей власти, – и при том не понимать, что эта политика в немалой степени расходится с его интересами, насущными потребностями его и его семьи.

Слово мнение имеет в русском языке множество тонких обертонов. В полной мере они доступны, пожалуй, только носителю русского языка – тому, для кого он родной или второй родной. Заглянем в многотомный Академический словарь и увидим ряд примеров, при общем значении разнящихся именно в оттенках. Потому, наверно, что это слишком давнее русское слово, с длинной историей употребления. Оно встречается в нашем языке еще в XI веке.

И все-таки главный его смысл – «суждение, выражающее оценку…».

Суждение – то есть результат размышления, мысли. Но отличие от суждений иного рода в том, что в высказанном вами мнении всегда – немалая доля личного, оценочного. А оценка – дело, пожалуй, сугубо личное, субъективное, даже если и претендующее при этом на объективность (экспертная оценка). Вот Женя Астафьева (моя внучка) сообщает мне: ее харьковский приятель «пошел купить лимонад “Крым”, потому что считает его очень вкусным. Его обозвали сепаратом». Так в нынешней напряженной политической обстановке оценили его вкусы.

Тот, кто не забывает своевременно нажать кнопку «Думать!», поймет, что недаром мы говорим: «Я о нем хорошего мнения» или «У нас в офисе все о нем не очень-то хорошего мнения».

Не все и не всегда упомянутую кнопку нажимают. И потому мы часто (и сегодня – всё чаще) наблюдаем человека, произносящего с важным и значительным видом «Это мое мнение!». Вид у него такой, будто он сообщает нам нечто непререкаемое, объективное, вроде закона всемирного тяготения.

В диалектах России – например, на Дону – было в ходу слово «мнёние», означающее «ум, сообразительность»: «Барышня хорошего мнёния» – хорошо, значит, соображает барышня. Может, в память об этом диалектном значении и ставит так высоко надменный господин свое «мнёние»?

В пушкинские времена это слово имело еще одно, впоследствии утраченное значение. Под мнением понимали, представьте себе, политические взгляды – не всякие, а, как сказали бы мы сегодня, оппозиционные. И старший друг Пушкина Вяземский пишет в своей знаменитой «Старой записной книжке»: «Говорю здесь об одних политических преступниках, коих единственное преступление в мнении» (курсив мой. – М. Ч.).

Языковеды считают, что «все основные понятия, относящиеся к интеллектуальной сфере, выражаются словами старославянского происхождения – например, разум, рассуждение, мысль, размышление, воззрение, убеждение и т. п.» (акад. В. В. Виноградов). Старославянский язык был в буквальном смысле слова создан в IX – X веках братьями Кириллом и Мефодием (памятник им стоит на Славянской площади в Москве) для перевода с греческого книг православного богослужения. И сегодня можно слышать этот давно уже застывший, неразвивающийся (как и латынь) язык в церкви. Он называется церковно-славянским.

Ну это так – для общего образования (надо же знать, кому именно стоит памятник в Москве у метро «Китай-город»). А нас интересует сейчас слово убеждение.

Когда-то это слово означало главным образом действие – от глагола убедить, убеждать (кого-то). Но в пушкинское время (20–30-е годы XIX века) развилось новое (сегодняшнее) значение слова – «твердый взгляд на что-нибудь как элемент цельного мировоззрения, идейный принцип…». Подчеркивается, что это «точка зрения, сложившаяся на основе непосредственного рационального познания действительности». Академик Виноградов цитирует один из учебников «советского» времени, и «марксистско-ленинский» дух этого времени ощущается в формулировках. Но рациональное зерно здесь есть – во-первых, твердый взгляд, во-вторых – сложившийся в результате каких-то умственных усилий. Возьмем эти признаки убеждения на заметку – для дальнейшего.