Выхожу в коридор к телефону, вызываю полицию и затем заглядываю к Биллу. Мой сосед, сидя на кровати, с отсутствующим видом цедит пиво. При моем появлении он несколько оживляется. Со стуком поставив банку на столик, он бодро восклицает:
— О, Алекс! Как дела? А я уже лучше себя чувствую. Успел в магазин смотаться. Хочешь пива? Тебя, я вижу, не прибили на этом свидании. Ого, слушай, у тебя опять рубашка в крови! Ты однообразно неряшлив.
Действительно, только теперь замечаю, что рубашка у меня на груди и животе вся в бурых мазках и пятнах. Сам я испачкаться так не мог. Кто-то постарался меня извозить, пока я бесчувственно валялся у себя в номере на полу. Беря без спроса банку пива из холодильника, предлагаю:
— Какая рубашка, о чем ты говоришь? Ты еще не видел, какая у меня шишка на затылке. У меня нет сил с тобой болтать. Про кровь мы после поговорим. Сходи лучше посмотри, что я нашел у себя в комнате.
Билл возвращается не больше чем через полминуты. Аккуратно прикрыв за собой дверь, он останавливается и задумчиво смотрит перед собой. Затем, не произнося ни слова, привычно лезет в холодильник. Даже сейчас он не особенно возбужден, только поблескивают маленькие карие глазки. Открыв новую банку пива, мой приятель суммирует свежие впечатления:
— Первое, что я могу тебе сказать: это не ты его прирезал.
— Даты что? Спасибо тебе. Я так волновался.
— Не придуривайся, я пока единственный твой свидетель. Сейчас полиция приедет, и свидетели тебе очень пригодятся. Судя по тому, как свернулась кровь, и по температуре тела, его убили с полчаса назад или даже больше, а ты только что явился.
— Ты-то откуда это знаешь? У тебя ведь дверь была закрыта.
Билл пожимает плечами.
— Это профессиональное. Конечно, прежде всего я тебе просто верю, ибо чисто теоретически у тебя была возможность проникнуть незамеченным в номер. После твоего ухода я поднялся в телевизионную и вернулся в номер ми нут за двадцать до твоего возвращения.
— Прости, ты можешь излагать короче?
Снисходительно посмотрев на меня, Билл невозмутимо отвечает:
— Не перебивай. Так вот, затем я услышал, как ты пришел. Потом дверь еще раз открылась, и я был уверен, что это ты идешь ко мне. Но вместо этого какой-то человек ушел по коридору к выходу. Я удивился, но мне было лень вставать. А еще через десять минут пришел ты, перемазанный в крови и напутанный, как малолеток в грозу. Тыс этим типом раньше встречался?
— Да, я рассказывал, это он в аэропорту ко мне лез, подставлял под наблюдение. И сегодня навстречу именно он меня вызывал.
Билл плюхается на кровать, едва не пролив пиво, и сообщает:
— Это скверно. Тот, кто его резал, подставит уйму свидетелей того, как вы общались.
— Спасибо, это я и без тебя знаю.
Подумав, Билл вздыхает и со знанием дела добавляет:
— Откровенно говоря, лучше всего было бы дождаться ночи и скинуть этого типа в канал от греха. Нет ничего глупее явки с повинной, это я тебе говорю как бывший полицейский. Эрнесто все равно уже убил и, а полиция тебя замотает. Но это вряд ли у нас выйдет: слишком много народу кругом вертится. Трупы прятать — это вообще страшная маета. Так что вызывай полицию.
— Уже вызвал. Они скоро появятся.
— Плохо только, что у тебя вид хронического алкоголика, да и несет, наверное… Я-то этого не чувствую, потому что и сам хорош. Но важно, дорогой мой, не это. Важно другое.
Привстав на постели, Билл с загадочным видом лезет в задний карман джинсов, но в этот момент домофон у моей двери начинает надрываться пронзительным звонком. И, недослушав своего приятеля, я выскакиваю в коридор.
Во всех странах на место убийства полиция приезжает быстро. Но стремительность голландцев просто поражает. Кажется, я только-только положил трубку, и вот они уже здесь. Но пусть Мария откроет полиции. А я лучше постою у двери в номер. Это будет выглядеть не слишком суетливо и вместе с тем продемонстрирует готовность к сотрудничеству с властями.
Если в этой ситуации меня еще что-то может радовать, так это профессиональное спокойствие прибывшей бригады. Мимо замершей от удивления Марии они стремительно проходят в мой номер, натягивают тонкие резиновые перчатки и начинают оглядывать тело, едва прикасаясь к нему. Никто не сверлит меня мрачным взглядом и не клацает угрожающе наручниками. Хотя сочетание трупа в комнате и мучимого тяжелым похмельем хозяина должно вызвать подозрения у любого здравомыслящего стража закона.
Но инспектор полиции — молодая смуглая женщина в джинсах и пиджаке, судя по всему, мулатка, — внимательно изучает мои документы и вполне нейтрально спрашивает, что произошло.
Пока я, прилипая сухим языком то к губам, то к зубам, излагаю ход событий, она задумчиво постукивает корешком моего паспорта по открытой! ладони. Несмотря на знойную внешность, смотрит мулатка на меня довольно холодно. Затем проявляет отчетливое намерение убрать паспорт в карман пиджака.
В этот момент в разговор вступает пристроившийся у косяка двери Билл. Мне он бросает:
— Сейчас я поговорю с ней как бывший коллега.
Дальше он обращается к инспектору по-испански, так что понять содержание их быстрого обмена репликами я не могу. Билл что-то агрессивно втолковывает, показывая пальцем на мои документы в руках мулатки и довольно сердито качая головой. Понятно, он требует вернуть документы, полагая, что для их изъятия нет достаточных оснований. На самом деле это основание остывает в кресле посреди комнаты, и мне-то оно как раз представляется вполне достаточным. Билл будет бороться за правду до тех пор, пока окончательно меня не утопит.
Доброжелательно улыбаясь инспектору, вполголоса говорю приятелю:
— Билл, ты сейчас достукаешься. Она не только паспорт отнимет, она еще и посадит меня. Заткнись, пожалуйста.
Билл, недовольно покрутив носом, пересиливает себя и сворачивает на нелюбезный его сердцу путь дипломатии. Судя по некоторым словам, он рассказывает о своей карьере в полиции и о том, зачем приехал в Голландию. Теперь дама из полиции смотрит с гораздо большей симпатией, чем раньше, и пару раз даже слегка улыбается. Билл входит в роль, начинает понемногу размахивать руками и, судя по всему, рассказывать анекдоты. Кашлянув, я вынужден напомнить ему о сути происходящего. Жестом успокоив меня, Билл вполне серьезно заключает свой рассказ, показывая поочередно на труп, часы, за свою спину и в конце концов на меня. Во время этого последнего пассажа инспектор неожиданно по-девчоночьи прыскает. Билл хладнокровно поясняет:
— Я сказал ей, что твоего дедушку сгноили в сталинских лагерях за пацифизм, что ты не только человека убить не можешь, а от тараканов шарахаешься. И что мне приходится из твоего номера вечером выгонять всех комаров, чтобы они тебя испугали ночью.
— Спасибо тебе.
— И еще, что ты, скорее всего, пришел уже после того, как этого типа прирезали.
Женщина поворачивается ко мне и уже совершенно серьезно сообщает:
— Я хотела бы побеседовать с вами более подробно.
— Прямо сейчас?
— Нет, зачем же. Вам, наверное, следует перебраться в другой номер. Здесь еще некоторое время будут работать наши эксперты. Да и вряд ли вы захотите жить в этой комнате.
И, поведя носом, она язвительно добавляет:
— Кроме того, вам, по-моему, требуется некоторый отдых. Так что приезжайте после обеда. Здесь недалеко.
Однако оказывается, что свободных номеров в нашей маленькой гостинице нет. После некоторых колебаний соглашаюсь остаться в своей комнате при условии, что там сделают уборку. Сменив рубашку, призываю Марию, которая смотрит на меня, как на вурдалака, и прошу сменить кресло, измазанное кровью. Она испуганно кивает и выскакивает в коридор. Правильно, лучше уйти, пока кое-кто не решил напиться ее крови.
А я тем временем схожу в кафе, попробую что-нибудь съесть. По дороге к выходу захожу в туалет умыться. Одна из двух кабинок в туалете занята, там кто-то, без перерыва чертыхаясь, спускает воду. Поплескав в лицо, опускаю вниз рукоять крана. За спиной в кабинке продолжается возня, слышатся сдавленная ругань, шелест ершика и шум воды. По-моему, кому-то плохо. Но помощь в таких случаях предлагать бестактно, кроме того, мне самому кто бы помог.
